Год Быка - Омельянюк Александр Сергеевич
Накануне Данила оформил Свидетельство о рождении своего первенца, и ещё на одного Кочета, вернее пока кочетка, в Москве стало больше.
Платон с Ксенией подарили новорождённому комбинезончик на весну и замысловатую игрушку на коляску, а родителям – три книжки по уходу за новорождённым, набор варений домашнего приготовления, и деньги, вложенные в поздравительную открытку с сочинённой дедом колыбельной «Дрёма» для Мишутки:
Гости не только посмотрели на внука, но и осмотрели его родные пенаты. Без кормящей в этот момент Александры выпили за новорождённого и день рождения его деда. Данила подарил отцу освежитель воздуха.
К чаю вышла уже и покормившая ребёнка мать. Застолье за тортом продолжили вчетвером. Обратно выехали не поздно, и до дома добрались быстрее. Все последующие дни счастливый дед ходил ещё более одухотворённый, более уверенный в себе и завтрашнем дне.
Девятнадцатого, во вторник, Платон по наводке начальницы, повёл всех в «Ёлки-палки» на повороте Солянки, туда же, куда он в августе демонстративно не пошёл на день рождения Гудина.
Интересно, а как поведёт себя Гудин? – думал он все последние дни.
Но желание поесть и выпить на халяву пересилили у Ивана Гавриловича чувство обиды и гордость, которая у него никогда ранее и не проявлялась.
Сели у входа. У большого окна – женщины, рядом с Ноной – Платон, напротив него, рядом с Надеждой – Гудин, а место в торце досталось самому молодому – Алексею.
К удивлению Платона все коллеги поддержали его уже давнее начинание по-поводу отвращения к пиву.
– «Да сколько можно? Уже надоело оно всем! Да и вреда от него предостаточно!» – слышались их поочерёдные высказывания.
Заказали литр «Клюковки» на всех. Та пилась на удивление легко. Даже виновник торжества опрокидывал одну за другой стопки сладкого, средне алкогольного напитка, уже по привычке не чокаясь только с Гудиным.
Первый тост Надежды затронул практически все стороны жизни Платона.
– «Ну, ты и сказанула! Всё охватила! Оставь и нам что-нибудь сказать!» – наперебой стали останавливать её коллеги.
Второй тост произнесла Нона, пожелавшая имениннику, чтобы всю оставшуюся жизнь он прожил так, чтобы были те, кто подал бы стакан воды на старости лет.
Третий тост Алексея вынужденно свёлся лишь к пожеланию Платону спортивного долголетия.
Так что для Гудина и желать-то ничего невольно не осталось. Воспользовавшись тем, что Платон отошёл к официантке попросить её добавить ещё хлеба и пирожков, Иван Гаврилович поднял стопку и произнёс нейтральный для именинника тост. Платон успел лишь к его окончанию.
Тот предложил тривиально выпить за то, чтобы у всех деньги водились и не переводились.
А кто ж откажется от этого? Чокнулись, выпили!
Видя, что никто больше не желает ему здоровья и творческих успехов, а выпить хочется, Платон сам отметился двумя тостами:
– «За присутствующих здесь наших женщин!» – ибо не хотел пить за мужскую часть коллектива, и:
– «За детей и внуков! Чтобы они нашли свою дорогу в жизни и осилили её! А мы им естественно поможем, чем сможем!» – кои в полном комплекте оказались только у них с Гаврилычем.
Как обычно все заказали по «телеге», дававшей возможность до пяти раз набирать полную тарелку всяческих салатов и прочих закусок.
Разохотившиеся, до горячего естественно и не дошли. Зато в завершение трапезы добавили десерта. К кофе заказали: кто шоколадного торта, кто мороженого. А Нона решилась и на то, и на другое, запив третьим.
В общем, наелись и напились. Но самое удивительное, Гаврилыч вёл себя степенно, не устраивал свою клоунаду. От него даже не доносилось каких-либо шуток, тем более не слышались придирки и подколки Платона.
Разошлись не поздно. В хорошем настроении Платон с Надеждой теперь возвращались домой через метро «Китай-город».
Интересно! Гаврилыч стал таким, или на мой день рождения взял тайм-аут? Может даже по просьбе Надежды? Ведь недаром же я с нею тринадцатого вечером на эту тему говорил! – молча, рассуждал довольный Платон, не утруждая начальницу выяснением истины.
А в среду, двадцатого, с большим опозданием, по телефону Платона поздравили с днём рождения и внуком бездетные двоюродные бабка и тётка новорождённого: Елена и Юля Кочет.
А вот двоюродные сёстры Платона по материнской линии, Тамара и Полина Комаровы, никогда брата с днём рождения не поздравляли, впрочем, как теперь и он их. Хотя, старший их по возрасту, Платон поначалу сестёр поздравлял, и не раз.
И как на следующий день, в четверг оказалось, у одной из них теперь была более чем уважительная причина.
Вечером, через Ксению, от Анастасии Платон узнал о смерти на пятьдесят девятом году жизни, от рака матки, их бездетной и незамужней, одинокой, двоюродной сестры Тамары Юрьевны Комаровой из Казани.
Последнюю неделю у её кровати просидела младшая сестра Ирина, которой старшая и завещала свою однокомнатную квартиру.
Похороны планировались на субботу, в городе Выксе, на кладбище которого год назад был похоронен их родной брат Сергей, а ещё раньше – мать и дядя.
В пятницу туда из Казани должны были доставить гроб с телом покойной. Но на похороны двоюродной сестрёнки инвалиды Платон и Настя поехать не смогли – для их костей и суставов было очень холодно.
И эта, почти через год за братом, смерть ещё совсем не старой, недавно бывшей полной сил и энергии, женщины стала такой неожиданной, что на этот раз чувство досады, возникшее у Платона в первый момент, почему-то не сменилось затем чувством глубокой скорби. Ведь это уже походило на жестокий анекдот, вызывавший смех сквозь слёзы.
Обсуждая это позже вечером с Настей по телефону, Платон опять нарвался на её грубость:
– «Ты слышишь только то, что хочешь слышать!» – отомстила она брату теми же словами, которые тот лишь транслировал ей из недавнего гневного спича её сына Василия, – когда Платон упрекнул её, что она не сообщила ему о желании их троюродного дяди Вити из Выксы увидеть Платона. Речь тогда шла лишь о желании дядьки пообщаться с племяшом.
Да! Настю действительно повело! – поёжился он от опять покоробившей его мысли.
И это трагическое событие произошло в промежутке между приятным и полезным для Платона.
В пятницу со своими сослуживцами он снова поучаствовал в выгодной работе: перегружал коробки с машину на машину.
И опять Иван Гаврилович Гудин поразил Платона своей лояльностью.
Он даже несколько раз сам, первый, начинал разговор на текущие темы.
Платон нехотя, в силу производственной необходимости, и соблюдая элементарные приличия, вынужденно поддерживал их.
