К. Сэнсом - Соверен
— А как вы собираетесь искать Мартина? — спросил старик, задумчиво глядя на меня.
— Первым дело схожу в Гарден-Корт. Если его там не окажется, казначей корпорации наверняка сообщит мне, где он практикует.
— Так, значит, отыскать его не так сложно?
— Совсем не сложно, — заверил я, мысленно понадеявшись, что слова мои окажутся не столь уж далеки от истины.
В течение трех последующих дней погода оставалась сухой и ясной. Хотя находиться в крошечной каюте было не слишком приятно и прогулки по палубе тоже не доставляли мне особого удовольствия, я благодарил Бога за то, что плавание наше протекает так спокойно. Джайлс большую часть времени проводил в каюте, лежа на койке. Он не позволял себе ни слова жалобы, но по изнуренному лицу я понимал, что боль досаждает ему с новой силой.
У пассажиров не было причин жаловаться на погоду, однако капитана и команду она отнюдь не радовала. Слабый ветерок едва наполнял паруса, и плавание наше грозило изрядно затянуться.
На четвертый день разнесся слух, что нам придется зайти в Ярмут, город на норфолкском побережье, ибо запасы продовольствия на корабле подходят к концу. Я слышал собственными ушами, как Малеверер ожесточенно препирался с капитаном, однако последний непреклонно стоял на своем.
В Ярмуте мы простояли два дня. Там мы узнали, что король, оставив большую часть своей свиты в Линкольне, поспешил в столицу, ибо получил известие, что принц Эдуард серьезно болен.
— От этого мальчика зависит будущее династии Тюдоров, — заметил Джайлс, когда мы сидели на палубе, наблюдая, как корабли выходят в море из ярмутского порта.
Друг мой заявил, что чувствует себя лучше, и выразил желание подышать свежим воздухом. Однако вид у него по-прежнему был изнуренный, и по лицу то и дело пробегала легкая тень, от которой у меня сжималось сердце. Барак, за несколько дней привыкший к качке, стоял у перил в обществе Тамазин. В последние дни мы с ним обменялись лишь несколькими словами.
— Правда, если королева Кэтрин беременна, у короля может появиться еще один наследник, — продолжал Джайлс. — Но брак их продолжается уже более года и пока остается бесплодным. Возможно, король более не способен оплодотворить женщину.
— Возможно, — равнодушно проронил я.
Известные мне обстоятельства относительно происхождения короля и поведения королевы отбивали у меня всякую охоту обсуждать будущее династии Тюдоров.
— Не дай бог, принц Эдуард умрет, — промолвил Джайлс. — Кто тогда будет наследником престола? Семья герцогини Солсбери уничтожена, обе дочери короля не могут считаться его наследницами. Того и гляди, король Генрих, не проявив достаточной плодовитости, погрузит страну в смуту, — заключил он с горькой усмешкой.
— Мне надо размять ноги, Джайлс, а то они совсем затекли, — бросил я, поднимаясь.
Старик плотнее закутался в плащ.
— Становится холодно. Может, вам лучше вернуться в каюту? — предложил я не слишком уверенно, ибо знал: друг мой терпеть не может, когда с ним обращаются, как с больным.
Но Джайлс не стал возражать.
— Да, я и в самом деле продрог, — кивнул он. — Будьте любезны, помогите мне спуститься.
Проводив его в каюту, я вернулся на палубу. Тамазин и Барак по-прежнему оживленно болтали и смеялись, стоя у перил. На меня они не обращали ни малейшего внимания, и я почувствовал себя задетым. Барак кивком головы указал Тамазин на моряка, проходившего по палубе. К великому своему удивлению, я увидел, что он держит за хвосты с полдюжины мертвых крыс.
— Это корабельный крысолов, — с ухмылкой пояснил Барак.
Тамазин сморщила свое хорошенькое личико и поспешно отвернулась.
— Знаешь, чем особенно хороша его работа? — легонько толкнув ее в бок, спросил Барак.
— Не знаю и знать не хочу.
— Он ест крыс, которых поймает. Для крысоловов эта дичь — наилучшее лакомство.
— Иногда ты бываешь невыносим, — возмутилась девушка.
— А что я такого сказал? Разумеется, свежее крысиное мясо лучше черствых сухарей, которые едят другие матросы.
Я заметил, что по лестнице с нижней палубы поднимаются два солдата. За ними следовал Бродерик, скованный по рукам и ногам. На фоне двух дюжих парней его изможденная фигура казалась особенно жалкой. Шествие замыкали сержант Ликон и Редвинтер.
