Семь чудес (ЛП) - Сэйлор Стивен

— Нет! — воскликнул Мнасон. — Хлоя была так же предана Артемиде, как и все остальные девы.

— Я не обвиняю вашу дочь в нечистоте, Мнасон. Но если Артемида сразила ее, мы должны заключить, что богиня была крайне недовольна каким-то аспектом священного ритуала. Он взглянул на маску в своих руках. — Насколько я понимаю, в ней исполнялся танец Актеона. Кто танцевал партию Артемиды?

Танцовщицы стояли в сторонке, где они сгрудились вместе, утешая друг друга. Из их среды выступила Антея.

Мегабиз подошел к ней. Евтропий хотел присоединиться к дочери, но священник поднял руку, приказывая ему вернуться на место.

Феотим возвышался над девушкой, глядя на нее сверху вниз. Антея вздрогнула под его взглядом, закусила губу и заплакала. 

Мегабизус повернулся к зрителям: — Девушка нечиста, — объявил он.

— Нет! — закричал Евтропий. — Это ложь!

Толпа вздрогнула.

— Ты смеешь обвинять главу мегабизов во лжи? — сказал Феотим. — Здесь, в святилище Артемиды?

Евтропий был сбит с толку. Он сжал кулаки. Его лицо стало ярко-красным. — Нет, мегабиз, конечно нет, — наконец, пробормотал он. — Но моя дочь невиновна, говорю вам. Она девственница. Должен быть тест…

— Конечно, будет проведено испытание, — сказал Феотим, — как и повелевает Артемида в таких ужасных случаях, как этот. Эй, мегабизы, немедленно уведите эту девушку из храма, пока ее присутствие не осквернило его еще больше.

Жрецы двинулись вперед, чтобы схватить Антею, которая дрожала и звала своего отца. Евтропий последовал за ними с пепельным лицом. Еще несколько мегабизов подобрали тело Хлои и унесли его, а вслед за ними последовал ее обезумевший отец. Танцовщицы разошлись в поисках своих родственников. Музыканты ошеломленно уставились друг на друга.

Я повернулся к Антипатру и увидел слезы в его глазах. Он покачал головой. — Как я ждал этого дня, когда снова смогу с наслаждением постоять в храме Артемиды. И с каким нетерпением я ждал возможности показать его тебе, Гордиан. Но получилось не так. Какой ужасный день! Какая катастрофа!

Я почувствовал на себе чей-то взгляд и, повернувшись, увидел на некотором расстоянии, среди редеющей, ошеломленной толпы, оставшейся в святилище, рабыню Аместрис. Взгляд ее был так напряжен, что мне казалось, что она, должно быть, хочет что-то у меня спросить или мне сказать… Но впервые за этот день именно она отвела взгляд первой, развернулась и поспешно вышла из храма.

                                                                                                                      * * *

Атмосфера в доме Евтропия в ту ночь была мрачной. Я полагаю, что во всех других домах Эфеса настроение было не на много лучше, потому что смерть в храме и обвинение Анфеи положили конец пиршеству и празднованию. Мегабиз велел людям вернуться в свои дома и молиться о заступничестве Артемиды.

В саду Аместрис накормила Евтропия, Мнасона, Антипатра и меня скромной едой, хотя я был единственным, у кого, казалось, был хоть какой-то аппетит.

— Юноша в твоем возрасте станет есть в любой ситуации, — вздохнул Антипатр. Он передал мне свою нетронутую миску с просом и чечевицей.

— Никто никогда не убедит меня, что смерть Хлои была волей Артемиды, — пробормотал Мнасон, глядя в пространство с пустым выражением лица. — За этим стоят наши враги, Евтропий. Ты знаешь, кого я имею в виду.

Евтропий посмотрел не на друга, а на меня. Я чувствовал себя кем-то лишним.

— Если остальные не возражают, я закончу есть это в своей комнате, — сказал я, поднимая миску.

— Я пойду с тобой, — сказал Антипатр.

— Нет, Учитель, оставайтесь. Нам может пригодиться ваш совет, — сказал Евтропий. Эта просьба относилась не ко мне, и он избегал встречаться со мной взглядом. Я ушел.

Как только чаша опустела, я обнаружил, что не могу просто так в одиночку сидеть на кровати. Я некоторое время походил взад-вперед, затем снял туфли и тихо прошел по коридору к вершине лестницы. Разговор из сада вполне был слышен с этого места. Я стоял и слушал.

