Елена Логунова - На сеновал с Зевсом
— А сенбернарчик вам не нужен? — сильно оживилась Марина Андреевна.
— Сенбернарчик? — Трошкина посмотрела на меня.
— Наверное, понадобится, но попозже, — пробормотала я, недоумевая, чего ради все эти хлопоты с песьим кастингом для вымышленного издания. — Месяца через два, когда мы будем готовить календарь с крупными собаками.
— Как раз наш Гапа подрастет! — обрадовалась Марина Андреевна.
Она заставила нас записать ее телефон и ушла довольная. Гапочка подпрыгивал у ног хозяйки — вероятно, тоже радовался будущей карьере фотомодели.
— Значит, улица Окраинная, — совсем другим, свободным от нездоровой восторженности, голосом сказала Трошкина, отворачиваясь от щенка и его хозяйки. — Судя по названию, она должна быть где-то с краю.
Практическая ценность этого глубокомысленного замечания была невелика. В поле нашего зрения имелось сразу два четко выраженных края, образованных границами глубокой канавы. Ее с неизвестной целью выкопали поперек проезжей части на улице, ведущей к реке. Длинная яма была подозрительно похожа на окоп. Наверное, поэтому Трошкина не поленилась заглянуть в нее поглубже — не иначе, высматривала внутри гранатометчиков, притаившихся в ожидании танковой атаки.
— Свеженькая канавка-то, — заметила я, носком туфли спихнув в траншею вязкий глинистый ком. — Думаю, улица Окраинная появилась в нашем городе в более давнее время и была названа безотносительно этого фортификационного сооружения.
— Логично, — с сожалением признала Алка.
Она оглядела окрестности на высоте метра над уровнем окопного бруствера и порывисто бросилась навстречу дедушке в потрепанном френче и трикошках, заправленных в резиновые сапоги. В отличие от нас с Алкой дедуля в костюме заслуженного красноармейца очень гармонировал с глинистым окопом. До полноты образа ему не хватало винтовки с примкнутым штыком и бугристого вещмешка. Вместо винтовки у бравого старца была клюка, а вещмешок с успехом заменял старый школьный ранец.
— Дедуля! — окликнула старого солдата активная Трошкина. — Не подскажете, где тут улица Окраинная?
— Ходь туды! — ответил дед, махнув клюкой в глубь скопища частных домов. — Прямо, прямо и раз направо!
Посовещавшись, мы решили, что «прямо, прямо» — это два квартала вперед, а «раз направо» — один в сторону, и целеустремленно зашагали вдоль пыльного зеленого забора. По дороге разговорившаяся Трошкина многословно хвалила старца за военную простоту и точность формулировки, но диаметрально изменила свое мнение о трезвости ума и твердости памяти дедули, когда выяснилось, что он отправил нас не на ту улицу.
— Это же не Окраинная! — возмутилась Алка, завершив короткое странствие по маршруту «прямо, прямо и раз направо» у таблички «ул. Украинская».
Увы нам, старый боец оказался глуховат.
— Имени Украинского фронта, не иначе! — нездорово развеселилась я.
— И что смешного? — Алка обиделась и принялась меня воспитывать. — Вот какая ты после этого своему брату сестра?
— Бедная и несчастная, — вздохнула я.
— А должна быть любящая и заботливая! — уела меня подружка. — Как Иванушкина Аленушка!
Я не сразу поняла, что Иванушкина — это не фамилия, но Алка помогла мне вспомнить первоисточник:
— Уж она-то своего братца не бросила, даже когда он козленочком стал! Ну, что ты хохочешь? Зямя в беде, ему помочь надо, а ты ржешь тут как лошадь!
Сравнение с Аленушкой меня дико рассмешило по той простой причине, что ее братец козленочком стал, а мой, можно сказать, является таковым с рождения: красивое имя «Казимир» Зямины знакомые по детскому саду и начальной школе упорно расшифровывали как «Козий Мир». Козий Мир Борисович Кузнецов.
— Могу ржать не тут, а в любом другом месте, — отсмеявшись, предложила я. — Например, на том перекрестке! Видишь, там другая табличка виднеется, по-моему, как раз «ул. Окраинная»!
— Где?!
Алка так резко стартовала в указанном направлении, что впору было заволноваться. Если бы оказалось, что Окраинная улица действительно находится на краю какой-нибудь впадины, разогнавшаяся Трошкина сорвалась бы с обрыва, как кирпич с крыши.
«Как Катерина в «Грозе»!» — подобрал более лестное для Алки сравнение мой начитанный внутренний голос в продолжение блицпарада литературных героев.
