Иван Любенко - Убийство на водах
– Ну, хорошо, я объясню. Видите ли, в тот самый день, когда я прочитал о краже драгоценностей в местной газете, нас с доктором поселили в «Метрополе». Идя по коридору, я обратил внимание, на довольно странную группу знаков, нацарапанную карандашом: прямоугольник с вертикальной линией, проходящей примерно по 1/8 его длины, под ним еще один, но уже с дужкой по верхним углам; напротив первого стояла цифра 29, а внизу – галочка. В принципе эти художества можно было принять за детскую мазню, но меня смутила лихая завитушка у этой самой буквы V. Уж очень она напоминала некий росчерк, исполненный рукой взрослого человека. Я стал думать, что же могли означать те самые знаки? Ну, например, прямоугольник с полем? – адвокат обратил свой взор на полицейских.
– Не знаю, – пожал плечами Круше, – возможно, лист бумаги или свернутая газета?
– Банкнота, – невозмутимо заключил Боголепов, – а прямоугольник с дужкой означает замок, то есть сейф; цифра 29 – номер комнаты в «Метрополе», где жили те самые американцы, у которых похитили драгоценности. Я это прекрасно помню, поскольку сам составлял протокол. А галочка – латинское V – знак виктории, сиречь победы.
– Браво! – зааплодировал Ардашев. – Так вот: перстень с точно такой же буквой V и завитушкой я заметил на левом мизинце того самого убитого «купца». Все это говорит о том, что именно с помощью этой, с позволения сказать, настенной живописи, преступник оставил послание другим членам шайки, чем они и не преминули воспользоваться. Иными словами, группа мошенников может находиться в одной игорной, жить в той же гостинице, но делать вид, что они абсолютно незнакомы. И доказать обратное почти невозможно, так как они общаются друг с другом только языком символов.
– И все-таки я не могу понять, как вы догадались, что он карточный жулик, а не торговец? – не мог успокоиться штабс-ротмистр.
– Все дело в том, что внутренняя сторона перстня – кольцо – было отполировано до зеркального блеска. Обычно это делают «артисты зеленого поля», которые таким образом ухитряются подсматривать карты при сдаче. У простого человека эта часть, как правило, имеет множество царапин и оттого выглядит более тускло, нежели сама печатка.
– М-да, – Круше покачал головой, – как все просто! Что ж, придется отрабатывать весь список. – Он посмотрел в блокнот. – В момент убийства (если, конечно, это было действительно убийство) кроме меня здесь находилось 32 человека. Отнимаем вас, Клим Пантелеевич, вашу жену, доктора с женой и господина Шаляпина – получается 27. Плюс пять человек прислуги – снова выходит 32. Откровенно говоря, весьма слабое утешение.
– Надобно дождаться результатов вскрытия и лабораторного исследования содержимого табакерки. А вдруг и с отпечатками пальцев на карте повезет? – Азарий Саввич на миг задумался и тут же сам себе ответил: – Хотя злодей сможет легко отвертеться в суде. Карта, да еще и в игорном клубе… Да мало ли где он мог до нее дотронуться!
– Не скажите, – парировал Круше. – Валет-то не простой, а из глазетной колоды. А таковых, как я только что выяснил, сегодня на столы не клали. Так что подождем-с, господа, подождем-с! Надеюсь, скоро все прояснится.
Полицейские, словно гончие, почуявшие близость скорой добычи, нехотя потянулись к выходу. Следом за ними помещение покинул присяжный поверенный с доктором. Лакеи, сняв фраки, облачились в длинные фартуки и превратились в самых обыкновенных полотеров.
Хозяйка гостиницы – госпожа Каверина – в этот вечер так и не появилась.
7. Странная новость
– Вот и пришли, – произнес Нижегородцев, указывая Ардашеву на желтую вывеску «Кофейня», выполненную арабской вязью.
Подождав, пока со стульев смахнут пыль, двое мужчин расположились за столиком небольшого уличного кафе по Верхней Курсовой улице. Однако не только желание вкусить ароматного заморского напитка вынудило товарищей оставить дома жен и отправиться коротать время под тенью раскидистой липы. Еще вчера вечером портье пригласил Николая Петровича к телефонному аппарату. В трубке послышался взволнованный голос его приятеля – Куприяна Стильванского. Заведующему отделением для умалишенных Хлудовской больницы зачем-то понадобилось срочно увидеться с Ардашевым. Встретиться условились в полдень у этой самой кофейни. Кисловодский эскулап просил, чтобы кроме адвоката и ставропольского коллеги больше никого не было. Не желая обидеть Веронику Альбертовну, Клим Пантелеевич посоветовал ей вместе с Ангелиной Тихоновной посетить выставку жемчуга, открывшуюся второго дня в ессентукском парке. Предложение мужа встретило положительный отклик, и дамы отправились опустошать кошельки мужей. Их третья подруга – Аделаида Варяжская – никак не могла прийти в себя после ночных событий в карточном клубе и уже два дня не выходила из номера, жалуясь на дикие приступы мигрени.
