Александр Асмолов - Шкатулка императора
Мария Михайловна весело отшучивалась, что ее крестная просыпается рано, значит, и ей грех валяться в постели. При этом она томно вздыхала, мысленно продолжая эту фразу холодным словом. Одной. Конечно, ни охранник и никто иной, присутствующий при этом разговоре, не слышал этого безжалостного слова, но оно было написано на лице хозяйки. Несомненно, такая красивая и состоятельная женщина легко могла бы разделить участь многих и многих соплеменниц, делающих вид, что живут семьями, но на самом деле признававшихся себе в том, что живут рядом, а не вместе. Особенно остро такие признания, словно острые приступы боли, посещали замужних соплеменниц по утрам, когда нечто похрапывало рядом, не вызывая особых эмоций. Кто-то старался поглубже спрятать мысль, что это просто сделка, обмен ее свежести на его средства, кто-то уговаривал себя, что главное – дети, а иные придумывали себе тайную страсть, уподобляясь героиням сериалов. Все это напоминало игру, а ведь когда-то мечталось о настоящем.
Именно поэтому хозяйка большой квартиры на Садовой позволяла себе такую роскошь, как жить в ожидании, установив жесткие рамки. Разве что одна слабость все же допускалась в ее строгом распорядке. Утренний озорник с колокольни Марии Магдалины навещал ее на рассвете, деликатно проникая во многие Машины сны и меняя их к лучшему. Причем делал он это с удовольствием. На правах ночного гуляки ему позволялось пройтись вдоль стройных длинных ног хозяйки, едва прикрытых простынями с драконами, которые не сводили огромных злых глаз с гостя. Потом коснуться загорелой кожи на красивом подтянутом животике, прилагая все усилия, чтобы удержаться и не скользнуть под драконов. Зато полюбоваться красивой женской грудью гуляке не возбранялось. Он делал это с наслаждением, медленно и очень аккуратно, чтобы не разбудить хозяйку. Если бы этот озорник имел голову, она непременно бы закружилась, а имей он сердце, оно бы затрепетало и остановилось при виде этой красоты. Утренний перезвон очень гордился тем, что он не был бестелесным призраком, обитавшем в храме на Апраксином дворе. Однажды ему довелось услышать умный разговор двух священников о колоколах, из которого стало ясно, что колокольный перезвон есть субстанция физическая, основанная на колебаниях воздуха. После чего утренний перезвон стал свысока поглядывать на остальную бестелесную братию, относящуюся к призракам, отчего сыскал среди всех обитателей богоугодного заведения незавидную долю задаваки и воображалы. Он даже стал почитать себя выше вечернего перезвона, хотя тот и гордился сладким титулом – малиновый. Тут можно было поспорить, что слаще – натыкаться с разбега низкими басами на одежду набожных прихожанок или ласкать, прости мя Господи, нежным утренним перезвоном спящую красавицу.
Короче, бестелесная братия храма, что стоял наискосок от дома на Садовой, записала утренний перезвон в еретики и отступники, хотя все его рассказы о блондиночке в шикарной квартире слушала. Затаившись и с интересом. Соблюдая приличия, они даже пробовали жаловаться на гуляку церковному начальству. Да тем недосуг было, а может, и еще что. То неведомо. Хотя…
Церковь равноапостольной Марии Магдалины на Апраксином дворе среди своих считалась новоделом, поскольку стояла она на том самом месте, где еще при шведах была католическая часовенка. Когда Петр Первый иноверцев-то прогнал, велел тут православную церковь поставить. Поначалу деревянную. Да, повезло ей. Место вокруг было бойкое, торговое. Купчишки в славные времена Петра Лексееча да Екатерины Великой тут развернулись. Апраксин двор, почитай, первым торговым центром не только матушки-России был, а и по всей Европе гремел. Торговый люд не скупился. Такой храм поставили, что Исаакию в пику. На трехсотлетие Романовых тут роскошные службы были. Что ты! Правда, пришли товарищи и быстро все к рукам прибрали, а при Никитке и вовсе снесли. Да, дела.
Теперь вот, заново отстроили по тем же чертежам и освятили как положено. Да только кто ж пойдет в неизвестный приход, где ни прихожан, ни доходу особого нет. Звонарь, и тот зеленый ешо. Ан, нет, не так все плохо. С торговым людом на Апраксином дворе местные власти, как положено, воюют, но те держатся и жертвуют на храм знатно. Одна Мария Михайловна такие конвертики оставляет под иконкой Божьей Матери, что лампадки не коптят! Потому и церковные власти на всякие там причуды звонаря и его утреннего звона смотреть не смотрят и знать ничего не желают.
