Александр Овчаренко - Криминальный пасьянс
— Руки должны покоиться ладонями вверх, — назидательно произнёс махатма. — Своё лицо подставь солнечным лучам и мысленно пошли солнцу слова благодарности.
Саид принял правильную позу и, задрав подбородок, стал впитывать кожей солнечные лучи.
— Что ты сейчас чувствуешь, о мой новый ученик?
— Ничего, учитель! Честно говоря, у меня в голове нет ни одной мысли, я просто тупо сижу и греюсь в солнечных лучах.
— Это хорошо! — улыбнулся монах. — В такие минуты в твоём сердце не должно быть ни злобы, ни зависти, ни суетных желаний, иначе все твои усилия не стоят даже шелеста тростника.
— У русских есть такое выражение — «мартышкин труд», — рассмеялся юноша и, видя на лице учителя удивление, добавил: — так говорят, когда хотят подчеркнуть бесполезность затраченных усилий. В Европе предпочитают выражение — «Сизифов труд».
— Ты русский?
— Я родился в России и прожил там пятнадцать лет, после чего перебрался в Англию.
— Забудь об этом! Ты теперь стоишь над социальными сословиями и национальными предрассудками. Ты можешь мыслить и общаться на любом языке, но при этом должен помнить, что ты готовишься стать Посвящённым, а Посвящённый не имеет ни родины, ни национальности, ни душевных привязанностей. Управлять ходом Истории можно имея трезвый рассудок и холодное сердце — эмоции в таком деле недопустимы! Что ты сейчас чувствуешь?
— Сквозит тут у вас! — честно признался Саид и зябко поёжился.
— Твоя первая ошибка, ученик, что ты не избавился от суетных мыслей. Тебя не должны отвлекать от процесса самосозерцания ни жара, ни холод, ни обжигающий ветер пустыни. Твоё тело должно быть готово к любым испытаниям. Со временем ты научишься отключать ненужные в данный момент чувства и ощущения, и даже замедлять работу сердца, а пока постарайся сосредоточиться на первичных ощущениях: закрой глаза, предоставь тело и душу солнечным лучам. Запомни, мой ученик! Утро — самое благодатное время суток, когда можно впитывать в себя чистую энергию! Где бы ты ни был, не пропускай ни одного восхода. Помни! После ночного мрака всегда наступает рассвет. Солнце есть всегда, даже когда ты его не видишь.
После этих слов махатма гуру надолго умолк.
Саид, подражая учителю, подставил лицо солнечным лучам и стал прислушиваться к внутренним ощущениям. То ли сказалось длительное голодание, то ли солнце напекло ему голову, но через несколько минут он испытал странное ощущение. Ему стало казаться, что он видит себя как бы изнутри. Позже гуру с неизменной улыбкой пояснил ему, что у него просто включилось «внутреннее зрение», но в тот момент было не до улыбок. Саид видел свои органы, но не такими, какими они есть на самом деле, а схематично, в виде эллипсов и окружностей разных размеров. Причём он отлично знал, что обозначает каждый элемент этой схемы под названием «Организм человека». Вот в самом центре пульсирует голубоватым светом продолговатый эллипс — это мозг. С левой стороны маленький участок мозга пульсирует тревожным красным бликом.
— Это последствие контузии, — услышал он внутренний голос и, подчиняясь каким-то неведомым силам, мысленно касается повреждённого участка и стирает красноватый блик. Через мгновение весь эллипс пульсирует здоровым голубым светом. Чуть ниже мозга расположен вертикальный эллипс. Саид знает, что это пищевод и желудок, и что желтовато-красный свет, которым он пульсирует, означает нарушение функций вследствие длительного голодания. Он мысленно начинает разминать желудок и вот уже весь эллипс светится бодрым янтарным светом.
— Больше не будет приступов тошноты, и ты сможешь нормально питаться, — говорит внутренний голос, и Саид явственно чувствует, как в области желудка исчезло доставляющее дискомфорт чувство тяжести.
Сколько времени он бродил по своему организму, Саид не знал: он раздробил в печени маленький камень, по-новому срастил разорванное под коленкой в детстве сухожилие, убрал кариес, и хотел заглянуть в маленький зелёный кружок — аппендицит, но путешествие неожиданно прервалось.
Очнулся Саид оттого, что его тряс за плечи его обеспокоенный наставник.
— Ты слишком глубоко погрузился для первого раза, — взволнованно произнёс монах. — Как правило, новичкам это не под силу. Твоя задача была всего лишь ускорить восстановление сил после процедуры очищения, но, судя по твоему бессвязному бормотанию, ты с первого раза смог достичь уровня, который по силам только тренированным послушникам, которые прошли начальный курс обучения.
