Александр Омельянюк - Високосный, 2008 год
— «Э-э-эй! Э-э-эх!».
А это стонал или зевал Семёныч. Не то от боли, не то от дури и скуки?
Иногда в палате кто-то и похрапывал. А иногда доносились даже экзотические звуки.
Несколько дней подряд на открытую фрамугу их палаты садилась бледно-жёлтая синица и, как дятел, долбила ещё с зимы прилипший и засохший кусочек хлеба.
— «Здесь связь плохая!» — отвлекла Платона от созерцания бледной представительницы фауны, брошенная в мобильник, оправдательная фраза Павла Александровича.
— «А в больнице надо лежать!» — с ударением на последнем слове, поучительно заметил Станислав Семёнович.
— «А не связями заниматься!» — в тон ему поддержал его мысль Платон.
Все коллеги засмеялись. Платон повернул голову в сторону своего соседа Юрия, которому почти только что поставили капельницу:
— «Нам Юру сейчас смешить нельзя!».
— «Ах, да! У него же капельница!» — согласился первым отзывчивый Семёныч.
— «Так она же не во рту!» — съязвил, будто осенённый, Платон.
— «Ха-ха-ха!» — засмеялись все остальные.
— «Паш! А ты чего не смеёшься? Голова болит?» — спросил пахан.
— «Если бы у меня голова не болела, я бы … на ней… стоял!» — твёрдо и членораздельно ответил Павел.
Павел Александрович родился в рязанском селе Ялтуново, название которого в древности постепенно трансформировалось из названия его в честь князя Алтуна.
Отец Павла ветеран и инвалид войны, окончил ПТУ в Чите, получив специальность метеоролога. Затем он работал плотником на шабашках. Умер в пятьдесят пять лет от воспаления лёгких, не попав вовремя к врачу.
Мать Паши всю жизнь была колхозницей.
Павел был вторым ребёнком в семье.
Первый — старший брат Юрий, по малолетству на танцах дал обоснованную пощёчину развязной девице. За это, якобы хулиганство, он получил год тюрьмы. А затем пошло, поехало, срок за сроком. В общем, скатился парень с узкой дорожки под горку.
Родившаяся за Павлом, сестра Нина закончила в Сасове техникум, став мастером по изготовлению мебели. Потом вышла замуж, родила детей.
А самый младший брат Павла — Михаил, бросил ВУЗ. Отслужив в армии, стал работать в строительной бригаде у Павла.
Сам же Павел Александрович, закончив восьмилетку, попал в ПТУ, получив специальность токаря. Так оказалось, в их палате всего три бывших токаря. Кроме Платона и Павла им ранее был и Станислав Семёнович Родин.
После окончания ПТУ Павел устроился на работу на электроламповый завод в Рязани. Там же в ДОСААФ он получил специальность оператора радиолокационной станции.
Поэтому в армию он попал в ПВО страны, где, кстати, служил и Семёныч. Павла направили на Курильские острова, на остров Итуруп. Всю свою службу он числился оператором РЛС П-15, работавшей по низколетящим целям. Непосредственное дежурство Павла осуществлялось по графику, или, как правило, по учебным тревогам. Но были и исключения.
Однажды Паша участвовал в обеспечении аварийной посадки на остров Итуруп американского тяжёлого стратегического бомбардировщика Б-52 «Стратофортрес», летевшего бомбить Вьетнам. У того вышла из строя система управления и был неисправен один из восьми двигателей.
После устранения некоторых неисправностей на советском аэродроме, американцы были отпущены и вернулись назад, домой, на одну из своих баз на территории США или остров Гуам.
Павлу Бурьянову тогда лично удалось увидеть хорошо экипированных и вооружённых, холёных и упитанных американских лётчиков, временно невольно интернированных на советской территории. Как говориться, увидел потенциального противника близко, лично и в лицо.
После армии Павел уехал сначала работать в Рязань, на завод Центролит, а затем, в 1972 году, из-за жилья устроился в строительное управление, которое строило известные объекты столицы, в частности, стадион «Олимпийский», ТВ центр в Останкино, и другие.
Сам Павел Александрович Бурьянов занимался установкой подвесных потолков в учреждениях и организациях.
В 1976 году он женился на Валентине, которая была младше его на три года. Через год родился сын Алексей. Второго ребёнка они рожать не стали.
Однако в начале 90-ых годов Павла уволили с работы за пьянство, и он начал подрабатывать рабочим широкого профиля в различных столичных строительных ООО.
