Александр Арсаньев - Третье дело Карозиных
В такой уверенности Катерина Дмитриевна пребывала еще пару часов, до тех пор, пока не вернулся Никита Сергеевич.
– Ну так что? – спросил он с ласковой улыбкой. – Договорились с художником?
– Да, – кивнула Катя. – А что у тебя? Какие новости?
– Боюсь, что никаких, – вздохнув, ответил Карозин и сел в кресло. Разговор происходил в его кабинете. – Катя, объясни мне, пожалуйста, зачем мы этим занимаемся?
– Не знаю, – честно ответила она. – Я и сама теперь понять этого не могу.
Они немного помолчали, глядя друг на друга.
– И все же, что тебе сказал управляющий? – спросила Катенька.
– Да ничего! – воскликнул Никита Сергеевич. – Ничего особенного он мне не сказал! Ничего он не знает, для него для самого все это было полнейшей неожиданностью, ну и все в таком вот духе. Забавный этакий мужичина, видать, из крестьян. Но смекалистый. Да, тебе вот записочка от Натальи. А портрет ее, что и говорить, хорош. Сколько он денег спросил за твой? – Никита Сергеевич достал из кармана розовый конверт и протянул Катеньке.
– Двести рублей всего-то, – ответила она. – И знаешь, Никита, он, конечно, человек весьма странный, но, по-моему, не имеет никакого отношения к этому делу. – Катя не спешила распечатывать конверт. – Что скажешь?
– Он странный, это так, – согласился Карозин. – Но к этому делу, если вот этак подходить, вообще непонятно, имеет ли кто отношение, кроме покойного господина Ковалева.
– Да, – отозвалась Катя со вздохом. – И что теперь делать? У меня как-то пропало желание этим заниматься, – доверительно проговорила она.
– Что же, ты готова согласиться, что я был прав? – не преминул уколоть ее Никита Сергеевич.
– Готова, Никита, – устало улыбнулась супруга. – Только вот теперь, боюсь, отступать уже поздновато. Еще бы Галина Сергеевна была не в курсе…
– Сделаем перерыв? – тут же предложил Карозин. – Завтра начинаются торжества, и мы непременно должны в них участвовать, а саму коронацию должны увидеть. Я вот уже даже договорился с профессором Катцем, из его окон нам как раз будет видно все самым наилучшим образом. Ты согласна?
– Хорошо, – улыбнулась Катенька. – Сделаем перерыв.
Она наконец-то распечатала конверт и нашла там короткую записочку, в которой Наташенька интересовалась, как прошла встреча с «г. С.». Катя поднялась к себе и написала ей довольно длинное и нежное письмо, в котором сообщала, что полностью поддерживает Наташу и «г. С.», на ее взгляд, не имеет ровным счетом никакого отношения к случившемуся. А в конце приписала, что он будет у Карозиных через неделю, в одиннадцать утра. Написав это, Катя подумала, что, возможно, Наташа тоже приедет. Что ж, пусть так.
И только после того, как письмо было отправлено, до Катерины Дмитриевны дошло, что благодаря этой своей приписочке, выглядевшей как приглашение, она и сама стала похожа на ту «замоскворецкую родственницу», в доме которой встречались молодые возлюбленные. Это соображение как-то угнетающе подействовало на нее и Никите Сергеевичу стоило большого труда разговорить жену и отвлечь ее от неприятного ощущения причастности к сводничеству.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Коронация, на которую начали съезжаться сотни тысяч гостей из всех губерний России и из-за границы, открылась торжественным въездом Государя и его семьи в Первопрестольную десятого мая. А на следующий день в десять часов утра из Троицкого дворца выехал блестящий и длинный кортеж Императора, который сопровождали иностранные принцы и великие князья. Впереди ехал эскадрон кавалергардов, возвещавший приближение Императора народу и войскам, стоящим вдоль всего пути следования до Кремля. Сам Александр ехал впереди родственников верхом на прекрасном жеребце и приветливо улыбался на практически несмолкаемые «Ура!»
Профессор Катц, о котором упомянул накануне Никита Сергеевич, квартировал на Воздвиженке, в мансарде одного высокого дома, и из окон его скромной квартиры как раз была замечательнейшим образом видна проезжающая блестящая кавалькада, которую заканчивал длинный поезд золотых карет, везущих принцесс крови и великих княжен, а так же придворных статс-дам. Торжественный поезд остановился у Иверской часовни, где Император и Императрица поклонились Чудотворной Иконе, а после двинулись к Спасским воротам, через которые и въехали в Кремль.
В программе торжеств указывалось, что официальная часть празднования этого дня оканчивается молебствием, который в Кремле отслужит митрополит Московский. Когда процессия въехала в Кремль, Катерина Дмитриевна, наблюдавшая за царским проездом, даже прослезилась от переполнявшего ее чувства гордости и патриотизма, да и все, наверное, кто видел в тот день Императора, чувствовали примерно то же самое. Однако волнение еще не достигло своего апогея, все ждали пятнадцатого числа, на которое и была назначена сама коронация.
Карозин давно уж озаботился тем, чтобы видеть это знаменательнейшее событие, а потому, когда они, сославшись на обещание навести кое-кому визиты, покинули квартиру профессора Катца, шепнул Катеньке, что через два дня они непременно увидят торжественный проход Императора в Успенский собор, где по обычаю и состоится коронация.
– Как это прекрасно все, Никита, – сказала Катя. – Ты согласен, что невозможно не испытывать гордость, видя императорскую семью? А сам Александр!..
– Да, да, согласен, – улыбнулся Никита Сергеевич, которого тоже переполняли патриотические настроения.
Ближайшие два дня были заняты визитами, как это обычно случалось на праздники, и первыми визитерами были Аверины. Катерина Дмитриевна очень обрадовалась тому, что на коронацию приехала из деревни ее сестра Татьяна со своим маленьким сынишкой Николенькой.
Пятнадцатое мая началось салютом в сто один выстрел со стен Кремля, а Карозины и Аверины уже заняли заранее купленные места в Кремле, как раз неподалеку от специально выстроенного помоста, по которому императорская чета должна была пройти в Успенский собор. Волнение переполняло многотысячную толпу, все с минуты на минуту ожидали появления Императора на Красном Крыльце, и вот, отдавая честь традиции, вышли они оба – могучего сложения Александр III и его миниатюрная супруга Мария Федоровна. Оба они троекратно поклонились собравшимся, на что им тут же откликнулось эхо взвившегося и широко пролетевшего «Ура!»
Императорская чета в сопровождении ближайших родственников и первых сановников двора, несущих императорские регалии – скипетр, державу, знамя, меч, щит и императорскую корону – ступила на помост, крытый красным сукном, вдоль которого стояли гренадеры в форме 181 года. Восемь генерал-адъютантов держали над Государем золотисто-красный балдахин, восемь камергеров – точно такой же над Императрицей, чей длинный шлейф, вышитый золотом и отороченный горностаем, несли четыре камер-пажа. Все великие княгини и князья, все придворные сверкали таким обилием драгоценностей, которые буквально слепили глаза своим ярким в солнечном свете блеском.
Зрелище было, что и говорить, такое, что просто дух захватывало и на глаза наворачивались слезы радости и гордости. Казалось, невозможно уже больше и сильнее проникнуться атмосферой торжества, но вот тяжело ударил колокол Ивана Великого, которому тут же завторили все сорок сороков московских храмов в торжественном перезвоне. Многие начали креститься и даже не скрывали свои слезы, то и дело кричали приветствие Императору, а после, когда хор в пятьсот человек, как это было известно из той же программы официальных торжеств, затянул гимн, почти все мужчины поснимали головные уборы и, наверняка, всем присутствующим хотелось в ту минуту, чтобы миг застыл, остановился и не кончался никогда.
Но вот у входа в храм Императора встретили митрополиты и архиепископы и, вслед за самодержцем, в него вошли и прочие сопровождавшие. Напряжение от увиденного и прочувствованного несколько спало, но радостное волнение ничуть не улеглось.
– Хорошо, что Николеньку дома оставили, – прошептала Татьяна. – Он бы, наверное, перепугался до смерти.
– Это так, – улыбнулась ей сестра.
Их мужья о чем-то тихонько переговаривались, и в это самое мгновение, когда Катенька уже начала раздумывать, как бы провести несколько часов ожидания, пока в соборе идет служба, кто-то тихонько тронул ее за плечо. Она удивленно обернулась и увидела за своей спиной какого-то совсем незнакомого ей юношу. Едва только Катя открыла ротик, чтобы поинтересоваться, кто он такой и что ему надобно, юноша ловко сунул ей в ручку небольшой сверток и тут же начал протискиваться в толпе. Катя ничего толком не успела понять, когда к ним с Таней обратился Никита Сергеевич:
– Милые мои, мы, конечно, понимаем, что вам бы хотелось увидать Императора при выходе, но представьте только, что это два, а то и три часа ожидания… И потом, ведь мы их уже видали, так, может, поедем теперь перекусим?