— Всем известно, что Феотим полностью находится во власти римского наместника, — говорил Мнасон. — Он полон решимости свергнуть всех, кто противостоит ему, тех из нас, кто считает, что Эфес нужно освободить от римлян.

— Но ты ведь не утверждаешь, что мегабизы как-то связаны со смертью Хлои, — сказал Антипатр.

— Именно так я и считаю! — воскликнул Мнасон со всхлипом в голосе.

После долгого молчания заговорил Евтропий: — Мне кажется, что его обвинение против Антеи было слишком своевременным, чтобы быть спонтанным. Как бы немыслимо это ни звучало, я должен задаться вопросом, не сыграл ли Феотим какую-то роль в смерти твоей дочери, а затем использовал это как предлог, чтобы выдвинуть свое гнусное обвинение против Антеи,  обвинение, которое уничтожит и меня, если испытание сфальсифицируют.

— Что это заиспытание… я слышал о нем, но никогда его не видел, — сказал Антипатр.

— Оно редко используется, Учитель. Я могу пересчитать по пальцам одной руки случаи, когда такое происходило в моей жизни.

— Кажется, я припоминаю, что речь идет о пещере в священной роще Ортигии, — сказал Антипатр.

— Да. До тех пор, пока не состоится испытание, обвиняемую девушку держат иеродулы, женщины-аколиты, служащие под началом мегабизов. В день испытания они провожают девушку в древнюю рощу, полную священных мест, в том числе и в пещеру у ручья, где Лето родила Артемиду и ее брата-близнеца Аполлона. В этой пещере с потолка на цепи свисают несколько трубок свирели Пана; существует история, которая объясняет, как они там оказались, но я не буду ее сейчас пересказывать. Когда-то давным-давно на вход в пещеру была поставлена железная дверь, и ключ имеется только у мегабизов. Процесс испытания заключается в том, что, если девушку обвиняют в потере девственности, истину можно установить, заперев ее одну в этой пещере. Если она действительно девственница, то свирели Пана издадут мелодию, независимо от того, заиграет ли на ней сам Пан,

— А если девушка не девственница?

— Тогда трубки свирели не издадут ни звука и девушку больше никто не увидит.

— Она умрет в пещере? — вздохнул Антипатр.

— Обычно на следующий день дверь открывается, и туда заходят мегабизы, но тел, обычно, так и не находят. Как я уже сказал, девушку просто… больше никогда не увидят.  — Сказал Евтропий дрожащим голосом.

— Значит, священная пещера находится исключительно в ведении мегабизов? — спросил Антипатр.

— Конечно, как и все священные места Артемиды.

— Но если ты подозреваешь Феотима в убийстве, вернее, в осквернении таким преступлением самого храма Артемиды, то не мог ли он ухитриться как-то сфальсифицировать и испытание девственниц? Ты должен опротестовать это, Евтропий. Ты должен заявить о своих подозрениях.

— Без доказательств? Без каких-либо доказательств, кроме неприязни Феотима к Мнасону и ко мне из-за того, что мы ненавидим римлян? Римский наместник уж точно не поможет нам, а если мы осмелимся оспорить справедливость девственного испытания, то и народ восстанет против нас. Нас обвинят в святотатстве, и мы сами предстанем перед судом.

— И подвергнемся какому-то другому надуманному испытанию, в равной степени, без сомнения, под контролем Феотима,. Антипатр вздохнул. — Вы попали в ужасную ситуацию.

— Это римляне настроили жрецов против своего народа, — пробормотал Мнасон. — Мегабизои должны быть защитниками людей, а не их врагами.

— Справедливости ради, — сказал Евтропий, — среди мегабизов есть разногласия. Большинство из них так же верны Эфесу и нашему образу жизни, как ты и я, Мнасон. Исключением является Феотим, но он является верховным жрецом. Он всегда принимает сторону римлян и делает все возможное, чтобы заставить замолчать тех из нас, кто выступает против них. Такое плачевное положение вещей изменится, когда придет царь Митридат.

Митридат! Неудивительно, что они не смели открыто говорить об этом передо мной, римлянином. В течение многих лет царь Понта позиционировал себя как соперник Рима. Все в Риме говорили, что полномасштабная война с Митридатом неизбежна. Было ясно, на чьей стороне будут Евтропий и Мнасон. Судя по тому, как они разговаривали, возможно, они даже были агентами царя.