Златорогий череп - Бабицкий Стасс

– Не ожидал встретиться вот так, посреди улицы. Но рад, чертовски рад! Давно, давно замыслил навестить вас, обсудить пару нераскрытых убийств, да времени не нашлось. Полиция каждый день притаскивает новых жмуриков, причем редко по одному, все чаще гроздьями. Простите, что перебил вас на середине фразы, – знаете, врачебные люди, церемоний не придерживаются. Прошу, составьте мне компанию. Выпьем чаю, а лучше чего покрепче. В морозы для здоровья полезнее водочка, – он огляделся по сторонам. – На той стороне улицы есть вполне приличный ресторанчик. Не откажите в любезности!

– А идея-то недурная, – поддержал Митя с воодушевлением, поскольку увидел возможность отвлечь приятеля от тягостных мыслей.

– Пойдемте, пойдемте!

Доктор подхватил сыщика под локоть, почтмейстер взял за другую руку и оба чуть ли не волоком потащили его в трактир.

– Позвольте, я начну сразу, без предисловий. Как вы знаете, гос-спода, я составляю трактат о способах умерщвления людей. Иной раз благодаря этим записям, полиция раскрывает самые бесперспективные дела, – Вятцев залпом выпил рюмку водки и продолжил будничным тоном. – Скажем, давешним летом начали ни с того ни с сего помирать одинокие купцы и дворянчики. Все на дачах или в загородных усадьбах. Один поскользнулся на куске мыла, расшиб голову о порог ванной. Другой спускался по ступенькам, а на лестнице прислуга корку арбузную обронила… Девять трупов с разбитыми затылками! Троих мне довелось осматривать, про остальных узнал из полицейских рапортов. Согласитесь, налицо закономерность.

– Похоже на то, – ответил Митя, хрустя квашеной капустой.

– Вот! Вы сразу поняли! Но следователи отмахивались. Совпадение, мол. «Сиди-ка ты, Вятцев, в своей анатомичке и не встревай». Ленивые балбесы! Им лишь бы поменьше суеты. Спишут на несчастный случай и вся недолга. А между тем, во всех домах после смерти хозяев ценностей не досчитались, – доктор выпил еще одну рюмку, по-прежнему не закусывая.

– Золотишко могли и слуги умыкнуть, после смерти барина, – высказал сомнения почтмейстер. – Наследников нет, авось не хватится никто.

– К черту слуг! Девять покойников – разве не подозрительно? Я два месяца твердил каждому встречному городовому, что в Москве завелся убийца, который охотится только на одиноких богатеев. Докричался. Вызвали меня к обер-полицмейстеру. Тот брови насупил: «Что ты, ланцет гнутый, воду мутишь? Какие у тебя доказательства?» Тут-то и пригодился мой трактат, – Вятцев достал из саквояжа пухлую тетрадь в потрепанной обложке. – Я каждую смертельную рану подробно описываю. Предъявил начальнику аргумент: у всех погибших одинаковые повреждения черепа. Длинная продолговатая вмятина. Такая и впрямь может быть, если приложиться о ступеньку, но… Внимание, гос-спода! В конце вмятины – тонкий прокол, как от трехгранного штыка. Обер-полицмейстер распорядился провести повторный обыск домов погибших и что бы вы думали?

Он помолчал, интригуя слушателей, а заодно наливая себе очередную рюмку. Получилось с избытком. Чтобы не расплескать, доктор сложил губы в смешную «уточку», наклонился к столу и отхлебнул с краешка.

– У каждого покойника нашли в кладовке молотки для крокета. Выяснилось, что все они приглашали некоего господина Бачурина. Он давал платные уроки скучающим дачникам, а заодно разведывал обстановку. Выжидал подходящий момент и убивал хозяина дома, обставляя как случайную смерть. Потом забирал все ценное и был таков.

– Чем же он убивал? – переспросил Митя. – Егерским штыком?

Доктор хитро прищурился.

– Не угадали! Бачурин во все дома приезжал с собственным крокетным молотком, а тот был с секретом. Представьте себе, ударная часть снимается, остается дубинка с выпирающим шипом на конце. Шмякнешь посильнее… А у спортсмена удар, вы представляете… Если бы не мой трактат, погубитель невинных ускользнул бы от наказания, а следующим летом снова вышел бы на кровавую охоту.

