Клод Изнер - Талисман из Ла Виллетт
— Ах ты гадкое животное! — ойкнул Виктор. — Прекрати вертеться! — шепнул он и протянул руку, чтобы погладить пушистую красавицу, к которой успел привязаться.
Когда она окотится? Таша уверяет, что со дня на день. Что они будут делать с выводком котят? Неужели придется обратиться к милосердному Раулю Перо, секретарю комиссариата Ла Шапель, покровителю бездомных собак и оставшихся без хозяев черепах?
Он представил себе беременную Таша. Фигура Айрис уже заметно округлилась, что давало повод подозревать, что она и Жозеф нарушили запрет Кэндзи и познали друг друга задолго до того, как их благословил кюре прихода Сен-Жермен-де-Пре. Сам Виктор не принимал никаких мер предосторожности в интимных отношениях с женой, но Таша оставалась хрупкой и тоненькой, как девочка. Виктор был доволен — перспектива стать отцом его пока что не воодушевляла.
— Я не готов поступиться своим внутренним «я», — сказал он блаженно мурлыкавшей Кошке.
Да, ему уже тридцать четыре. С чувством собственника по отношению к Таша он кое-как справился, но что будет, если у них появится ребенок? Когда жена сказала ему о выставке, организованной «Ревю бланш», он ее поддержал, хотя это предприятие его вовсе не обрадовало — он был уверен, что все посетители-мужчины будут вертеться возле Таша, раздевая ее взглядами. Виктора не успокаивал даже тот факт, что вместе с картинами Таша будут выставлены три его фотографии.
А еще его угнетала необходимость постоянно врать Кэндзи. Он вел себя как лицеист, сочиняющий небылицы, чтобы оправдать свои прогулы.
— Давно пора признаться, что я сыт магазином по горло и хочу заниматься фотографией! — в сердцах сказал себе Виктор.
В дверь постучали — коротко, три раза. Кошка мгновенно скрылась под кроватью.
— Открыто! — крикнул Виктор.
На пороге стоял высокий бородач в бархатном берете. Виктор не удержался от язвительной реплики:
— Увы, я вас разочарую — Таша тут нет.
— Вот и хорошо, у меня к вам конфиденциальный разговор, Легри. Сожалею, что прервал вашу сиесту, но я на ногах с самого утра, так что… вы позволите?
Не дожидаясь ответа, Ломье плюхнулся на кровать рядом с Виктором. Мужчины обменялись неприязненными взглядами, Виктор сделал попытку подняться, и Морис Ломье насмешливо ухмыльнулся.
— Поторопитесь, Легри, вдруг войдет Таша? Что скажет эта невинная душа, если застанет нас в такой позиции?
До крайности раздраженный Виктор вскочил, разгладил костюм и закурил, забыв об обещании жене не дымить в комнатах.
— Успокойтесь, — бросил Ломье, кивнув на кресло.
Но Виктор садиться не пожелал, и Ломье тоже встал, уронив разложенные на столике фотографии.
— Надо же, какие сюжеты! Потрясающе! Кто бы мог подумать, что вас так заинтересует изнанка жизни нашего современного Вавилона! Я думал, вы более легкомысленны.
— А вы все так же привержены темной гамме?
— Мой бедный друг, в том, что касается живописи, вы безнадежно отстали от жизни. Знаете, что Ренуар проповедует юным умникам, которые выбрасывают в Сену тюбики с черной гуашью? «Черный — очень важный цвет. Возможно, самый важный». Ничего удивительного — с его-то фамилией…[26]
— Я с ним совершенно согласен, потому и люблю темные стороны жизни столицы.
— Ошибаетесь, вас интересует не черный, а… серый. А это всего лишь оттенок, согласны?
— Прошу вас, довольно об этом! Что вам нужно?
— Вот это рассудительность! Ну и хладнокровие! Я потрясен, я…
— Выкладывайте!
— Ой-ой-ой, как вы меня напугали! Ладно, — Ломье опустился в кресло. — Меня привело к вам деликатное дело, за которое я не очень-то хотел браться. Если бы Мирей Лестокар не заставила меня…
— Мирей Лестокар?
— Ну же, Легри, вспомните: два года назад вы любовались ею на улице Жирардон. Брюнетка с пышными формами. Мими! Моя модель, моя муза, моя цыпочка. О, женщина, счастье художника!
— И чего ждет от меня эта самая Мими?
— Света, дорогой друг. Она усердно читает отчеты о ваших расследованиях — слишком опасных, на мой вкус. Вы стали ее кумиром. К счастью, я не ревнив. Вы не нальете мне выпить?
— Могу предложить только воды из-под крана. Так вы будете говорить или нет?
Ломье поудобнее устроился в кресле.
