Элизабет Редферн - Золото Ариеля
Мэтью и его люди, как и полагается, работали в пределах четко обозначенных границ. Помощники Мютью приносили ему то, что украли, он продавал это и делился с ними прибылью. Другие преступники действовали на соседнем участке, и местные констебли оставили Мэтью в покое, потому что он старался, чтобы и они не остались внакладе. Кроме того, он был мирным человеком, его воровская шайка не прибегала к кровопролитию без особой нужды, в отличие от их более злобных соперников, орудовавших на городских улицах.
Но последнее время стало казаться, что обо всех планах Мэтью знает какой-то тайный враг. Например, Мэтью, предупрежденный вчера вечером о том, что на склад, стоявший на берегу Темзы, только что прибыла плохо охраняемая партия шелка, послал туда нескольких своих лучших людей — Броггера Дейви, маленького Пентинка, рослого ирландца Пэта и четырех его соотечественников, чтобы забрать товар. Но им помешали — честно говоря, они едва избежали ареста, — потому что у склада в засаде прятались двенадцать вооруженных сторожей.
Были и другие случаи: местные предприятия внезапно отказались платить его людям обычную дань за защиту; соседние банды устраивали ссоры в тавернах, где гуляли его люди. А местные констебли требовали все больше и больше денег, чтобы Мэтью мог мирно заниматься своим делом, несмотря на усердную работу Стина, бывшего стряпчего с хорошо подвешенным языком, но лишенного права практиковать, жившего рядом с Мэтью и действовавшего в качестве его юридического советника, его клерка и умелого создателя всевозможных поддельных лицензий, необходимых для занятий любым делом в любом районе Лондона.
Мэтью, в старой меховой шапке с ушами, защищающей от ноябрьского холода, которым тянуло с реки, погрузившись в заботы, завершал подсчет вечерних приобретений. По крайне мере, сегодня не было засад. В настоящий момент он был один, если не считать повара на кухне; но скоро соберутся его товарищи по преступлениям, и он уже предвкушал момент, когда выпьет с ними пару пинт эля в «Короне», как вдруг услышал, что передняя дверь медленно открывается. Мэтью, дюжий чернобородый здоровяк, вышел в прихожую и увидел там мужчину, стряхивающего дождь со своего плаща. Незваный гость был в поношенной одежде из грубой шерсти, а через плечо у него был переброшен узел. С ним была собака — большая, косматая, такая же мокрая и грязная, как и ее хозяин; лужицы воды собирались на полу у их ног. Но Мэтью широко распахнул объятия в радостном приветствии.
— Нед! — воскликнул он. — Провалиться мне на этом месте! Мой маленький братик…
Старый глуховатый повар Тью вышел из кухни узнать, что происходит, принеся с собой запах подгоревшей пищи; но Мэтью жестом велел ему уйти, а потом заключил Неда в медвежьи объятия и гулко хлопнул его по спине.
— Входи же, — поторопил он. — Входи. Рад тебя видеть, хотя ты и не отдал мне до сих пор долг после твоего последнего посещения.
Он взял Неда за руку и провел его во внутреннюю комнату, где отмел в сторону листки с подсчетами и налил в два кубка вина из кожаной фляги.
Нед взял кубок и поднял его в знак приветствия.
— Три гинеи. Я не забыл. Я должен был уехать очень быстро.
— Да, я так и слышал. Я всегда говорил тебе, что эти твои модные друзья при дворе навлекут на тебя неприятности.
Нед спокойно сказал:
— Поверь мне, у меня нет друзей при дворе.
Мэтью фыркнул — немного укоризненно.
— Ты провел там достаточно времени. Но мы оба наделали ошибок. Мы с тобой неудачно начали свой жизненный путь, Нед. Ходили к старому Ревиллу, старались быть теми, кем вовсе не были. Учителя. Музыка. Латынь…
— Ревилл хотел помочь нам, — сказал Нед. — И как-никак, это ты пропустил большую часть занятий.
— Я убегал по большей части потому, что мне было скучно. Господи Иисусе, ну что пользы было для меня в латыни или в модной поэзии?
— Я вижу, что математика оказалась полезной.
Нед указал на листки с подсчетами, и Мэтью рассмеялся.
— Значит, я не так уж и навредил себе. Но для таких людей, как ты и я, Нед, единственный способ выйти из вонючей бедности — это нарушать дурацкие законы.
Он откинулся на спинку стула и окинул младшего брата оценивающим взглядом.
— Ты все еще пишешь баллады?
— Да, — ответил Нед. — Да, признаюсь, я их пишу.
— Хорошо.
Мэтью потянулся через стол и придвинул к себе стопку бумаг неопрятного вида.
— Уйма народу жаждет баллад. Если ты вернулся на какое-то время, не напишешь ли несколько штучек для меня?
— Наконец ты решил приобщиться к культуре, Мэтью. Тебе нужны баллады на латыни или на французском? Или без затей — на английском?
Мэтью помахал рукой перед улыбающимся братом.
— Иисусе, Нед, я говорю серьезно. Послушай вот это. Это о лорде Сесиле и его друзьях в тайном совете. Где она, черт побери?
Он пролистал бумажки.
— Вот. Эти стишки расхватали на прошлой неделе.
Крошка Сесил там и тут,
Во дворец, в казну и в суд.
В лисий мех одетый плут.
Он ткнул пальцем в отпечатанный листок.
— Там еще и не такое есть — обо всех любовницах Сесила, и как он страдает от французской оспы. Говорят, он стал богаче самого короля. Можешь ты писать такие штуки? Используя сплетни, скандалы? У меня пай в печатной типографии в Ладгейте; мы продаем такие штуки дюжинами на улицах, по шестипенсовику за штуку. Это, конечно, частная типография…
— Ты хочешь сказать — не имеющая лицензии.
— Я все делаю по правилам! — возразил Мэтью. — Стин сделал для меня прекрасную лицензию, такой можно обмануть даже судью. Это золотая жила, Нед.
— Похоже, стоит попробовать. Это лучше, чем торговать шарлатанским снадобьем от чумы. Помнится, ты пытался этим заниматься, когда я был здесь в последний раз. Сколько баллад тебе нужно?
— Столько, сколько напишешь. Так ты это сделаешь?
— Сделаю. Если только ты сможешь устроить меня где-нибудь на недельку-другую.
Мэтью подумал.
— Здесь есть маленькая спальня на чердаке. Но крыша что-то совсем протекла. Знаю! Ты можешь пожить в той комнате над конюшней, в конце переулка. Ты ее помнишь, эту комнатушку?
— А что сталось с двумя шлюхами, которые жили там? Или я буду жить вместе с ними?
Мэтью потер нос.
— Они переехали. Вот тебе и кров, малыш.
Он стал рыться в кармане в поисках ключа.
— Пожалуй, — сказал Нед. — Спасибо, Мэтью. А как идут дела? Кроме баллад?
— О, процветают, Нед, процветают.
Мэтью допил вино и налил еще.
— Мой маленький братик, — фыркнул он, — снова дома. Кто бы в такое поверил? А теперь расскажи мне обо всем, что ты натворил.
В течение семи лет до того, как Нед бросил свое ученичество у столяра, чтобы искать фортуны при дворе, Мэтью с удовольствием пребывал на избранном им поприще, трудясь разнорабочим на лесном складе в Квинхите. Он не жалел о напрасном учении и о занятиях музыкой. Но годы, проведенные в воровском мире лондонского прибрежного района, оказались очень полезными для него. Он изучил трюки мелких уголовников и завел полезных друзей среди пьянчуг-головорезов, обитающих на пристанях. Когда он поссорился со своим мошенником-нанимателем, то сделал шаг вперед, покончив с работой и вступив в одну из банд; он обосновался в Аллее Роз и завел собственное дело, торгуя краденым.
Хотя Мэтью не одобрял придворную жизнь Неда, он всегда оставался горячо преданным своему младшему брату и теперь слушал, качая головой, короткий рассказ Неда о его странствиях и о том, что он пережил на Нидерландской войне.
— А теперь голландцы были вынуждены заключить мир, — пробормотал он. — Мир с проклятыми испанцами. Кто бы мог в это поверить? Если бы наш король и его советники не бросили бедных голландцев пять лет назад, это было бы совсем другое дело, Нед.
Им подали тарелки с супом, который повар Мэтью, Джон Тью, состряпал на кухне. Тью, старый и полуглухой товарищ Мэтью со времен лесного склада, был мастером вскрывать отмычкой замки на дверях и сейфах, и Нед всегда полагал, что Мэтью держит его у себя именно за это. Не за кулинарное же мастерство. Перекусив, Нед пообещал встретиться с братом позже в «Короне», где он также хотел потихоньку купить приличной еды. Потом он отправился в свое новое жилище.
Все еще шел дождь, и вода скапливалась в переулке, образуя лужи, в которых мусор, выброшенный жителями, превращался в омерзительные острова. Нед поднялся по шаткой наружной лестнице в комнатку над конюшней, где Петри-угольщик держал своих лошадей, отпер дверь, высек искру из кремня, трут задымился. Комната была обставлена сломанной мебелью, выглядевшей так, словно ее впихнули сюда потому, что она больше никому не была нужна.
Он закрыл дверь, зажег свечной огарок над очагом и положил свой узел и лютню на кровать. Пока Варнава обнюхивался, Нед подошел к окну, которое никак не являлось препятствием для стихии, если не считать деревянного ставня, висевшего на одной петле. Из окна он мог видеть дальний конец улицы. Он поставил свечу в пустой очаг и пощупал набитый соломой матрас. Матрас заплесневел. Одеял не было. В общем, в помещении пахло сыростью и казалось, что здесь холоднее, чем снаружи.
