Далия Трускиновская - Блудное художество
Но по краям луга располагались службы и стояли телеги, на которых привезли всякое потребное для праздника добро. Возчики, оставив сторожей, тоже побежали праздновать, хотя и утомились от бессонной ночи. Послав Сашу преследовать беглеца, Федька высмотрел за театром «Кинбурн» телегу и, подкравшись, взял лошадь под уздцы. Сперва он вел кобылу шаг за шагом, потом, удалившись на безопасное расстойние, забрался в телегу и поехал высматривать Сашу. Сверху ему было виднее, да и Саша ради праздника надел нарядный васильковый кафтан - среди простого люда он был весьма заметен. Очень скоро глазастый Федька обнаружил его и нагнал.
«Черт» побежал переулками, не обращая внимания, что на расстоянии сотни саженей за ними следует телега. Федька к тому же нашел в ней сложенный коричневый армяк и, невзирая на жару, завернулся в него, Сашу же уложил на дно. Более того - в телеге, очевидно, возили к «Кинбурну» мебель и перекладывали мешковиной и паклей. Из куска мешковины Федька соорудил головной убор, из пакли - бороду с усами, и сделался неузнаваем. Прохожих, которые увидели бы этот маскарад и стали показывать пальцами, не случилось - все окрестные жители, исключая разве совсем дряхлых и обезножевших, побежали на праздник, матери даже грудных младенцев туда понесли.
А далее они попали в местность, обоих сильно удивившую.
– Это, ваша милость, графа Разумовского владение, - объяснил Ваня. - Там и заблудиться недолго.
У Разумовского Архаров бывал и все понял.
Кирила Григорьевич был любимцем покойной государыни Елизаветы Петровны. Старший брат его стал фаворитом в амурном значении слова, а сам он, совсем еще юный, полюбился и потому, что голова была светлая - его отправили учиться в европу, по возвращении пожаловали в камергеры, назначили даже президентом Академии наук и в том же году женили на любимой родственнице и фрейлине государыни - Екатерине Ивановне Нарышкиной, одной из богатейших российских невест.
Разумовский был вельможей парижского покроя, немало потрудился, чтобы ввести в моду галломанию и внедрить в светское общество французский язык. Надо полагать, его немало повеселила забота покойной государыни, способствовавшей, чтобы он был избран в гетманы Малороссии.
Вл время «шелковой революции» граф-гетман благоразумно и с великим усердием поддержал Екатерину, за что был щедро вознагражден. И тут-то чувство меры изменило ему - он обратился с прошением о том, чтобы пост гетмана стал в его роду наследственным. Государыня не возражала против того, чтобы приятный ей человек развлекался столь забавной должностью, но иметь в своем «маленьком хозяйстве» монархию Разумовских не пожелала. Получив решительный отказ, Разумовский вновь сделался благоразумен и подал в отставку. Тогда его простили.
И он основательно занялся полученным в приданое за супругой селом Петровским, которое уже все стали звать Петровско-Разумовским.
Он велел построить плотину на речке Жабне, чтобы получился живописнейший каскад прудов. Для постройки большого дворца выписал из Санкт-Петербурга знаменитейшего архитектора Филиппа Кокоринова. Он же возвел летний дворец, конный двор, манеж для верховой езды, оранжереи. Большой дворец соединили каменной галереей с Петропавловской церковью, которая из вотчинной Нарышкиных теперь стала домовым храмом графа Разумовского.
Особой заботой графа стал огромный парк, устроенный по образцу французских регулярных парков, с центральной аллеей от пруда ко дворцу, с прямыми дорожками, с террасами. У пруда же Кирила Григорьевич велел сделать грот и увенчать его павильоном, откуда бы гостям любоваться панорамой прудов и окрестностей.
Когда Архаров впервые ехал с Волконскими к графу, Михайла Никитич велел ему глядеть в окно экипажа, приговаривая:
– Ты, сударь, неведомо, выберешься ли когда во Францию, а тут тебе чистый Версаль!
И Архаров действительно удивлялся - одна триумфальная арка на подъездной аллее, высотой сажен в десять, чего стоила, за аркой же открывался вид на восточный фасад дворца. По обе стороны аллеи из огромный лип, высаженных через две сажени, мельтешили всевозможные храмы, павильоны, беседки, статуи, где-то вдали имелся и летний театр - Елизавета Васильевна показала, когда его проезжали.
А когда подъехали поближе, увидели слева от дворца манеж в виде ротонды, крышу которого украшала статуя Минервы, а справа - конную ферму на манер рыцарского замка, с башенками и шпилями.