— Буду краток. У Мими есть кузина, Луиза Фонтан, — Мими зовет ее Лулу. Три недели назад Лулу исчезла, будто испарилась — не появляется ни на работе, ни дома. И Мими каждый день терзает меня просьбами: «Пойди к мсье Легри! Уговори его взяться за это дело! Он ее найдет, я в это верю». В конце концов я сдался. Заплачу, сколько скажете — в разумных пределах… Не расстреливайте меня взглядом! В нашем материалистическом обществе у каждого есть цена. Я спрашиваю, сколько стоите вы. Я бы никогда не стал злоупотреблять вашим драгоценным временем, не предложив взамен скромного вознаграждения.
— Что вы такое говорите?
— Вы ведь частный сыщик?
В комнату вошла Таша.
— Я обещала не мешать тебе, дорогой, но мне очень…
Она замолчала на полуслове, заметив Ломье.
— Приветствую тебя, о соблазнительная сестра по цеху. Слышала, что говорят на Монмартре? Это сенсация! Будто бы великолепная и талантливая Таша Херсон ответила «да» книготорговцу, увлекающемуся раскрытием преступлений. Она спутала любовь с иллюзией безопасности и — хлоп, птичка в клетке! Я, конечно, все опровергал.
— Как ты узнал?
— «Бибулус» на улице Толозе — прибежище болтунов. Хозяин заведения Фирмен водит дружбу с заместителем мэра Девятого округа, а тот — завсегдатай биллиардного зала в «Поддатой собаке». Не переживай, моя птичка, какая разница, кто прочел объявление о бракосочетании в мэрии. Кстати, могла бы пригласить меня, я бы осыпал тебя рисом, выпили бы шампанского… — И, довольный произведенным впечатлением, Ломье принялся рассматривать свои ногти.
— Так что же ты не кричишь об этом на всех углах?
— Я? Закладывать товарищей? За кого ты меня принимаешь!
— Ты спустился с Холма, чтобы сообщить мне эту новость? Что ты тут забыл?
— Тебя, прелестное дитя.
Таша унюхала запах табака, хотя Виктор успел незаметно спрятать окурок за книгами, и окинула мужчин подозрительным взглядом. Что замышляют эти двое? Они ведь терпеть друг друга не могут!
— Дорогой, когда освободишься, удели мне немного времени, я хочу с тобой посоветоваться, — сказала она Виктору и вышла, сопровождаемая вылезшей из укрытия Кошкой.
— Вы счастливчик, Легри, у вашей маленькой женушки есть характер. Ох уж мне эти пылкие чувства! Лекарство от одиночества или гиря на ноге? Что скажете?
— Нет, нет и нет!
— Странный ответ, Легри.
— Нет — это ответ на просьбу мадемуазель Лестокар.
— Мими — и никак иначе. Она будет страшно разочарована и превратит мою жизнь в ад.
— Зачем вы с ней живете, если так плохо думаете о супружестве?
— Привычка, лекарство от одиночества и гиря на ноге — до тех пор, пока не наскучит, а тогда — adios, епе maitia,[27] уезжаю в Испанию, пришлю тебе кастаньеты. Подумайте, Легри, плачу вам двадцать франков, я продал картину.
— Дело не в деньгах, они для меня не проблема.
— Вам везет, мне они тяжело достаются. Прощайте, Легри, еще увидимся. И улыбнитесь, ведь жизнь — забавная штука! — Ломье бросил взгляд на маленький портрет Таша, который он сам написал, — задолго до того, как она вышла замуж за Виктора. — Признайте, Легри, я не самый плохой художник на свете! А уж модель до чего соблазнительная…
Оставшись наконец в одиночестве, Виктор приоткрыл окно, дрожащими пальцами достал из пачки вторую сигарету и закурил.
Морис Ломье пробежал через садик с чахлыми розами. Бродячие кошки порскнули в разные стороны, когда он вставил ключ в замок своего жилища на первом этаже. Мими куда-то исчезла, и он надеялся добавить кое-какие штрихи к портрету Жоржа Оне, который обещал закончить к концу месяца. От этого заказа зависело его финансовое благополучие.
Ломье напевал, пытаясь довести до совершенства не желавший закручиваться ус. Дрова в печи потрескивали, а значит, пышная брюнетка, изображенная на всех пятнадцати портретах, скоро появится. Так оно и случилось: Мими вернулась с горшком супа и газетой четырехдневной давности, которую стащила у торговца фруктами с улицы Норвен.
— Ты с ним поговорил? — дрожащим голосом спросила она.
Морис Ломье вытер руки о фуфайку, перелил суп в кастрюльку и поставил на огонь.
— Он отказывается.
— Даже если ему заплатят?
— Особенно если заплатят — от этого пострадает его самолюбие. Меня это вполне устраивает! Пока не получу деньги за картину, мы будем на голодном пайке.
Мими нервно рвала газету, комкала ее и кидала в огонь, а потом вдруг замерла, словно окаменела, не в силах оторвать взгляд от какой-то заметки.
