Александр Теущаков - Путь "Чёрной молнии"
В часы уединения ей приходилось часто вспоминать о просьбе своего нового знакомого. Ему удалось заинтересовать Инну: до сих пор не могла понять, почему ей нужно было на две недели уезжать из города. «Может это как-то связано с уголовным делом моего сына? — гадала она, — или в какой-то мере с обстановкой в колонии». Тон Алексея, с каким он обратился к ней, давал ей почву к размышлению — это даже не походило на просьбу, а скорее на нажим. Она не любила, когда в ее жизни присутствовали неразрешенные вопросы, и потому считала, что при выходе на работу, сразу же поставит точку.
Алексей признался ей той ночью, что она нравится ему. Что же в этом плохого, если провести тайный опрос: «Нравится ли кому-нибудь из заключенных Инесса Петровна, то ответ будет однозначным — да!»
Мужчин, особенно за решеткой, понять не сложно, и делятся они не на много категорий: одним женщина нужна для ежеминутной утехи, другим для того, чтобы их пожалели, и только единицы могли сказать, что хотят женщину по любви. Относился ли Алексей к третьей категории, Инна точно не знала, но их разговоры, его признание, что она пришлась ему по душе, и его безвозмездная помощь, заставляли ее ум работать в другом направлении. Конечно их дружеская «интрижка» не может долго продолжаться: все его похождения в санчасть уже известны в оперативном отделе, и как только Ефремов объявится на работе, ее ждет серьезный разговор. «Да плевать мне на Ефремова и на его службу, хоть сегодня напишу заявление на увольнение. Разве это работа, когда за тобой дневальный чуть ли не в туалете подсматривает, а потом докладывает. Омерзительно все это! Ефремов привык так жить и работать. Уж мне ли не знать его, слава Богу пожила с ним и знаю его темные стороны. Мне внутренняя свобода нужна и хорошие люди, чтобы окружали. Разве можно так жить? Сколько было случаев: приходит больной и просит: «Инесса Петровна, помогите, пожалуйста, хочу отлежаться в отряде — недомогаю». Я ему выписываю освобождение от работы, а через два дня Ефремов мне заявляет: «Ты совсем уже не соображаешь, что делаешь. От работы освободила, он специально к тебе за этим приходил, а сам в отряде игру в карты организовал, и все эти дни спокойно отдыхал».
Вот как можно им верить? Людям добро делаешь, а они тебя же потом подставляют. А может правда, перейти на другую работу или вернуться к родителям в Латвию? Так что же все-таки Алексей там задумал?»
Прибыв из городского аэропорта на Главный вокзал, она села в подошедший трамвай. Настроение было хорошее, светило солнышко. Люди, одетые по-летнему легко были заняты поездками в воскресный день. Сойдя на остановке магазин «Синтетика», Инна прошла мимо небольшой высотки в свой двор, и уже направилась к подъезду, как на глаза ей попался парень, с виду крепкий и вполне симпатичный. Инна прошла мимо лавочки и, поднявшись на крыльцо, резко обернулась. Парень пристально смотрел ей вслед. Она открыла дверь и когда поднялась на лифте на свой этаж, то услышала внизу, как хлопнула входная дверь. Зашла в квартиру, и только собиралась открыть форточки для проветривания, как в прихожей зазвенел звонок. Она открыла дверь. За порогом стоял тот самый парень, которого она заметила на лавочке.
— Добрый день, — обратился он вежливо, — Вас Инессой зовут?
— Да, а Вы собственно кто? Я не встречала Вас раньше.
— Инесса Петровна, — обратился официально парень, — меня попросили передать Вам письмо.
— Письмо? — удивилась она, — от кого? — И, тут же спохватившись, открыла дверь шире, — да Вы проходите, что мы с Вами на пороге стоим.
Она закрыла дверь и пригласила его пройти в зал и сесть на диван.
— Хотите чай? Я сейчас поставлю.
— Нет-нет, Инесса Петровна, я собственно ненадолго.
Гость как-то замялся, и не спеша полез рукой в левый нутренной карман пиджака. Он достал свернутый вдвое конверт и, протянув его Инне, печально произнес:
— Он просил передать Вам письмо, если… — Крутов не договорил и встал с дивана.
Инна, сдвинув брови, спросила:
— Что это все значит? И кто это — он?
— Алексей Дронов.
Теперь брови Инны медленно поползли вверх.
— Алексей?! Странно, — но уловив тревожное состояние гостя и, присев на стул возле стола, спросила, — с ним что-то случилось?
Крутов молча кивнул и направился к двери.
— Куда же Вы, а чай?
— Инесса Петровна, я думаю, что Вам сейчас лучше побыть одной, — и Сергей, кивнув головой на прощание, покинул квартиру.
Ничего не понимая, но чувствуя, как к сердцу подкрадывается холодок, Инна разорвала конверт и вынула листок от школьной тетради, исписанный мелким, ровным почерком:
«Дорогая Инна, соберись пожалуйста с духом. Если ты сейчас читаешь это письмо — значит, меня уже нет. Когда ты вернешься на работу, то обязательно узнаешь, что в колонии что-то случилось. Я еще сам ничего не знаю, но, предполагая, какие могут быть события, прошу тебя: выслушай меня и прости, — Инна остановила чтение, еще раз прочла сначала, и только сейчас до нее дошло, что случилось что-то ужасное, — Я мог бы не писать тебе это письмо и все остальное, в нашей жизни прошло бы обыденно. Инна, поверь, правда, не хотел писать, но не смог удержаться. Я вот над чем подумал: мы когда-нибудь с тобой все равно встретимся и о многом поговорим. Ты интересная женщина, к тому же добрая и отзывчивая. Придешь с отпуска, меня в колонии уже не будет. Не огорчайся — мне свою судьбу не изменить, а тебе я хочу пожелать, найти свое счастье. Я понимаю, кто я такой, чтобы тебе советовать, но если захочешь прислушаться, то скажу: уходи с этой работы, ничего хорошего там ты не найдешь, кроме подлости, интриг и предательства. Знаю, что скажешь, что кто-то должен выполнять свою работу здесь. Но только не с твоим характером, тобой всегда будут пользоваться, не все зэки и вольнонаемные могут называться людьми.
Будь счастлива Инна! Не слушай тех, кто будет лить на меня помои, я знаю — ты умная и имеешь свою точку зрения.
Прощай. С глубоким уважением и симпатией — Алексей.
PS: Я не забуду ту ночь до конца своей жизни. Я тебя люблю!»
Дочитав письмо, она еще какое-то время обдумывала, а затем быстро встала и подошла к телефону. Набрала домашний номер Громова.
— Слушаю, Громов у телефона.
— Громов, здравствуй — это Инна. Узнал?
— Привет Инна. А ты где?
— Я только что прилетела, у родителей гостила в Латвии.
— Так ты ничего не знаешь…
— Громов, чего я не знаю?
— Даже не представляю с чего начать, все вести очень и очень мрачные, особенно последняя.
— Говори.
— Ефремова убили.
— Как?!!
— Подробностей не знаю, но позвонили его жене с милиции и сказали, чтобы в больницу, где его оперировали, приехала на опознание.
— Так подожди, давай по — порядку. Кого оперировали, Ефремова?
— Ах, да, Инна, ты же ничего не знаешь. В колонии две недели назад заключенные взбунтовались, и при подавлении беспорядков ранили Ефремова, и теперь в больнице сказали, что его задушили.
— Боже мой! Какой ужас! Что там за бунт?
— Страшный Инна, страшный. Есть жертвы.
— Со стороны администрации кто-нибудь пострадал?
— Брагину сильно досталось, да одну женщину учительницу изнасиловали сволочи, а вот среди военнослужащих есть убитые.
— Господи, да что же это такое?! Почему заключенные бунт подняли?
— Блатные сволочи стали свои права качать и многих мужиков подбили на бунт, но им тоже досталось, считай половину главарей уничтожили.
У Инессы еще сильнее заколотилось сердце, весть о смерти Ефремова потрясла ее, но о другом человеке ей хотелось узнать поскорее, язык не поворачивался спросить Громова, открыто.
— Громов, так кого обвиняют в ранении Ефремова? — спросила она с осторожностью.
— Наверно ты о нем слышала — это Дронов, — на другом конце провода молчали, и Громов забеспокоился, — Инна, ты почему молчишь? Алё, ты меня слышишь?
— Слышу, я завтра приеду на работу.
— Сереброва отстранили, Кузнецова тоже. Кое-кто из наших подал на увольнение. Я сейчас возглавляю отдел оперчасти. Инна, мне с тобой поговорить нужно — это касается Ефремова и осужденного Дронова. Приезжай.
— Хорошо, до завтра.
Инна положила трубку.
«Какой ужас! Вот теперь все прояснилось, почему Алексей просил меня уехать из города. Господи, что же они там натворили? Зачем?! С ума можно сойти от таких новостей», — внутри поднялась волна недоумения, следом душа закипела от негодования, — как он мог так поступить со мной? Строил свои мерзкие планы, а мне объяснял, какой он хороший. Как же все это подло и омерзительно!»
Инна скомкала в руке письмо, и в сердцах швырнула в дальний угол комнаты. Упала на диван и, уткнувшись в подушку, зашлась беззвучным плачем.
После того, как она успокоилась, к сердцу подступила жалость, но не к Ефремову потянулись сразу мысли, а к Алексею. Инна поднялась с дивана, прошла в угол комнаты и подняла письмо. Разгладила бережно его рукой и еще раз прочла.
