Борис Акунин - Смерть Ахиллеса
Эраст Петрович посмотрел на говорившего с особенным вниманием и ничего на это не ответил. Зато вскинулся рыжий жандарм:
— Какие там фантазии! Соболев был крепчайшего здоровья! На медведя с рогатиной ходил, в проруби купался! Что же получается, огонь под Плевной и туркестанскую пустыню прошел, а любовных игр не вынес? Чушь! Вы бы, господин Хуртинский, лучше городские сплетни собирали, а в шпионажные дела не лезли.
Столь открытая конфронтация Фандорина удивила, однако губернатор, кажется, к подобным сценам давно привык. Он примирительно поднял руки:
— Господа, господа, не ссорьтесь. И так голова кругом. Столько дел с этой кончиной. Телеграммы, соболезнования, депутации, весь Театральный венками позаставили — ни пройти, ни проехать. Высокие особы на похороны едут, их и встретить, и разместить. Вечером военный министр и начальник Генерального штаба прибудут. Завтра утром, прямо к похоронам — великий князь Кирилл Александрович. А нынче мне к герцогу Лихтенбургскому надо. Они с супругой в Москве по случайности оказались. Супруга, графиня Мирабо, — родная сестра покойного. Надобно ехать с соболезнованием, я уж послал предупредить. Вы, голубчик Эраст Петрович, езжайте со мной, обскажете мне в карете все еще раз. Вместе и помозгуем, как быть. А вы, Евгений Осипович, уж возьмите на себя труд — последите пока за обоими: и за немцем этим, и за девицей. Хорошо бы отчетец, про который Кнабе говорил, перехватить. Вы вот что. Дайте ему рапорт написать для своего шпионского начальства, а там и берите с поличным. А как насчет слежки распорядитесь — снова, сюда, ко мне извольте. Вот вернемся мы с Эрастом Петровичем, и решим окончательно. Тут бы дров не наломать. Дело-то войной пахнет.
Генерал, щелкнув каблуками, вышел, и тут же к губернаторскому столу подскочил Хуртинский.
— Ваше сиятельство, неотложные бумаги, — сказал он, сгибаясь к самому уху князя.
— Так уж и неотложные? — проворчал тот. — Слышал ведь, Петруша, спешу я, герцог ждет.
Надворный советник приложил ладонь к накрахмаленной груди с орденом.
— Совершенно не терпящие отлагательства. Владимир Андреич, тут, изволите ли видеть, сметочка на окончание росписи Храма. Предлагаю дать заказ господину Гегечкори, преславный живописец, и образа мыслей самого похвального. Сумму запрашивает немалую, но ведь и сделает в срок — человек слова. Вот здесь бы подпись вашу; и считайте, что дело исполнено.
Петр Парменович ловко подложил губернатору бумагу, а сам уж тянул из папочки следующую.
— А это, Владимир Андреич, проект на прорытие подземного метрополитена по примеру лондонского. Подрядчик — коммерции советник Зыков. Большое дело. Я имел честь вам докладывать.
— Помню, — буркнул Долгорукой. — Метрополитен еще какой-то выдумали. Денег-то много надобно?
— Пустяки-с. Зыков на изыскательские работы всего и просит полмиллиончика. Я смету смотрел — толковая.
— «Всего», — вздохнул князь. — С каких это богатств для тебя, Петька, полмиллиона пустяком стали? — И, заметив взгляд Фандорина, удивленного столь фамильярным обращением губернатора с начальником секретного отделения, пояснил. — Я с Петром Парменовичем по-свойски, по-родственному. Он ведь у меня в доме вырос. Моего покойного повара сынок. Вот бы Пармен, царствие ему небесное, послушал, как ты, Петруша, миллионами-то швыряешься.
Хуртинский зло покосился на Эраста Петровича, видно, недовольный напоминанием о своем плебейском происхождении.
— И вот еще касательно цен на газ. Я, Владимир Андреич, докладную записочку составил. Хорошо бы в целях удешевления уличного освещения тариф понизить. До трех рублей за тысячу кубических футов. И так много берут-с.
— Ладно, давай свои бумажки, в карете прочту и подпишу. — Долгорукой встал. — Пора ехать, пора. Негоже заставлять высокую особу дожидаться. Идемте, Эраст Петрович, дорогой потолкуем.
В коридоре Фандорин почтительнейше осведомился:
— А что, ваше сиятельство, разве государь не пожалует? Все-таки не кто-нибудь умер, сам Соболев.
Долгорукой искоса посмотрел на коллежского асессора и значительно произнес:
— Не счел возможным. Брата послал, Кирилла Александровича. А почему — не нашего ума дело.
Фандорин только молча поклонился.