— И что из этого следует? — уточнил Саид, который находился в своём внутреннем мире и мало что понял из монолога своего наставника.
— Это означает, что в тебе есть божья искра, а значит, я не ошибся, когда выбирал тебя в ученики! Ответь мне, мой ученик, что делал ты после того, как смог переключить свои силы на «внутреннее зрение»?
— Я лечил себя. Бродил по всему организму, слушал внутренний голос и лечил себя.
— Ты слышал голос?
— Да учитель. Я слышал голос так же хорошо и отчётливо, как слышу тебя!
Гуру осторожно коснулся пальцами лба послушника.
— Такие люди, как ты, редко приходят в этот мир. Судя по всему, в тебе дремлет могучая сила, но ты пока ещё не вправе пользоваться ею. С этого момента повинуйся мне беспрекословно, иначе навредишь самому себе и близким тебе людям! Кто твой отец?
— Я не знал его, о учитель?
— А кто отец твоего отца?
Этот вопрос остался без ответа.
— Значит, ты не знаешь, от кого к тебе перешёл этот божественный дар! — грустно произнёс гуру и с сожалением покачал головой.
— Не знаю, учитель! — с не меньшим сожалением произнёс Саид.
— Порой проклятье принимают за божественный дар, — вздохнул монах.
— Иногда бывает и наоборот, но в любом случае за всё приходится платить. Я не знаю, какую цену назначит Высший Разум за твои способности, но думаю, что высокую. Не надо быть прорицателем, чтобы понять, что твоё появление в монастыре угодно всемогущему Будде.
«Вот уж никогда бы не подумал, что всемогущий Будда работает на Швейка!» — подумал Саид, но вслух ничего не произнёс. В монастыре, как и в разведке, многословие не приветствовалось.
Глава 7
— Чалый накрылся! — повторил Жбан, и его взгляд растеряно перескакивал с Клеща на Клима и обратно.
— Где? — сквозь зубы процедил Клим.
— Кажется, в заливе. Точно не знаю, сейчас в новостях по «ящику» брехали!
Чалый был неисправимым жизнелюбом. Возможно, это было прямым следствием его криминальной деятельности, которая, как известно, пользы здоровью не приносит, да и саму жизнь часто укорачивает.
В тот день Чалый собрался порыбачить на новой яхте в заливе. Повод для этого был самый что ни на есть подходящий — неожиданно, без предупреждений, из Владика к Чалому прилетел Грош. Грош был доверенным человеком Пасты, можно сказать, преемником, поэтому был вхож к самому Макару — «положенцу» по всему Дальневосточному краю. По неписаным правилам Грош должен был в первую очередь побывать у Клима и все вопросы «перетереть» [9]сначала с ним, но Грош почему-то напрямую явился к Чалому. Чалый расценил это, как знак недоверия «смотрящему» на острове, и как аванс в вопросе повышения своего статуса, поэтому принял гостя очень радушно.
Вечером Чалый закатил в ресторане такой роскошный банкет, что Грош, который вёл очень скрытный образ жизни и не позволял себе никаких излишеств (он даже одевался, как бухгалтер «Заготпотребсоюза»), только диву давался.
Утром Чалый лично выгнал из обставленной в стиле ампир спальни подложенную в постель накануне вечером гостю шлюху, которая была знаменита тем, что могла «раскочегарить» даже стопроцентного импотента, и потащил не до конца протрезвевшего гостя снова за стол.
После плотного завтрака, который сопровождался обильным возлиянием спиртного, Чалый усадил пьяного Гроша в «Лендровер» и повёз в порт, где «под парами» ждала красавица-яхта.
— Ты эту рыбалку не забудешь никогда! Отвечаю! — по-свойски похлопывал гостя по костлявому плечу радушный хозяин.
Гость болезненно морщился и на всё происходящее таращился непонимающим окосевшим взглядом.
После того, как на камбуз загрузили дюжину картонных ящиков с пивом и несколько ящиков с деликатесами на закуску, яхта, издав пронзительный прощальный гудок, величественно отчалила от заплёванного пирса и через минуту скрылась в утреннем тумане.
Не успел Чалый вместе с гостем выпить по бутылочке холодного пива «Хольстен», как из утреннего тумана наперерез его белоснежной яхте выплыла замызганная фелюга, на борту которой красовалась надпись «Трапезунд». На носу «Трапезунда» стояли два рыбака, которые, несмотря на угрозу столкновения, никакой тревоги не проявляли.
