Рита Мональди - Secretum
Когда умер король Филипп IV, Карл II был еще ребенком, поэтому правление перешло к его матери, Марианне Австрийской. Будучи не в состоянии управлять судьбой государства, вдова Филиппа IV назначает главой правительства одного иезуита, отца Нидгарда – своего духовного наставника. Но очень скоро в результате преступного заговора, организованного Бастардом, его отстраняют от дел. Через несколько лет его место занимает Валенцуела, бессовестный аферист, который произвел уже подросшего короля Карла в испанские гранды – как знак извинения за инцидент на охоте (во время охоты он ударил его по ягодице). Но Бастард устраивает еще один заговор, выгоняет королеву и даже арестовывает Валенцуелу. Его жену тоже арестовывают, запирают и насилуют; она заканчивает жизнь нищей и сумасшедшей. Затем умирает и Бастард, мать короля возвращается и назначает нового премьер-министра – графа Мединачели.
Мединачели работает целыми днями, делает вид, что старается, но на самом деле не справляется с делом. Он подает в отставку. Проходит три года, пока ему находят замену. В конце концов бразды правления берет в свои руки граф Оропеза. Он очень слаб здоровьем, страдает постоянными приступами рожи, фактически больше времени проводит в постели, чем на ногах. Через три года он падет в результате заговора и получит скромный выговор от королевы. Король Карл назначает новый кабинет без премьер-министра, который начинают называть «правительством лгунов». Потом в попытке наладить управление страной создается квадрумвират – из трех вельмож и одного кардинала. Они не могут сделать ничего толкового – правительство снова меняется, на первый план выходит герцог Монтальский, но он тоже вскоре уходит в отставку. Поэтому король вызывает Оропезу, к которому он относился с особой симпатией. Но вспыхивает народное восстание, и королю приходится бежать: когда восставшие уже стояли у ворот дворца, ему чудом удалось скрыться с женой и детьми, переодевшись монахом.
Финансы государства были в таком катастрофическом, и запутанном состоянии, что ни один чиновник не смог в них разобраться. Чиновники заботились лишь о том, чтобы налоги были достаточно высокими, чтобы можно было вести расчеты, при этом они задерживали выручку или же брали взятки. Королевская казна также была в бедственном положении, так что даже персонал дворца Альказар не получая жалованья. Для того чтобы заплатить актерам, приглашенным на празднование дня рождения короля, пришлось на три недели увеличить налоги на мясо и масло.
Французы вторглись в Каталонию, испанское войско было разбито на реке Тер, Паламос и Жерона были захвачены.
Испанский король, который боялся действий правительства как черт ладана, проводит дни в своем саду в Буэн Ретиро, где выращивает в корзинах землянику.
На улицах растет армия бедняков, попрошаек, мелких воришек и дезертиров. Народ поставлен на колени. За все продукты питания приходится расплачиваться золотом. Кражи, убийства, грабежи становятся повседневным явлением. Налоги на выпечку повышаются, пекари бастуют. Мадрид, который и так голоден, остается без хлеба. Чтобы добыть немного хлеба, английскому послу пришлось отправить своего слугу под охраной вооруженного до зубов отряда. Если ты пекарь, то можешь каждый день ожидать, что тебя ограбят или убьют.
В ответ голодающий народ получает очередную новость о том, что королева беременна и Испания получит наследника престола. Но никто уже не верит во вранье королевского двора.
Самым черным днем стало 28 апреля 1699 года, когда разъяренная толпа перед Альказаром подошла к окнам короля. Королю лично пришлось выйти на балкон, и каким-то чудом ему удалось успокоить восставших. Во дворе запахло приближающейся катастрофой.
Король, парализованный страхом, готов делать все, что ему скажут. Но никто не хочет или не может дать ему совет. Лагери, на которые раскололись придворные, напоминают осиные гнезда, где все, даже хорошие друзья, ожидают, когда падет противник. Франция и Австрия тайно разжигают пламя раздора, подогревая его завистью и тщеславием».
Я прервал чтение: мне показалось, что в коридоре послышались звуки приближающихся шагов. Я быстро положил все на свои места и подскочил к двери, чтобы незаметно выскочить из нее. Но было. Уже слишком поздно: Атто Мелани вернулся. Хорошо, по крайней мере, что он был один.