«Версаль», разумеется, имел не только всякие чудеса для господ, но и множество хозяйственных строений, скрытых за деревьями. Туда-то и прибежал «черт», а впустили его в ворота без затруднений. Это Федьке с Сашей не понравилось, и они стали рассуждать, как же быть. Если злодей завел себе приятелей в такой богатой усадьбе, то ведь его спрячут, не выдадут, для того он сюда и прибежал.
Тут, на их счастье, к воротам подъехала еще телега, возчик закричал, чтобы распахнули ворота да не запирали - сейчас-де будут его товарищи. И Федька с Сашей, выждав несколько, пренахально въехали в «Версаль» графа Разумовского. Тут-то они и осознали свою беду.
Здесь можно было спрятать не один драгунский полк.
Но это бы еще полбеды - а беда была в том, что они упустили своего злодея.
Федька тихо ругался, чуть не плакал и даже до того додумался, что погнал Сашу обратно на Ходынский луг - отыскать наконец драгунский патруль, послать за Архаровым, чтобы окружить Петровско-Разумовское со всех сторон и не упустить «черта». Саша разумно возражал, что для этого нужна армия мало чем поменьше той, которая под водительством графа Румянцева, ныне графа Румянцева-Задунайского, одолела год назад турок. Наконец решили так: Саша пойдет обратно, Федька же останется и попробует завести дружбу с кем-то из местных жителей. Судя по тому, сколько здесь было цветников и куртин, Разумовский содержал не менее сотни садовников с подручными.
Федька забыл только, что на нем полицейский мундир.
Далее события развивались довольно нелепо.
Саша, не доходя Ходынского луга, столкнулся с человеком, обряженным весьма затейливо, в кафтан с заплатками и колпак с перьями, и человек этот спешил не почтенную публику веселить, а совсем в другую сторону, вроде бы к известным Саше воротам.
Бывший студент, ставший архаровским секретарем, нахватался в полицейской конторе всяких знаний и умений. Человек показался ему подозрительным. Коли вспомнить, что злодей, затеявший стрелять в обер-полицмейстера, несколько дней прожил в шалаше у Ходынского луга, притворяясь штукарем, так что все его считали за своего, то и сей торопливый господин мог оказаться не тем, за кого себя выдает. Федька, пока ехали, рассказал Саше все подробности ночных встреч и погонь.
Поэтому Саша последовал за этим беглецом с Ходынского луга. Беглец же попал во владения Разумовского через какую-то загадочную калиточку, и Саша - с ним вместе. При этом незнакомец, увидев кого-то из служителей, прятался - приседал за кустами, и Саша - с ним разом.
Пока Федька ссорился с садовником, клявшим архаровцев на все лады, Саша забрел за большой дворец чуть ли не к Яузе. Точнее, его привел туда господин в шутовском колпаке - хотя именно колпака на нем уже и не было, этот головной убор он бросил в кусты и туда же полетел дурацкий кафтан.
Он оказался человеком примерно Сашиных лет, таким же худощавым и узкогрудым, разве что ростом вершка на три повыше и волосом потемнее, похожий на верткую и проворную птицу, особливо резкими поворотами взъерошенной головы.
Пока Саша, сопроводив этого мужчину в двухэтажный домишко, пытался выбраться из владений Разумовского, чтобы найти ворота и телегу, Федька уже и подрался и помирился с каким-то местным сторожем. Польза от этого была такая, что он немного узнал про «черта», а вред - еще больше повредил ногу.
Они нашли друг друга чудом - уже стемнело и Саша собирался возвращаться в Москву. Федька потребовал доставить его к тому домишке, и в результате оба ночевали в весьма странном месте.
Недалеко от дома, где спрятался шут гороховый, была поляна, устроенная для увеселений, со скамейками, выложенными из дерна, и большими белыми вазами на постаментах. С краю той поляны стояли два старых вяза. Федька, обуреваемый желанием выследить злодеев, пытался загнять Сашу на дерево, чтобы оттуда заглянуть в окна второго жилья. Саша отговаривался тем, что лазить по деревьям не обучен, Федька сам отважился на сей подвиг и обнаружил, что на стволом, в кустах, есть лесенка, и весьма удобная - по ней и дама в широких юбках могла бы взобраться.
Архаровцы полезли наверх и обнаружили в кроне вяза маленькую беседку. Такой забавы они от графа Разумовского не ожидали, но она пришлась кстати.
Только вот к тому времени, как они оказались на дереве, свеча в окне погасла. А в огромном парке раздался лай - выпустили на прогулку графских кобелей.
Так что спали они наверху, да и не спали, а так - дремали в ожидании рассвета, когда свисток псаря соберет собак в положенное им место.