Только зря он это сказал — буквально накликал: в следующую секунду зазвонил мой телефон, а в нем зазвучал грозовой голос нашей секретарши Катерины. По всей видимости, отчитывать меня она начала еще до того, как нас соединили, потому что всей ругательной фразы я не уловила, меня хлестнуло только ее колючее охвостье:
— …шляешься, а мы за тебя каштаны из огня выхватываем!
— Да в чем дело, черт возьми? — почувствовав себя незаслуженно обиженной, огрызнулась я. — Сегодня же пятница! Бронич полдня будет в своем культурном совете штаны протирать!
— Да здесь он уже, здесь! И рвет и мечет!
По истеричному тону Катьки можно было догадаться, что рвет и мечет шеф отнюдь не собственные протертые штаны. Я поняла, что произвольную программу надо срочно сворачивать и пулей лететь на работу.
— Кузнецова, ты не ошиблась! Это она! Улица Окраинная! — покричала мне Алка с перекрестка.
Она приплясывала под пыльным забором, украшенным ржавой табличкой, радуясь обнаружению жалкой ул. Окраинной едва ли не больше, чем матросы Колумба — открытию целого материка.
— Это здорово, но… Ты прости, я дальше с тобой не пойду, меня срочно на работу вызвали! — виновато сказала я.
— Эх ты! — Трошкина явно хотела снова привести в пример сказочную сестрицу Аленушку, но увидела мое расстроенное лицо и сжалилась. — Ладно, дальше я сама справлюсь. Беги в свои рудники!
— Спасибо, дорогая!
Я послала верной подруге признательный воздушный поцелуй, повернулась к тупиковой улице Окраинной задом, к торным тропам общественного транспорта передом и побежала.
— Ну, наконец-то! — подняв голову над папкой с прошлогодними документами, вскричала Катерина, едва я появилась на пороге. — Явилась — не запылилась!
В сердцах она с треском захлопнула папку, которая запылиться очень даже успела, и оглушительно чихнула. На шум из кабинета выглянул Бронич. Он не успел заметить за распахнутой дверью меня и обратился к Катерине:
— Будь здорова, — это прозвучало, как «чтоб тебе пусто было». — А Кузнецовой всё нет?
— Уже есть, — буркнула я, выдвигаясь на середину предбанника, как на лобное место.
Ощущение, что меня собираются казнить, усилилось: голос у шефа был уж очень мрачный. И по фамилии он меня до сих пор называл только дважды: когда я устраивалась на работу и когда нагло вымогала беспроцентную ссуду.
— Давай быстрее! — неласково скомандовал шеф и вернулся к себе, сердито стукнув дверью.
Что нужно давать и кому именно, я не поняла, но заранее надулась. Нестерпимо захотелось дать: а) кому-нибудь по морде; б) страшную клятву «ноги моей тут больше не будет!»; и в) дёру. Хотя для уточнения дальнейшей программы не мешало бы выяснить, о чем все-таки говорил шеф.
Я прищурилась и остро посмотрела на секретаршу, по роду работы призванную проводить в массы все идеи начальства.
— Срочно нужно написать Лушкиной, — уныло объяснила Катерина.
— Опять?! Мы ведь уже поздравили Галину Михайловну! Кстати, день рождения у нее был позавчера, — напомнила я.
— Позавчера у нее был день рождения, а сегодня совершенно наоборот, — прикрыв рукой телефонную трубку, сказала Зоя.
Она тоже пребывала в образе: губы загнуты крючочками вниз, а голос проникновенно-печальный, как реквием.
— Хризантемы? — выжидательно посмотрев на Катерину, переспросила Зоя в телефон.
Катька помотала головой.
— Нет, хризантемы — это слишком просто, — решила Зоя. — Давайте белые лилии.
— Самое то! — кивнула Катерина.
— И зелень чтобы не хвойная была, а какая-нибудь лиственная. Идеальны будут пальмовые ветви, — уныло распоряжалась Зойка.
Я прислушивалась к этому разговору с подозрением, постепенно понимая, что гвоздем сегодняшней печальной программы будет вовсе не моя казнь. Очень похоже, что бессловесная роль в белых тапках уже кем-то занята. Я понизила голос до общего траурного тона и боязливо спросила:
— Что, кто-то умер?
— Да Лушкина же! — раздраженно ответила Катерина.
Я присела на ближайший стул и с недоумением посмотрела на монитор, где уже третий день красовалась безумная белка с орехами. И глаза у грызуна были такие же круглые, как у меня, когда я спросила:
— Зачем же ей писать, если она уже умерла?
«Уважаемая Галина Михайловна! От всей души поздравляем Вас с избавлением от тяжкого бремени жизненных забот и переходом в лучший мир!» — с готовностью подсказал начало оригинального посмертного поздравления мой внутренний голос.