До назначенного рандеву оставалось немногим более четверти часа. Подали две крохотных чашечки. Ардашев сделал маленький глоток и возмущенно покачал головой:
– Нет, это не кофе по-арабски. Эй, человек! – подозвал он официанта.
Одетый в белую поварскую куртку мужчина лет тридцати трех тотчас же возник перед посетителями.
– Скажите, а каким образом вы готовите этот напиток.
– Варим в турке на песке. Примус у нас имеется…
– Я спрашиваю – как варите?
Он виновато пожал плечами, наморщил лоб и ответил:
– Да просто: засыпаем молотый кофе, кладем две чайные ложки сахара, добавляем воду. Чуть-чуть не доведя до кипения, снимаем и подаем.
– В таком случае извольте писать в меню, что вы готовите кофе по-турецки, а не по-арабски, – недовольно заметил присяжный поверенный.
– Покорнейше прошу извинить, ваше благородие. А не могли бы вы объяснить, в чем именно заключается приготовление кофе по-арабски? – хитро сощурился расчесанный на прямой пробор прислужник.
– Извольте. Во-первых, для этого надобно выбрать зерна сильной обжарки. А во-вторых, стоит обратить внимание на помол. Он должен быть мелким. И не нужно молоть его заранее. Делайте это перед каждым заказом. На дно джезвы или далла насыпьте две ложки сахара и поставьте на огонь. Когда сахар начнет плавиться и приобретет коричневый оттенок, залейте его водой. Как только вода закипит – снимайте с огня и сыпьте кофе. Ни в коем случае не перемешивайте. Снова поставьте на примус. Доведя до образования пенки, уберите на одну минуту. Вот эту последнюю процедуру надобно повторить три раза. Готовый кофе наливайте не процеживая. Вот и весь рецепт.
– Мудрено, – покачал головой официант. – А вы не будете возражать, если мы угостим вас кофе, сваренным по вашему рецепту, но за счет заведения?
– Пожалуйста, – согласился Ардашев.
– Раз так – несите три чашки, – вмешался Нижегородцев. – С минуту на минуту к нам подойдет еще один господин.
– Не извольте беспокоиться, – склонился в вежливом поклоне официант и тут же скрылся за коричневой дверью кафе.
Не успели карманные часы присяжного поверенного проиграть популярную опереточную мелодию, как тут же возник невысокий мужчина с брюшком, по виду – ровесник Ардашева. Годы выели у него на лбу довольно приличную залысину, окруженную остатками когда-то пышной шевелюры. Прямой, немного расширенный нос почти не бросался в глаза. Заметные мешки под глазами свидетельствовали либо о больных почках, либо о вредной привычке работать по ночам.
Николай Петрович поднялся и представил незнакомца:
– Куприян Савельевич Стильванский, мой старинный приятель. А это Ардашев – Клим Пантелеевич, – врач широко улыбнулся, – и тоже мой старинный приятель. Так что будем, господа, наконец, знакомы.
После рукопожатия гость занял место за столиком. Вездесущий официант подал три чашечки ароматного напитка с легким, пахнущим карамелью дымком. Работник кафе терпеливо ждал, пока привередливый посетитель снимет пробу.
– Вот теперь другое дело, – удовольствовался Клим Пантелеевич.
– Хозяин велели поблагодарить вас. Они также изволили передать, что кофе для вас и ваших друзей теперь всегда бесплатный.
– Спасибо, любезный, спасибо.
– Жаль только, что завтра мы выбываем в Кисловодск. Так что вашему заведению разорение не грозит, – пошутил Нижегородцев.
– Вы съезжаете? – переспросил Стильванский.
– Ну да, – подтвердил присяжный поверенный. – На Ессентуки-17 и щелочные лепешки я уже смотреть не могу. А погружаясь в целебную грязь, каждый раз чувствую себя родственником тех несчастных существ с пятачком вместо носа, которых закалывают на Пасху. Да и Цандеровский институт навевает далеко не лучшие воспоминания.
– Вот именно об этом я и хотел бы с вами переговорить, – Стильванский сделал глоток из крохотной чашечки, крякнул от удовольствия, вытащил папиросу, и, вставив ее в янтарный с золотом мундштук, прикурил. – Собственно, это и заставило меня обратиться к вам, уважаемый Клим Пантелеевич. Я, как вам уже поведал мой коллега, заведую отделением для умалишенных в Хлудовской больнице. Совершенно случайно я прочел в газете, что во вторник, 27-го числа, произошло убийство в Ессентуках. И там была найдена карта – червовый валет. А четырьмя днями ранее один из моих тяжелобольных пациентов нарисовал вот это, – он достал из внутреннего кармана пиджака свернутый вчетверо листок веленевой бумаги и развернул его: красным карандашом была выведена буква «В», чуть выше – череп и две перекрещенные костяшки. Художества оставляли желать много лучшего и действительно напоминали либо руку ребенка, либо мазню безумца.