Вот и шастат тот гуляка в открытое окошко к незамужней даме. Вольность, конешна, дык, ведь ни в каком уставе про то не писано, чтоб запретить утреннему перезвону дружбу с кем-то из прихожан водить. Ну, дружба не дружба, а некие особые отношения у них, все ж, промеж собой были, и блондиночка та потворствовала сему факту сама.
Была у Машеньки некая романтическая черта в характере, отличавшая ее от теперешних бизнес-леди, готовых на все ради выгоды собственного дела. Не умерла в ней женщина, когда волею судеб, а точнее, – богатой и влиятельной на Сицилии семьи Валороссо, в лице наследника незримой империи, красавца-дипломата Антонио, стала Маша директором компании «Флорентино». Не загрубела душой блондиночка, а стала по-особому царствовать в своей кружевной империи.
Она любила и умела одеваться, и не только со вкусом, а с шармом великим. Лучшего лица для компании, торговавшей великолепным итальянским нижним бельем, и придумать было невозможно. Появится Мария Михайловна на приеме светском, и все внимание к ней приковано. На первый взгляд одета красавица изысканно и строго, никаких вольностей, но многие знают, что умело скрывает эта восхитительная женщина. Нужно только момент не упустить. Как-то невзначай обернется, шажок широкий сделает или доверительно приблизится к собеседнику, а тот и обомлеет. Красота – великая сила, а в умелых руках – власть непреодолимая. Одни с восторгом дорисовывают в воображении своем возбужденном то, что кружева скрывают, а иные – как эти кружева приукрасят то, что скрыто под ними искусно. Каждому свое, так уж мир грешный устроен. Да всякий раз у директрисы что-то новенькое, то, чего ни у кого среди красавиц северной столицы никогда не было. Потому и кажется им, что именно эта вот кружевная вещица сможет каждую сделать неотразимой и желанной в глазах любого мужчинки. И парит Машенька в окружении страстных или завистливых взоров, как в облаке. Словно над землей ее этот интерес приподнимает. Богиня, да и только.
Многие пробовали Машеньку к рукам прибрать, богатое содержание предлагали, а то и бизнес отобрать пытались, с наших-то братков станется, только на их беду умна не по красоте оказалась директриса. Сама ловушек наставила, да претендентов лбами столкнула. Поговаривали, не зря она в церковь равноапостольной Марии Магдалины на Апраксином дворе часто захаживает и почитает ее крестной матерью. Под защитой, значит.
Думал ли так утренний перезвон, не ведомо, но хозяйку роскошной квартиры на Садовой любил. Чего греха таить. Вот и сегодня задержался у нее боле положенного, оставив других прихожан на одной из старейших улиц Северной столицы без внимания. Да и как было не задержаться. Рожденный молодыми руками звонаря, в котором еще не все желания были убиты строгими постами и воздержаниями, гуляка уже повидал немало, особенно этим жарким летом. В осеннее и зимнее ненастье ему трудно было пробиться к горожанам через наглухо задраенные окна, а в эдакую жару, когда все было распахнуто настежь, утренний перезвон познал множество мирских секретов. Ибо в предрассветные часы беззащитны грешные. Все, как есть, на виду. Что ж тут странного, что появилась у гуляки среди многих и многих своя любимица. Едва молодой звонарь на колокольню поднимается, а этот озорник уже в нетерпении мается. Ждет. Начнут умелые пальцы перебирать веревочки, заговорят колокола, а перезвон уже летит к Машеньке. Заглянет к ней в сон, прислушается, а надобно, и поправит.
Сегодня у красавицы, хранимой неусыпными драконами, случился странный сон. Где-то она в пучине темной какую-то Вареньку все кличет, а той не видать. Мается сердешная хозяйка, сил смотреть на это нет. Помочь бы, да не ведает гуляка, кто такая Варенька. Решился спросить сотоварищей, кои бродят в утренний час по своим переулкам. Многие отмалчивались, да сыскался голосок с Никольской церкви, что на улице Марата стоит. Голосок старческий, скрипучий, но добродушный. Поведал он гуляке о Николае Пригорове, который обеих девиц знает. А еще сказал, что этот Николай любит утренний перезвон на Фонтанке слушать.
Такого-то отыскать на набережной было делом нехитрым. Сразу видно, что мужчина неверующий, но колокольный звон принимает. Заглянул к нему в душу гуляка, а там все как на ладони, читай – не хочу. Простота наивная, хотя и прирожденный ратник. Удивило гуляку то, что о Варваре разведал. Пигалица, а, поди ж ты, куда замахнулась…
