Калифорния на Амуре - "Анонимус"

В качестве морского хищника на сей раз выступил Ганцзалин. Пройдя сквозь толпу, словно нож сквозь масло, китаец очень быстро добрался до того места, где только что пропала девушка.

Спустя мгновение толпа на миг раздалась, над морем голов мелькнул силуэт гимнастки. Надворный советник увидел, как неподвижное ее тело легло на плечо Ганцзалина, и тот вместе со своей ношей двинулся в сторону Загорского.

Однако так просто уйти нежданному спасителю не дали. Опомнившиеся старатели кинулись на него, беспорядочно молотя воздух кулаками.

Несмотря на живой груз на плече, Ганцзалин очень ловко лавировал и уклонялся. Старатели наносили удары куда придется, даже друг по другу попадали, почти не задевая китайца. Будь он один, легко бы вырвался из гущи народа и укрылся в безопасном месте. Однако его сильно стесняла лежавшая на плече барышня: еще минута-другая, и его затопчут разъяренные старатели.

Загорский вздохнул и решительно двинулся вперед, однако не туда, где из последних сил бился с превосходящим противником Ганцзалин, а прямиком к деревянному помосту, возле которого все еще ошеломленно топтались циркачи. Спустя несколько секунд он уже стоял на помосте. Без всякой паузы надворный советник вытащил из кармана пистолет, поднял его над головой и несколько раз выстрелил в воздух.

Волнение мгновенно прекратилась, людское море утихло, все головы повернулись к Загорскому. Лицо у того было каменным, глаза, карие с зеленым, смотрели бесстрастно, как у языческих богов.

– Разойтись, – сказал он голосом, не привыкшим встречать отпора. – Прекратить беспорядки. Если нет, зачинщиков расстреляют на месте. Остальных будут судить по законам Российской империи.

Кто-то в толпе неуверенно хохотнул.

– Не знаем никакой империи! У нас тут Желтуга, республика, по своим законам живем.

Толпа одобрительно загудела. Но Загорский даже глазом не моргнул.

– Отлично, – сказал он. – Значит, преступников будут судить по законам Желтугинской республики. А они, как вы знаете, предусматривают смертную казнь. Кто из вас хочет пройти через пятьсот кнутов, чтобы отдать душу на глазах у всего честного народа?

Толпа приумолкла: законы Амурской Калифорнии, как называли Желтугу ее граждане, и впрямь были очень суровы, и лишь поэтому золотоискатели не перерезали друг друга в первый же год. Однако народ тут был лихой, бесшабашный, и напугать его оказалось совсем непросто.

– А ты-то сам кто будешь, дядя, чтобы смертной казнью нам угрожать? – вырвался из толпы глумливый тенорок.

Загорский обвел сборище ледяным взором. Время он уже выиграл: Ганцзалин выбрался из толпы и передал потерявшую сознание девушку ее собратьям-циркачам, а те незаметно исчезли с площади. Что сказать? Что он – представитель властей Российской империи, что действует по заданию Отдельного корпуса жандармов? Но это сорвет все расследование и надо будет уезжать, несолоно хлебавши. Отступать назад тоже нельзя – вся ярость толпы может обратиться на них с помощником.

– Кто такой будешь? – повторил тот же тенорок, теперь уже с явной угрозой в голосе.

Выдержав секундную паузу, Загорский отвечал.

– Я такой же, как и вы. Я ваш брат старатель, явился искать счастья в Желтугу.

– А вот мы тебя сейчас по-братски и отвалтузим, – пообещал тенорок. – По-нашему, по-желтугински. Впредь будет наука остальным, чтобы пистолетом перед носом у всего опчества не трясли.

Из толпы раздались согласные крики. Несколько наиболее храбрых, а точнее, самых безмозглых отделились от остальных и двинулись в сторону помоста, на котором высился надворный советник.

– Пристрелю, как собак, – зычно пообещал Загорский, досадуя и на себя, и на Ганцзалина, который втравил его в столь неприятную и, главное, столь несвоевременную историю.

Он поднял пистолет и направил его на врагов. Те остановились и замялись, не решаясь идти дальше.

– Не дрейфь, братцы, – закричал из толпы тот же тенорок, – коли он хоть одного нашего тронет, мы ж его на части разорвем!