«Потолковать» дорогой не довелось. Когда уже сели в карету — губернатор на мягкие подушки, Эраст Петрович напротив, на обтянутую кожей скамейку, дверца вдруг снова распахнулась, и, кряхтя, влез князев камердинер Фрол Ведищев. Бесцеремонно уселся рядом с князем и крикнул кучеру:
— Трогай, Мишка, трогай!
Затем, не обращая на Эраста Петровича ни малейшего внимания, развернулся к Долгорукому.
— Владимир Андреич, я с вами, — объявил он тоном, не допускавшим возражений.
— Фролушка, — кротко молвил князь. — Лекарство я выпил, а сейчас не мешай, у меня важный разговор с господином Фандориным.
— Ничего, подождет разговор ваш, — сердито махнул деспот. — Что вам за бумажки Петька подсунул?
— Да вот, Фрол. — Владимир Андреевич раскрыл папку. — Заказ художнику Гегечкори на завершение росписи Храма. Уж и смета составлена, видишь? А это — подряд купцу Зыкову. Будем под Москвой железную дорогу рыть, чтоб быстрей доехать всюду было. И еще — о снижении цен на газ.
Ведищев заглянул в бумаги и решительно объявил:
— Нечего Храм Гегечкори этому отдавать, он прохвост известный. Лучше бы кому из наших, московских, отдали. Им тоже жить надо. Оно и дешевле будет, и красотой не хуже. Где деньги-то возьмем? Нет ведь денег. А Гегечкори Петьке вашему дачу в Алабине разрисовать обещал, вон Петька и старается.
— Так ты думаешь, не стоит заказ Гегечкори давать? — задумчиво спросил Долгорукой и убрал бумагу вниз.
— Нечего и думать, — отрезал Фрол. — Да и метрополитен этот — дурь одна. На кой дыру в земле копать и паровоз туда запущать? Только казенные деньги на ветер выкидывать. Ишь чего удумали!
— Ну, тут ты не прав, — возразил князь. — Метро — дело хорошее. Вон у нас движение какое — еле ползем.
И правда: губернаторская карета застряла у поворота на Неглинную, и сколько ни бились конвойные жандармы, никак не могли расчистить дорогу, по случаю субботы сплошь забитую телегами и повозками охотнорядских торговцев.
Ведищев покачал головой, словно князь и сам должен был понять, что зря упрямится.
— Да ведь гласные в Думе скажут, совсем Долгорукой из ума выжил. И питерские вороги тож не преминут. Не подписывайте, Владимир Андреич.
Губернатор сокрушенно вздохнул, отложил и вторую бумагу.
— А с газом что же?
Ведищев взял докладную записку, отодвинув подальше, зашевелил губами.
— Это ладно, можно. Городу выгода, и москвичам облегчение.
— Вот и я так думаю, — просветлел князь, раскрыл прикрепленный на дверце пюпитр с письменным прибором и поставил размашистую подпись.
Потрясенный этой невероятной сценой Эраст Петрович изо всех сил делал вид, что ничего особенного не происходит, и с повышенным интересом смотрел в окошко. Тут как раз подъехали к дому княгини Белосельской-Белозерской, где остановились герцог Лихтенбургский и его супруга, урожденная Зинаида Дмитриевна Соболева, получившая в морганатическом браке титул графини Мирабо.
Эраст Петрович знал, что Евгений Лихтенбургский, генерал-майор русской гвардии и шеф потсдамских лейб-кирасиров, приходился родным внуком императору Николаю Павловичу. Однако знаменитого василискова взгляда герцог от грозного деда не унаследовал — глаза его высочества были цвета голубого саксонского фарфора и смотрели через пенсне мягко, учтиво. Зато графиня оказалась очень похожа на своего великого брата. Вроде бы и стать не та, и осанка отнюдь не воинственная, и овал лица нежен, а синие глаза точь-в-точь такие же, и порода та самая, безошибочно Соболевская. Аудиенция с самого начала пошла вкривь и вкось.
— Мы с графиней приехали в Москву совсем по другому деву, а тут такое несчастье, — начал герцог, премило картавя на твердом «л» и помогая себе взмахами руки, украшенной старинным сапфиром на безымянном пальце.
Зинаида Дмитриевна не дала мужу договорить:
— Как, как это могло случиться?! — вскричала она, и по очаровательному, хоть и распухшему от рыданий лицу потоком хлынули крупные слезы. — Князь, Владимир Андреевич, горе-то какое!
Рот графини изогнулся наподобие коромысла, и дальше говорить она не смогла.
— На все воля Божья, — растерянно пробормотал герцог и в панике оглянулся на Долгорукого и Фандорина.
— Евгений Максимилианович, ваше высочество, уверяю вас, что обстоятельства безвременной кончины вашего родственника тщательнейше расследуются, — взволнованным голосом сообщил губернатор. — Вот господин Фандорин, мой чиновник для наиважнейших поручений, этим занимается.