Солдаты подвели арестанта к перилам. Остановившись, он устремил взгляд в море. Солдаты следили за каждым его движением, готовые пресечь попытку броситься за борт. Сержант Ликон, пользуясь возможностью, глубоко дышал, наполняя грудь свежим морским воздухом. Редвинтер, заметив меня, приблизился.
— Добрый день, мастер Шардлейк.
Путешествие явно пошло ему не на пользу. Отросшие волосы и борода утратили холеный вид, он побледнел и выглядел утомленным. Постоянно находясь в обществе заключенного, тюремщик и сам страдал от духоты и отсутствия движения. Трудно было поверить, что передо мной тот самый холеный франт, с которым я некогда встретился в замке Йорка.
— Добрый день, мастер Редвинтер. Надеюсь, скоро мы окажемся в Лондоне.
— Вряд ли, — возразил он, взглянув на паруса. — При таком ветре нам придется тащиться бог знает сколько. Я слышал, капитан говорил, что в это плавание от него отвернулась удача. И на то есть причины.
— Моряки излишне подвержены предрассудкам.
— Быть может. Так или иначе, через несколько дней мы прибудем.
Губы его искривила столь хорошо мне знакомая издевательская ухмылка.
— Наш драгоценный сэр Эдвард наконец окажется в Тауэре, где ему предстоит множество развлечений.
— Он здоров?
— Вполне. Представьте себе, когда я сказал ему, что Спарн-Хед исчез из виду, он рыдал, как дитя. Причитал, что больше никогда не увидит свой ненаглядный Йоркшир. Я сказал ему, чтобы не расстраивался попусту. Может статься, голова его еще побывает в Йорке — в качестве украшения городских ворот.
— Впервые встречаю человека, которому совершенно неведомо сострадание, — бросил я.
— Для того чтобы хорошо исполнять свои обязанности, сострадание мне ни к чему, — усмехнулся Редвинтер. — Как-то раз вы назвали меня безумцем.
При этих словах в глазах его мелькнули злобные искорки, и я вновь осознал, как глубоко сумел его уязвить.
— На это я вам вот что скажу. Безумен тот тюремщик, который проливает слезы над изменниками и предателями. Отвратителен слюнтяй, не способный исполнить предназначение, данное ему Господом.
— Неужели Господь предназначил вас для того, чтобы терзать и мучить других людей?
— Для того чтобы спасти истинную религию, подчас необходимо пролить кровь.
Редвинтер смотрел на меня с презрительным недоумением, словно удивленный тем, что я не понимаю столь очевидных вещей.
— Вы что, не читали Ветхий Завет? Там на каждой странице битвы и кровопролития! Господь устроил этот мир так, что люди должны убивать друг друга. Король это понимает и потому не боится замарать руки в крови.
— А разве в Писании не говорится о том, что кроткие наследуют землю?
— Лишь после того, как сильные духом уничтожат всех врагов истинной веры.
— И когда же это произойдет? После того, как на воротах Йорка будет выставлена отрубленная голова последнего паписта?
— Возможно. Для того чтобы восстановить в этом мире порядок, необходимо быть сильным, мастер Шардлейк. Сильным и безжалостным. Таким же, как наши враги.
Я отвернулся, утомленный бессмысленным спором. К нам приблизился сержант Ликон.
— Добрый день, мастер Шардлейк, — приветствовал он меня, метнув на тюремщика исполненный неприязни взгляд.
— Добрый день, сержант. Я только что беседовал с Редвинтером, — сообщил я, понизив голос. — Как-то раз я назвал его безумцем. Похоже, с тех пор его безумие лишь усугубилось.
— Сэр Уильям, похоже, тоже так думает, — кивнул сержант, не сводя глаз с Редвинтера, который стоял в стороне, облокотившись на перила. — По крайней мере, он сказал, что отныне главную ответственность за арестанта несу я. Он больше не доверяет Редвинтеру. Это и понятно — в Йорке тот не справился со своим делом и допустил, чтобы арестант отравился.
— Редвинтер, как и все жестокие люди, не слишком умен. Поэтому заключенному удалось его перехитрить.
— Самое обидное для Редвинтера — потерять власть. Иногда он смотрит на меня с такой злобой, словно хочет убить, — заметил Ликон.
— К счастью, скоро мы окажемся в Лондоне и сможем избавиться от его общества, — сказал я. — А как себя чувствует Бродерик? Редвинтер сказал, он рыдал, когда йоркширский берег исчез из виду.
— Да, это правда. Но с тех пор он затих и редко произносит хоть слово.
Сержант замешкался, словно не решаясь что-то сообщить.
— Когда он увидел вас, он попросил разрешения поговорить с вами хотя бы минуту, — произнес он наконец.