Перспектива быть разорванным на части совершенно не привлекала Нестора Васильевича, но ничего другого ему пока не предлагалось. В сущности, наверное, можно было бы кончить все дело миром, если бы не мерзкий тенор, который все время подзуживал старателей. Что ни говорите, теноры хороши только в опере; однако весьма неприятно иметь с ними дело, когда они науськивают на вас взбешенную толпу.

Загорский все никак не мог разглядеть в толпе лица крикуна, а это значило, что ему противостоит опытный провокатор. Это серьезно осложняло положение, и без того отвратительное до крайности. Стрелять в людей, он, разумеется, не собирался. С двумя-тремя противниками он легко справился бы и без оружия, голыми руками, тем более, что и помощник стоял неподалеку и только ждал сигнала, чтобы вмешаться. Но как быть, если на них двинется вся толпа?

Надворный советник метнул быстрый взгляд в сторону. Может быть, воспользоваться рецептом Ганцзалина, оседлать верблюда и ускакать на нем в светлые дали? Однако торговцы уже стреножили своих животных и загнали их поближе к управлению приисками – от греха подальше.

Правда, сам Ганцзалин уже стоял рядом – и от этого было как-то легче. На миру, как гласит пословица, и смерть красна, в особенности же – рядом с верным другом. Тут Загорский понял, почему на него до сих пор не бросились взбешенные старатели. Ганцзалин тоже вытащил из кармана свой верный «смит-вессон». Это значило еще семь пуль к оставшимся трем в револьвере Загорского. Десяток выстрелов им обеспечен, а это значит – десять выведенных из строя врагов. Не так плохо, как может показаться.

– Друзья, – крикнул надворный советник, пользуясь некоторым замешательством в рядах противника, – клянусь, ничего плохого мы против вас не замышляли. Единственное, чего мы хотели – помочь девушке. Давайте опустим оружие и поговорим мирно, за чашкой чая, или если хотите, за стаканом водки…

– Может, тебе еще шампанского подать? – отвратительно прокукарекал невидимый тенор. – Братцы, он же нам просто зубы заговаривает, сколько ждать будем?

Загорский нахмурился. Вот бы кому он сейчас без всяких сожалений влепил пулю в лоб. Увы, гнусный провокатор был невидим, а, значит, и недосягаем. Тем не менее, Загорский все еще надеялся решить дело миром.

– Братцы, – начал было он, – нам не за что убивать друг друга…

– Руки вверх, – вдруг сказал за его спиной чей-то решительный голос.

Интонация совсем не по нравилась Загорскому. Говорил человек опытный и с твердым характером, такой может отправить на тот свет без всяких сомнений. Надворный советник медленно обернулся назад. То, что он увидел, ему крайне не понравилось. В затылок его помощнику был уперт винчестер. Еще три винтовки глядели в лицо самому Загорскому, их держали крепкие молодцы, которыми руководил высокий решительный господин в козьем тулупе.

Противостоять четырем двенадцатизарядным скорострельным винтовкам, имея на вооружении только три пули в револьвере было чистым безумием.

– Руки, – повторил решительный господин. – Отдайте наган. И прошу без глупостей, это Амурская Калифорния, здесь стреляют прежде, чем думают.

Он один был без оружия, но ему оно и не требовалось, вполне хватало четырех вооруженных старателей рядом.

– С кем имею удовольствие? – даже под прицелом четырех стволов надворный советник не спешил расставаться с оружием.

– Президент Желтугинской республики Карл Иванович Фассе́, – коротко отрекомендовался тот и добавил негромко. – Для экономии времени вашего имени я не спрашиваю. Чем дольше вы так стоите, тем больше шансов у вас быть растерзанным добрыми гражданами Амурской Калифорнии.

Нестор Васильевич молча отдал свой наган Фассе, потом взглянул на мрачную физиономию Ганцзалина и слегка кивнул. Тот, не меняясь в лице и даже не оборачиваясь, протянул свой «смит-вессон» одному из охранников.

– Отлично, – сказал Фассе, – следуйте за мной.

Он повернулся спиной к надворному советнику и, не оглядываясь, пошел прочь. За ним под внимательными взглядами охраны последовали Загорский и Ганцзалин.