Павел Александрович очень любил рассказывать о своей жизни, о различных случаях и происшествиях. Но косноязычность явно мешала ему выразить обилие впечатлений и эмоций, замещая многие слова матом, шутками и прибаутками.
Но на всю жизнь страшной зарубкой на его отцовском сердце стала гибель в 1998 году, в автокатастрофе, единственного сына Алексея — кремлёвского курсанта.
Узнав об этом, Платону стало очень жаль Пашу, и он проникся к нему не только сочувствием, но и какой-то дополнительной любовью — старшего брата к младшему.
В одну из ночей из постоянно открытого окна повеяло прохладой. Кое-кто, во главе с Платоном, почихали и покашляли. Наутро напасть дошла и до Николая.
— «Не чихай, а то простудишься!» — посоветовал ему всегда весёлый Семёныч.
Вскоре на постоянно открытую, как стол для птичек, фрамугу села и ставшая всем знакомой, бледно-жёлтая синица. Она, за пару дней разделавшись с зимним сухариком, ещё один раз залетала в то же самое утреннее время, но добавки от хозяев палаты так и не получила.
Не оказалось угощения и сейчас, при её контрольном залёте. Больше синичка не прилетала, зато стали донимать мухи.
На замечание Платона, что на стороне Семёныча, Николая и Павла летают мухи, бывший номенклатурщик Станислав Семёнович быстро сориентировался и перевёл стрелку естественно на Павла.
— «Так все мухи почему-то к Павлу летят»!».
Что бы это значило? — глубокомысленно подумал писатель. Но со временем мухи добрались и до него.
А мудрый Николай, хотя и бывший на год младше Павла, но выглядевший посолидней своего соседа, вскоре повесил между собой и ним липучку, чтобы перехватывать мух, снующих из угла в угол, от Семёныча к Павлу и обратно.
Из-за этого Павел Александрович, часто лёжа рассказывавший различные истории и размахивавший при этом руками, в том числе больной правой, периодически попадал ею в липучку, при этом естественно смеясь и беззлобно матерясь.
Тоже, как и Семёныч, рано встающий и потому раньше всех готовый к завтраку, сосед Платона Юрий, в очередной раз взял пустые лотки из-под таблеток, чтобы отнести их на медицинский пост.
— «Пойду, отнесу!» — объяснил он всем насторожившимся свои действия.
— «Пойди, сходи к девчонкам! Любишь ты это безобразие!» — беззлобно съязвил Семёныч.
Контингент палат больницы естественно постоянно обновлялся. В соседней палате завёлся даже поп.
За одним из завтраков он попросился на свободное место за стол к Платону и его сопалатникам, обратившись к сидящим:
— «Питающиеся ангелы! Можно приземлиться?».
— «Да! Складывай крылья, батюшка!» — любезно пригласил его Платон.
Вечером в вестибюле к Платону подсел симпатичный, весьма немолодой мужчина, интеллигентной и даже импозантной внешности. Он и раньше подчёркнуто вежливо раскланивался с Платоном в коридоре и в столовой, внимательно присматриваясь, видимо признав в нём своего.
И действительно, Пётр Александрович Журавлёв, старший Платона на пять лет, но выглядевший чуть ли не моложе его, был бывшим номенклатурщиком, работником министерства Общего Машиностроения, к которому относилось и бывшее предприятие Платона, исправным ортодоксальным коммунистом. Даже в свою молодость, увлекаясь стихами, он многие из них посвятил комсомолу.
Через несколько дней Пётр ознакомил Платона с некоторыми из них, оказавшимися высокого качества. И они были посвящены не только руководящей и направляющей, но среди них были и философские, и посвящённые отдельным поэтам, в частности Есенину. Стихи Петра Журавлёва также отличались особой тональностью, ритмом. Они как будто шли под барабанную дробь. Петру тоже понравились стихи Платона.
Долгий разговор двух инженеров-поэтов коснулся разных общих тем, в том числе появившегося в больнице попа. Как сопалатник священника, Пётр поведал Платону, что этот инок всего лишь поп-раскольник, и даже сектант.
В конце этой весны и в начале лета Платону периодически, примерно раз в неделю, стал звонить на мобильник какой-то идиот, или идиотка с номера 8-495-936-35-57 и, помолчав секунду, отключаться.
Они словно проверяли, жив ли этот абонент?
Сосед Платона, Юрий часто пользовался наушниками от портативного радиоприёмника, слушая «Эхо Москвы». Даже когда он одновременно лежал и под капельницей и под наушниками, то всё равно сообщал коллегам, по его мнению, важные новости: