Кэролайн Роу - Припарка для целителя
— Правда? — сказал Беренгер. — Ты не считаешь угрозы против меня, его величества и некоторых его чиновников существенными?
— Да, они существенны, ваше преосвященство, — упрямо ответил Бернат. — Но можно ли представить, что они будут выполняться? Нет.
Беренгер засмеялся.
— Бернат так давно не слышал моего смеха, — сказал он, — что думает, я разучился смеяться. Но если говорить серьезно, мой добрый отец Бернат, я склонен согласиться с тобой, однако думаю, что скрывать это не нужно. Если угрозы реальные и с ними можно столкнуться, оставлять их без внимания нельзя.
— Тот человек бредил, ваше преосвященство, — сказал Бернат. — Его слова были едва понятны.
— Вот почему я послал за сеньором Исааком. Он тоже слышал эти слова. Исаак, здесь у меня донесение сержанта о том случае. Когда я начал читать его, Бернат, то решил, что врач может помочь нам, если ему позволить добавить свое знание к тому, что написал сержант.
— Возможно, — сказал секретарь тоном человека, терпение которого мучительно испытывают.
— Прежде всего, — заговорил Беренгер, — наш добрый сержант Доминго утверждает, что описал умершего в Круильесе человека владельцу таверны в Паламосе, и тот сразу же узнал в нем одного из двух людей, остановившихся у него на ночь. Наш покойник, очевидно, назвался Хуаном.
— Да, — сказал Исаак. — Когда я только вошел в ту комнату, он сказал мне, что его зовут Хуан Кристиа. Когда я спросил, не конверсо ли он, раз у него такое имя, он разозлился. Не знаю, почему. Это имя нечасто дается рожденным в вашей вере, ваше преосвященство. Что еще разузнал добрый сержант?
— Пусть Бернат прочтет нам остальное, — сказал епископ.
— Я прочел весь этот документ дважды, — сказал Бернат. — Думаю, будет проще, если расскажу вам, что в нем. Когда умерший уезжал из Паламоса, у него было твердое намерение вернуться. Он оставил какие-то свои вещи у хозяина таверны. В тот же день попозже их забрал его друг.
— Если наш Хуан Кристиа был прав в своих догадках, — сказал Исаак, — его друг к тому времени знал, что он уже не вернется.
— Это кажется правдоподобным, — сказал Бернат. — Кроме того, сержант узнал от хозяина, что юный друг похитил значительную сумму золотом из кошелька покойного. И что одежда умершего была пропитана морской водой. Я спросил слуг, которые ухаживали за Хуаном Кристиа, они сказали, что его камзол был жестким и обесцвеченным, словно от соли.
— Он говорил, что его бросили в море, — сказал Исаак.
— Тогда понятно, — сказал Бернат. — Я недоумевал по этому поводу. Сержант еще узнал, что хотя все точно описывали покойного, никто как будто не обращал внимания на его товарища, кроме хозяина таверны, который сказал, что он похож на ангела, и родственника гончара, тот сказал, что у него светлые волосы — цвета соломы или рыжеватые.
— На ангела! — сказал Беренгер. — А как искать его по этому признаку? В той местности полно ребят, которых кто-то сочтет «похожими на ангела». Да и кто знает, как выглядит ангел? Если это единственное описание, мы ничего не знаем о нем. Однако меня больше заботят слова покойного, которые сообщил сеньор Исаак и записал твой писец, Бернат.
— Можно, чтобы их зачитали вслух, ваше преосвященство? — спросил Исаак. — Я хочу освежить свою память относительно точных слов его последних речей.
— Конечно, — ответил Беренгер и кивнул писцу, тот стал читать свои записи ясным, скучным, бесцветным голосом.
— Спасибо, — сказал Исаак. — Это было очень полезно.
— Полезно? — переспросил Беренгер. — В каком смысле?
— Я был не уверен в некоторых подробностях и теперь имею гораздо более ясное представление о том, что он говорил.
— Я нет, — сказал епископ. — Скажите, сеньор Исаак, какой смысл вы извлекли из его слов?
— Думаю, — ответил Исаак, — что он то и дело переходил от правды к невинно звучавшему вымыслу, который приготовил для данного случая.
— Что представляет собой невинно звучащий вымысел?
— Что он отправился в Барселону на честном торговом судне. Судно попало в шторм, и когда казалось, что оно пойдет ко дну, добросердечные моряки, не заботясь о собственных жизнях, усадили его в шлюпку, чтобы он мог спастись.
— Это казалось правдой, — сказал Бернат.
— Нет, — ответил Исаак, — потому что он время от времени страдал от жутких приступов боли, вызванных адом, который ему дали. При этом всякий раз путался и говорил необузданно, но, полагаю, правдиво. Во время этих приступов он сказал, что находился на судне, капитану которого хорошо заплатил за проезд его повелитель, но вместо того, чтобы высадить на берег, как было условлено, его выбросили за борт.
— Поступок бессовестных людей, сеньор Исаак, — осуждающе сказал Бернат.
— Пиратов, — сказал епископ.
— Я так думаю, ваше преосвященство, — сказал Исаак. — Кроме того, подозреваю, что ангельского вида парень и его ученик, которого он научил всему, что знал, одно и то же лицо.
— Что это был за человек, которому мы пытались помочь? — спросил Беренгер.
— Знаток ядов, ваше преосвященство, — ответил Исаак. — Он точно знал, каким ядом его отравили, и сказал, чтобы я составил смесь трав и других ингредиентов, которая могла помочь ему, если б он принял ее значительно раньше. Подозреваю, он был этим и полезен своему повелителю, кем бы тот ни был.
— Д’Арбореа? — спросил Беренгар. — Ты ведь говорил мне, Бернат, что он упоминал судью? А его величество все еще на Сардинии.
— Мы не знаем, состоял ли он на службе у судьи, — заговорил Бернат. — Он говорил о судье с крайним презрением, но не как о своем повелителе. Однако, поскольку наша епархия располагает его собственностью, в том числе золотыми деньгами, я позволил себе вольность — поскольку ваше преосвященство были больны — послать семейству Д’Арбореа запрос, не знают ли они каких-то родственников этого человека. Ответа пока не пришло.
— Правильно сделал, Бернат. Но я должен тщательно подумать, что еще нужно сделать, — сказал епископ. — Необдуманное обвинение могущественного аристократа может принести его величеству больше вреда, чем пользы.
— У меня создалось впечатление, — сказал врач, — что он состоял на службе у кого-то из семейства Д’Арбореа и был уволен, наверняка по серьезной причине.
— Ясно одно, — сказал Беренгер. — Он был одним из двух обычных негодяев, и если этот «ангельского вида» парень, Рафаэль, Рауль или Рамир, объявится, то будет схвачен. Хотя, как узнать его, не представляю.
— Парни с именами, похожими на «Рафаэль», встречаются почти так же часто, как ребята ангельского вида, — недовольно заметил Бернат.
Когда Исаак с Юсуфом вернулись, обед дожидался их уже почти целый час. К тому времени, когда они вышли из дома второго пациента, ветреная, неустойчивая погода сменилась сильным ливнем с ураганом. Ветер швырял дождевые струи почти прямо в лица: вода ударялась о мостовую с такой силой, что высоко разбрызгивалась, попадая на голенища сапог и полы камзолов и плащей. Когда они достигли крепкого каменного дома Исаака с топящимися каминами, оба промокли насквозь и дрожали от холода.
— Что вы делали там по такому дождю? — спросила Юдифь, вставая из-за стола, за которым собралась вся семья в ожидании их возвращения.
— Там просто мелкий дождичек, дорогая моя, — ответил ее муж. — Мы будем превосходно себя чувствовать, как только найдем сухую одежду.
— Пошли со мной, — сказала Юдифь, — я высушу тебя и найду что-нибудь теплое, во что одеться.
Исаак последовал за ней с подозрительной кротостью. Жена привела его в гостиную и поставила у огня.
— Стой тут, — сказала Юдифь и быстро, как только могла, пошла в спальню. Открыла большой шкаф и достала с полок большую кипу одежды. Тут же вернулась и положила одежду на кирпичи вокруг трубы, чтобы она согрелась. Потом быстро развязала шнурки, державшие запахнутыми капюшон и плащ Исаака, расстегнула его камзол и рубашку. Каждый предмет одежды от капюшона до чулок и сапог отправился в мокрую кучу на полу возле камина.
— Ты дрожишь от холода, — сердито сказала Юдифь.
Кухарка Наоми быстро вошла с большим льняным полотенцем, теплым от кухонного огня, и проворно вытерла его, как в то время, когда она была няней, а он ребенком.
Юдифь взяла рубашку, теплую от соприкосновения с кирпичами, и надела на него через голову.
— Безумие ходить по улицам в такую погоду, — сказала она, взяла теплые чулки у Наоми и неловко опустилась на колени, чтобы надеть их на него. — Нужно было вернуться домой, как только начался дождь. Как быть мне и младенцу, если ты заболеешь и умрешь? — добавила она, надевая на него второй чулок.
Наоми надела на него теплый камзол, пока Юдифь с трудом поднималась на ноги.
— Сеньора, я принесу его меховые шлепанцы, — сказала кухарка. — Я грела их у огня с тех пор, как только услышала, что пошел дождь.