Вознеся короткую молитву Господу, чтобы секретарь не явился слишком рано, я перебежал в комнату Бюва и оттуда наблюдал за Мелани через приоткрытую дверь. Сначала аббат снял с себя тяжелый серовато-желтый парик, отчего небольшая прохлада, в которой он сможет провести эти часы, вызвала у него довольную улыбку. Он надел парик на специальную болванку, которую поставил на ночной столик рядом с кроватью. Затем, постанывая усталости, быстро разделся. Сегодня выдался очень напряженный день, он вытянул из аббата все силы. Атто вернулся в свои покои, не дожидаясь окончания ужина, и теперь даже не позвал камердинера, чтобы тот стянул с него сапоги.
Прячась в маленькой комнатушке секретаря, я невольно наблюдал за Атто. Когда он разделся, к моему искреннему удивлению, обнажилось тело, которое, хоть и было довольно-таки старым, находилось в прекрасной форме.
Его кожа была дряблой и во многих местах покрыта паутиной морщин, но плечи были красивыми, ноги тонкими и стройными, и выглядело его тело лет на двадцать моложе. Ни в одном месте ниже пояса не было беловатых пятен, которые неизбежно появляются с возрастом. Я подумал о том, что, будь иначе, аббат Мелани ни за что не выдержал бы напряжения такого насыщенного событиями дня.
«Аббат опасается того, что умрет в забытьи. Но если он будет продолжать в том же духе, то проживет довольно долго. И у него еще есть время, для того чтобы войти в историю», – подумал я и тайком посмеялся.
Атто потушил свет и лег в кровать, освещаемый только лунным светом. Он даже не стер с лица свинцовых белил, фальшивых мушек и малиновых румян. Совсем скоро я услышал его громкий храп.
Я уже собрался уйти, когда вспомнил, что так и не нашел самого важного: двух последних писем Атто и Марии. Наверняка аббат носил их с собой. И у меня сейчас появилась возможность поискать их.
Я прощупал его одежду сверху до низу, заканчивая каблуками обуви, но ничего не нашел. Но благодаря многочисленным наставлениям Мелани и приобретенному опыту, я знал теперь гораздо больше. И получилось так, что, когда я внимательно осматривал комнату, мне бросилась в глаза одна деталь. Атто поставил болванку со своим необычным париком не там, где я ожидал, – на туалетный столик, а на свой ночной столик, то есть на место, которое было ближе всего к его кровати. Словно ему нужно было сторожить его даже во время сна…
Чтобы не издать ни малейшего шума, я приложил максимум усилий, от которых порядком вспотел, но наконец мне улыбнулась удача: письма были спрятаны в невероятном тайнике – в парике, внутри тугой сетки, к которой крепились пучки искусственных волос. Тщательность выбора тайника не оставляла сомнений: аббат очень боялся, чтобы их не украли. Разумеется, кто бы не боялся этого после тех ужасных приключений, которые произошли у нас с черретанами? Такая предосторожность могла свидетельствовать о том, что эти письма были более интересными и, наверное, более опасными, чем предыдущие.
К моему удивлению, там оказалось не два письма, а целых пять. Медленно, словно улитка, обходя скрипящие доски, я отошел от кровати, на которой лежал аббат Мелани.
Мне показалось, что три письма были очень старыми. Не сдержав любопытства, я открыл одно из них. Это была завершающая часть письма, написанного на испанском языке очень слабой рукой. Насколько же велико было мое удивление, когда я прочитал подпись:
«Yo el Rey».Это было письмо короля Испании, бедного Карла II, датированное 1685 годом, то есть когда королю было чуть больше пятнадцати лет. Несмотря на то что итальянский и испанский очень похожи, для меня оказалось непосильной задачей расшифровать хоть что-нибудь из написанного этим дрожащим, мучительным почерком, принадлежащим суверену. Я разгладил два других листа, чтобы найти начало или хотя бы выяснить, кому письмо адресовано. Но я с удивлением обнаружил, что и эти листы были лишь окончанием писем, написанных много лет назад. И эти два тоже были подписаны королем Испании, но их содержание для меня осталось загадкой.
Что означали эти испорченные страницы? И почему, ради всего святого, они находились у аббата Мелани? Они должны быть необычайно ценными, раз аббат хранил их в своем парике.
Но у меня оставалось слишком мало времени для размышлений. Гораздо важнее было другое; пролистать оба письма Марии и вернуть их на свое место, до того как вернется Бюва.
Но, не успев прочитать и первой строчки, я сразу же вздрогнул.
