Кэролайн Роу - Припарка для целителя
Женщина подхватила ребенка и повернулась к своему домику.
— Откуда он шел? — спросил сержант. — От монастыря или от города?
— От города, конечно, — быстро ответила она. — Будто монахи дадут ему столько вина, чтобы он так набрался.
— Спасибо, добрая женщина, — сказал сержант. — А где все остальные? — спросил он, оглядывая пустую деревню.
— В поле, где же еще, — ответила она, хлопнув себя по выпирающему животу. — Не могу нагнуться из-за этого, вот и остаюсь дома в эти последние дни.
Сержант и юный стражник поехали к городу Ла Бисбаль, по пути встретили еще двух людей; никто из них не видел на дороге незнакомца.
— Дороги были скверными из-за грязи, — сказал один. — До сегодняшнего дня ни пройти ни проехать.
Когда они подъехали к скромной гончарной мастерской Баптисты у дороги в Ла Бисбаль, сержант натянул поводья и спешился.
— Баптиста постоянно там, — сказал он охраннику. — Может, он заметил, с какой стороны шел наш человек к этому скрещению дорог.
— Незнакомец? — спросил гончар. — Какой незнакомец? Здесь никто не проходил, разве что вы имеете в виду того доброго человека, что вернул мне осла.
— Не знаю, — небрежно сказал Доминго. — Когда это было?
— Утром, на второй или третий день после дождя. Бедный осел был весь в грязи. Я был рад увидеть его снова. Этот человек заплатил мне за пользование ослом, хотя по совести мой родственник должен был заплатить ему за то, что он вернул мне осла. Очень прижимистый человек этот мой родственник.
— Этот незнакомец рассказывал что-нибудь о себе?
— Нет. Я спросил, не хочет ли он перекусить, прежде чем продолжать путь, но он сказал, что у него срочное сообщение для епископа, и ушел.
— Пешком?
Баптиста кивнул.
— Откуда он приехал, раз одолжил вашего осла? — спросил сержант, уходя.
— Из Паламоса.
И, узнав имя и род занятий этого родственника, сержант со стражником вернулись в замок, чтобы доложить о результатах и утром ехать в Паламос.
Епископ провел вторую половину дня в апатии. Беспокойно дремал, временами просыпался. Всякий раз, когда открывал глаза, Юсуф, потом сменившая его Ракель поили Беренгера — водой, бульоном, тем, чего ему хотелось. Глотание все еще причиняло ему сильную боль, и после первых глотка-другого он сопротивлялся. Но жар как будто уменьшился на этот третий день, и Исаак не так мрачно воспринимал вид пациента.
— Больших перемен через день или даже два я не ожидаю, — сказал он Бернату, — но хуже ему не становится, и это хорошо.
— Значит, опасность миновала? — спросил Бернат.
— Никоим образом, — ответил Исаак. — Уверяю, вы поймете, когда он будет вне опасности. Нам предстоит еще одна нелегкая ночь.
В тот вечер они разделили бремя дежурства, сменяясь по звону колоколов. Первым дежурил Юсуф, с вечерни до заутрени, с одним из слуг, потому что Беренгер как будто погрузился в более крепкий сон. Мальчик получил строгие указания будить его преосвященство и поить, по крайней мере, дважды во время своего дежурства, посылать за кем-нибудь, если будут какие-то перемены. Ракель с Лией дежурили с заутрени до часов перед обедней, но Исаак и Хорди сидели с ним в самое опасное время ночи, когда убывают жизненные силы и умирает надежда.
— Кажется, никаких перемен не произошло, — сказала, оставляя их, Ракель с таким чувством, что она повторяет это снова и снова.
— Не унывай, дорогая моя, — сказал Исаак. — Ты все делала правильно.
Но когда из-за ставней пробился первый свет и упал на пол, Беренгер проснулся.
— Вы до сих пор здесь, мой друг? — сказал он. — Если еще задержитесь, жена приедет за вами.
— Ваше преосвященство, можете сказать, где мы находимся? — спросил Исаак.
— Мне снилось, будто кто-то сказал, что мы в Круильесе, но это не может быть правдой.
— Мы в Круильесе, ваше преосвященство.
— Пить хочется, — сказал он. — И горло забито мокротой.
Хорди приподнял епископа и поднес чашку к его губам. Епископ стал пить, кривясь от боли при глотании, но выпил все.
— Очень хочется спать, — пробормотал он и тут же уснул.
Едва начало светать, сержант и юный стражник отправились в Паламос. Дороги почти просохли, погода стояла ясная, приятная, и путь от замка до порта занял два спокойных часа. Когда они спустились с холма в город, стражник начал спрашивать о родственнике гончара. Третий встречный указал им на узкую, спускавшуюся к морю улочку.