– Ваш труд, безусловно, полезен для дальнейшего развития криминалистической науки, – произнес Мармеладов скучным голосом. – Стремление находить во всем систему и раскладывать преступления на классы, достойно отдельной похвалы.

– Что вы, что вы! Я же не ради наград. Хотя высокая оценка от мастера сыскного дела весьма лестна, – щеки хирурга покраснели, и он снова потянулся к лафитнику. – Но позвольте перейти к загадке иного рода, которая не дает мне покоя. Четыре убийства. У них все разное – время и место, способ умерщвления и выбор оружия. И все-таки мне кажется, что они связаны между собой.

– Почему вы так решили? – Митя подвинул ближе к Вятцеву кокиль [8] с белужьей икрой, но тот не взглянул на блюдце.

– А вот послушайте. Знаком ли вам домик архитектора Бланка в конце Малой Дмитровки? Небольшой двор, чугунная ограда и почти нет деревьев. Одинокий клен. Или ясень? Они ведь похожи? Я, признаться, только березу и сосну могу различить среди остального леса. Да не важно, пусть клен. Под ним нашли первую жертву – отставного полковника Гридасова. Издалека могло показаться, что он задремал, прислонившись спиной к стволу. Но на календаре десятое ноября! Даже горький пропойца проснется от утреннего морозца, и поспешит в теплый угол, чтобы не околеть. Архитектор поутру заметил старика из окна, послал слугу, чтобы тот прогнал выпивоху – Бланк опять-таки первым делом подумал, что тот просто задремал…

Заметив, что история пошла по кругу, доктор ненадолго задумался и отставил рюмку с водкой.

– Словом, позвали в тот двор меня – спасай, мол, Вятцев. На тебя все упования. А как спасти, если старик давно уж кончился? У него на груди рана была жуткая. Судя по всему, сначала сердце пробили небольшим копьем или дротиком, но после убийца вырезал застрявший наконечник обычным ножом. Вот, взгляните!

Он раскрыл тетрадь на середине и зашелестел страницами, исписанными мелким, неудобным для чтения, почерком. Тут и там были вклеены вырезки из газет. Изредка встречались зарисовки, сделанные грифельным карандашом, в одну из них доктор ткнул пальцем.

– Рану искромсали так, что не осталось возможности измерить толщину древка или определить наличие приметных насечек на острие. Видите?

У хирурга был настоящий талант к рисованию. Он изобразил рану столь реалистично, что Митя вздрогнул и отвернулся. Сыщик же удостоил картинку лишь беглым взглядом.

– Я задумался, гос-спода… У убийцы был нож. Оружие куда более простое, привычное как бандитам, так и людям благородного происхождения. Почему же Гридасова сразу не зарезали? Зачем кому-то использовать архаичное копье?

– Возможно, разум убийцы помутился и он не мог рассуждать здраво, – предположил почтмейстер.

– Вы про состояние аффекта? Пожалуй, это возможно. Однако дальше выяснился еще один интересный факт: ни хозяин дома, ни соседи, ни прислуга, знать не знали этого полковника. То есть вообще! Жил он на другом конце Москвы. Той ночью выезжать никуда не планировал. Помолился и лег спать, а спустя несколько часов умер в чужом дворе. Как вам загадочка?

– Я думаю, кто-то врет, – Митя прищурился на лампу под зеленым абажуром, свисающую с потолка. – Может архитектор, Бланк этот, денег задолжал полковнику. Поссорились. Схватил что попалось под руку и убил.

– Почему ты склонен обвинять хозяина, а не прислугу? – спросил Мармеладов тем же бесцветным голосом.

– Потому что кухарка или конюх не станут кромсать тело. Пронзив сердце жертвы копьем, любой лакей убежит, спрячется в родной деревне и поминай, как звали. Или покается на следующий день, коль совесть заест. Выкручивается обычно тот, у кого совести не густо, но есть что терять. Домик, деньги, репутацию. Тряхнуть немчуру надобно!

– Тряхнули, – подтвердил доктор. – Две недели верещал: «Не знаю я никакого Гридасова!» Пришлось выпустить из-под ареста. Других улик не нашли и дело закрыли. Я еще тогда хотел просить совета и принес вам сию головоломку, но на квартире сказали, что вы надолго уехали.

Он посмотрел на сыщика, ожидая объяснений или какой-либо иной реакции, но Мармеладов задумчиво вертел в руках опустевшую хрустальную рюмку и молчал.