Джон Рид - Десять дней, которые потрясли весь мир
Союз железнодорожников потребовал отставки министра путей сообщения Ливеровского.
Скобелев от имена ЦИК настаивал, чтобы наказ был представлен Общесоюзнической конференции, и формально протестовал против посылки Терещенко в Париж. Терещенко предложил свою отставку…
Генерал Верховский, не будучи в состоянии провести в жизнь задуманную им реорганизацию армии, только изредка появлялся на заседаниях совета министров…
3 ноября (21 октября) бурцевское «Общее Дело» вышло со следующим воззванием, напечатанным крупным шрифтом:
«Граждане! Спасайте Россию!
Я только что узнал, что вчера в заседании комиссии по обороне в Совете республики военный министр генерал Верховский, один из главных виновников гибели ген. Корнилова, предложил заключить мир с немцами тайно от союзников…
Это измена России!
Терещенко заявил, что предложение генерала Верховского даже и не обсуждалось во Временном правительстве.
Это, - сказал М.И.Терещенко, - какой-то сумасшедший дом.
Члены комиссии от слов генерала Верховского пришли в ужас…
Ген. Алексеев плакал.
Нет! Это не сумасшедший дом! Это хуже всякого сумасшедшего дома! Это - прямая измена России!
За слова Верховского должны немедленно дать нам ответ Керенский, Терещенко и Некрасов.
Граждане, все на ноги.
Россию предают!
Спасайте её!»
Но на самом деле Верховский говорил только то, что необходимо побудить союзников поторопиться с мирными предложениями, потому что русская армия больше воевать не может.
Сенсация в России и за границей была колоссальная. Верховский получил «отпуск по болезни на неопределённый срок» и вышел из правительства. «Общее Дело» было закрыто…
На воскресенье 4 ноября (22 октября) был назначен «День Петроградского Совета» с грандиозными митингами по всему городу. Эти митинги были назначены под предлогом денежных сборов на советские организации и советскую печать; на самом деле они должны были стать демонстрацией силы. Вдруг появилось сообщение, что казаки назначили на тот же день крёстный ход в честь чудотворной иконы, спасшей Москву от Наполеона в 1812 г. Атмосфера была насыщена электричеством; малейшая искра могла зажечь пожар гражданской войны. Петроградский Совет выпустил следующее воззвание под заголовком «Братья казаки!»:
«…Вас, казаки, хотят восстановить против нас, рабочих и солдат. Эту каинову работу совершают наши общие враги: насильники-дворяне, банкиры, помещики, старые чиновники, бывшие слуги царские… Нас ненавидят все ростовщики, богачи, князья, дворяне, генералы и в их числе ваши, казачьи, генералы. Они готовы в любой час уничтожить Петроградский Совет, задушить революцию…
22 октября устраивается кем-то казачий крестный ход. Дело свободной совести каждого казака участвовать или не участвовать в крестном ходе. Мы в это дело не вмешиваемся и никаких препятствий никому не чиним…»
Крестный ход был спешно отменён…
В казармах и рабочих кварталах большевики проповедовали свой лозунг «Вся власть Советам!», а агенты тёмных сил подстрекали народ резать евреев, лавочников и социалистических вождей…
С одной стороны, погромные статьи монархической печати, с другой стороны, громовой голос Ленина: «Восстание!… Больше ждать нельзя!»
Даже буржуазная печать заволновалась. [3.2] «Биржевые Ведомости» называли большевистскую пропаганду покушением на «основные устои общества, на неприкосновенность личности и уважение к частной собственности».
Но больше всех источали ненависть «умеренно»-социалистические газеты. [3.3] «Большевики - это самые опасные враги революции», - заявляло «Дело Народа». Меньшевистский «День» говорил: «Правительство обязано защищаться и защищать нас». Плехановская газета «Единство» [3.4] обращала внимание правительства на то обстоятельство, что петроградские рабочие уже вооружились, и требовала решительных мер против большевиков.
А правительство с каждым днём становилось всё беспомощней. Даже городское самоуправление разваливалось. Газетные столбцы пестрели сообщениями о самых дерзких грабежах и убийствах, а преступники оставались безнаказанными…
Но, с другой стороны, вооружённые рабочие патрули по ночам уже охраняли улицы, разгоняя мародёров и реквизируя оружие, какое только попадало им в руки.