— Найдете его там, в мастерской, если он не ушел уже в таверну. Не любит работать, — добавил он со злорадной улыбкой.
— Поезжай, выясни, что сможешь, у этого родственника, — сказал стражнику Доминго. — А я загляну сюда, ознакомлюсь с обстановкой.
Он направился в удобно расположенную таверну, подчиненный с завистью глядел ему вслед.
— Я должен был встретиться здесь с одним человеком, — сказал сержант, когда хозяин принес ему чашу своего лучшего вина и хлеба с сыром. — Но что-то не вижу его. Высокий парень, тощий, как жердь. Он собирался вчера уехать, но обещал вернуться.
— Нет, — сказал хозяин. — Он сказал, что вернется, и оставил у меня несколько вещей, но потом его друг забрал их, сказав, что он передумал.
— Не может быть, что это те самые двое, — сказал сержант. — Оба очень надежные люди, готов в этом поклясться. Хозяин, принесите чашу для себя.
Вернувшись и сев в пустой таверне, хозяин поднес чашу к губам и выпил половину.
— Спасибо, сеньор, — сказал он. — Но, боюсь, вы напрасно теряете время. Если полагаетесь на них, вас ждет разочарование. Они выглядят вполне приятными, надежными, но что я мог бы порассказать о них… Если они ваши друзья, не стану докучать вам этим. Вы сами производите впечатление откровенного человека.
— Не друзья, — сказал сержант. — Мы собирались поговорить об одной сделке. Им нужен был еще один партнер…
— Я бы не стал этого делать, — сказал хозяин. — Знаете, они провели здесь ночь и даже друг друга обманывали.
— Не может быть, — сказал сержант. — Такие друзья? Выпьете еще чашу?
Хозяина отвлекло появление трех мужчин, мучимых жаждой и требующих его внимания. Доминго терпеливо ждал, пока он не удовлетворил их запросы, и вернулся со второй чашей для себя.
— Младший обвинял другого в обмане, они бранились. Потом ваш друг сказал, что возместит ему все, когда вернется, и пусть он ждет его здесь. Оплатил счет за обоих и оставил достаточно денег за еще две ночи для младшего.
— Это на него похоже, — сказал сержант, упорно демонстрируя веру в их честность.
— Но старший, когда ненадолго выходил, отдал кошелек младшему. Хоть этот парень походил на одного из божьих ангелов, он взял горсть золота из кошелька — золота! Оба были одеты, как вон те двое, только у старшего на одежде была затвердевшая соль от морской воды, и при золоте! Сами делайте выводы, сеньор. Так вот, младший заменил золото медными монетами — чтобы сохранить вес, понимаете. Делал он это ловко, но я видел. Когда стоишь за стойкой, приучаешься замечать такие вещи.
— Подумать только, — сказал сержант. — Какой обман! И что сделал мой друг, когда обнаружил?
— Он так и не заметил, — смущенно сказал хозяин.
— Ваш друг был слишком занят поисками осла, чтобы ехать в Ла Бисбаль, — сказал один из сидевших за другим столиком. — Ему нужен был епископ, — добавил он. — Хотя мне показалось, он не особенно заботился о своей бессмертной душе.
И засмеялся.
Вошел стражник, едва не лопаясь от избытка новостей и волнения.
— Сержант, — сказал он, — я выяснил…
— Сержант? — нервозно произнес хозяин, взял свою чашу и пошел к стойке.
Доминго кивнул, оставил на столе три монетки, едва пригубленную чашу вина, ломоть черствого хлеба и кусок заплесневелого сыра.
— Отныне, — сказал сержант, — когда я окружен людьми, говорящими мне то, что мы посланы выяснить, не врывайся и не обращайся ко мне по званию.
Смущенный юный стражник вышел вслед за ним из таверны.
— Что ты выяснил? — спросил Доминго. — Только не говори громко.
Они сидели в более приличной таверне, перед ними стояли чаши превосходного вина и остатки обеда из печеной рыбы.
— Этот человек сказал, что их направили к нему из таверны, они хотели одолжить его осла. Узнав, что они едут в Ла Бисбаль, он сказал, что они могут взять осла и вернуть там владельцу. Старшего звали Хуан. Он превосходно описал его.
— А младшего?
— Он не помнил толком его имени. Сказал, что не то Рамит, не то Рауль, может быть, даже Рафаэль. И не рассмотрел его, как следует, потому что он стоял снаружи, на свету. Мастерская находится на темной стороне. Но заметил, что у него светлые волосы — соломенного цвета или рыжеватые — и он низкорослый, выглядит юным. Но хозяин таверны, должно быть, внимательно разглядел их.