1 ноября (19 октября) главнокомандующий Петроградским военным округом полковник Полковников издал следующий приказ:
«Несмотря на тяжкие дни, переживаемые страной, в Петрограде продолжаются безответственные призывы к вооружённым выступлениям и погромам и вместе с тем с каждым днём усиливаются грабежи и бесчинства.
Такое положение дезорганизует жизнь граждан и мешает планомерной работе правительственных и общественных органов.
В сознании ответственности и долга перед родиной приказываю:
1. каждой воинской части согласно особым распоряжениям в пределах района своего расположения оказывать всемерное содействие органам городового самоуправления, комиссарам и милиции в охране государственных и общественных учреждений;
2. совместно с районным комендантом и представителем городской милиции организовать патрули и принять меры к задержанию преступных элементов и дезертиров;
3. всех лиц, являющихся в казармы и призывающих к вооружённому выступлению и погромам, арестовывать и отправлять в распоряжение 2-го коменданта города;
4. уличных манифестаций, митингов и процессий не допускать;
5. вооружённые выступления и погромы немедленно пресекать всеми имеющимися в распоряжении вооружёнными силами;
6. оказывать содействие комиссарам в недопущении самочинных обысков, арестов;
7. обо всём происходящем в районе расположения частей немедленно доносить в штаб округа.
Комитеты частей и все войсковые организации призываю оказывать содействие командирам при выполнении ими возложенных на них задач».
В Совете республики Керенский заявил, что Временное правительство вполне осведомлено о большевистской пропаганде и что оно достаточно сильно, чтобы справиться с любой демонстрацией. [3.5] Он обвинял «Новую Русь» и «Рабочий Путь» в одних и тех же преступных деяниях. «Но абсолютная свобода печати, - продолжал он, - не даёт правительству возможности принять меры против печатной лжи…» [34] Заявляя, что большевизм и монархизм - только различные проявления одной и той же пропаганды в интересах контрреволюции, столь желанной для тёмных сил, он продолжал:
«Я человек обречённый, мне всё равно, что со мной будет, и я имею смелость заявить, что всё загадочное в событиях объясняется невероятной провокацией, созданной в городе большевиками».
Ко 2 ноября (20 октября) на съезд Советов приехало всего пятнадцать делегатов. На следующий день их было уже сто человек, а ещё через сутки - сто семьдесят пять, из них сто три большевика… Для кворума нужно было четыреста человек, а до съезда оставалось всего три дня…
Я проводил почти всё время в Смольном. Попасть туда было уже нелегко. У внешних ворот стояла двойная цепь часовых, а перед главным входом тянулась длинная очередь людей, ждавших пропуска. В Смольный пускали по четыре человека сразу, предварительно установив личности каждого и узнав, по какому делу он пришёл. Выдавались пропуска, но их система менялась по нескольку раз в день, потому что шпионы постоянно ухитрялись пробираться в здание…
Вход в Смольный. У входа охрана из солдат и красногвардейцев
(Гл. III, стр. 61-62)
Однажды, придя в Смольный, я увидел впереди себя у внешних ворот Троцкого с женой. Их задержал часовой. Троцкий рылся по всем карманам, но никак не мог найти пропуска.
«Неважно, - сказал он, наконец, - вы меня знаете. Моя фамилия Троцкий».
«Где пропуск? - упрямо отвечал солдат. - Прохода нет, никаких я фамилий не знаю».
«Да я председатель Петроградского Совета».
«Ну, - отвечал солдат, - уж если вы такое важное лицо, так должна же у вас быть хотя бы маленькая бумажка».
Троцкий был очень терпелив. «Пропустите меня к коменданту», - говорил он. Солдат колебался и ворчал о том, что нечего беспокоить коменданта ради всякого приходящего. Но, наконец, он кивком головы подозвал разводящего. Троцкий изложил ему своё дело. «Моя фамилия Троцкий», - повторял он.
«Троцкий… - разводящий почесал в затылке. - Слышал я где-то это имя… - медленно проговорил он. - Ну, ладно, проходите, товарищ».
Красногвардейцы проверяют пропуска у Смольного
(Гл. III, стр. 61-62)
В коридоре мне попался Карахан, член большевистского ЦК. [35] Он рассказал мне, каково будет новое правительство:
