Иоанна Хмелевская - Проклятое наследство
Естественно, ни садов, ни ремонтных мастерских украсть было нельзя, чем, видимо, и объяснялась беззаботность их хозяина, пана Ленарчика. Она, эта беззаботность, передалась не только всем членам его семьи и домочадцам, но даже их собаке, которая не видела никакой разницы между знакомыми и незнакомыми, относясь ко всем одинаково дружелюбно.
Надо сказать, долгое время политика пана Ленарчика себя оправдывала. Непонятным образом зародилось и окрепло убеждение, что деньги Ленарчики держат в банке, драгоценности — в неизвестном и недоступном тайнике, а в доме никаких ценностей нет. Дом, в который любой мог свободно войти в любое время дня и ночи, не представлял никакого интереса, и преступный мир с удивительным единодушием обходил своим вниманием виллу на Саской Кэмпе.
В довершение всего шустрый отрок, сын супругов Ленарчиков, в распоряжении которого находился один из фамильных автомобилей, в третий раз потерял ключи от гаража, и, поскольку ему надоело возиться с ключами, он раз и навсегда решил проблему, вообще сняв с гаража замок. Теперь ворота гаража открывались путем просовывания руки в щель между створками ворот и поднятия железной щеколды. Из гаража был выход в жилую часть дома, причем этот выход не только не запирался, но и вообще не имел дверей — просто проем в стене. В общем, без преувеличения можно сказать, что супруги Ленарчики вели открытый образ жизни.
О подробностях образа их жизни я имела исчерпывающую информацию от сына, дружившего с сыном Ленарчиков. От него же я узнала и о событии, которое не отважилась бы назвать печальным.
Ворвавшись вечером домой, сын радостно объявил:
— Слушай, мать, Ленарчиков обокрали! Я знал, что так оно и будет!
— Неужели? — удивилась я, так как полностью разделяла взгляды пана Бартоломея. — Я была уверена, что с ними этого никогда не случится. Интересно, кто же их обокрал?
— Неизвестно. Все удивляются, и они удивляются тоже. Не понимают, почему их обокрали именно теперь. Вообще-то точно неизвестно, когда обокрали, но подмели все вчистую.
Меня заинтересовала эта необычная информация.
— Что значит неизвестно когда? Когда же произошла кража?
— Неизвестно.
— Не понимаю.
— А чего тут не понимать? Неизвестно когда, и все тут.
— А что украли?
— Тоже точно неизвестно.
Тут я подумала, уж не случилось ли чего с моим парнем.
— Сынок, или у тебя, или у Ленарчиков не все дома. Может, ты мне объяснишь попроще, что же все-таки произошло?
— Вообще-то не я один, все говорили, что так оно и будет. А Ленарчикам и вообще начхать на это дело, только вот сегодня они остались без гроша. Я одолжил Казику пятьдесят злотых.
— Интересно, откуда у тебя пятьдесят злотых? Послушай, расскажи все по порядку. Почему они не знают, что у них украли и когда, и откуда же тогда известно, что подмели все вчистую?
— Да просто у них ничего не осталось.
Мне надоели его загадки, и я решительно заявила:
— Если не расскажешь толком, то я не скажу тебе, где жареный цыпленок на обед.
Сын сорвался с места, протопал в кухню и вскоре вернулся, страшно заинтригованный.
— Я посмотрел везде, искал и в духовке, и в холодильнике. Нигде нет. Где же цыпленок?
Цыпленок как миленький стоял посреди кухонного стола, правда, прикрытый фольгой, чтобы не высыхал. Я знала, что сыну в жизни его не найти. Заручившись моим обещанием открыть тайну цыпленка, сын пояснил:
— Они никогда не знают, сколько в доме денег. Их всегда много, но сколько точно — не знают. И у каждого с собой еще есть. А тут получилось, что старая Ленарчиха что-то купила и растратила все свои деньги. Казик потратил свои на новую обивку в машине, а старик Ленарчик выдал деньги дочке на Закопане. Пришли домой, шасть к запасам — а запасы-то тю-тю! Сначала старики Ленарчики полаялись друг с другом, потом оба дружно навалились на Казика, а потом старика как будто кто толкнул. Он держал дома пятнадцать тысяч долларов, одними сотнями, они поместились в коробке из-под ботинок. Коробка обычно стояла в шкафу. И злотые свистнули, и доллары. Да еще неизвестно когда, потому что деньги Ленарчикам не были нужны, и они с неделю ими не интересовались. Вот и неизвестно, когда же их украли, ясно только, что на этой неделе.
— Ну, наверное, когда никого не было дома.
— А у них почти всегда никого нет дома. Больше всех в квартире сидит домработница — когда не стоит в очередях. А собака всех любит. Так что с прошлой пятницы свободно можно было украсть.
— А драгоценности старой Ленарчихи тоже свистнули? — поинтересовалась я.
Если уж говорить правду, старая Ленарчиха была ненамного старше меня, а выглядела и вовсе как младшая сестра своей собственной дочери. Но раз уж мы говорим — молодой Ленарчик, молодая Ленарчикова, то должны быть и старый Ленарчик, и старая Ленарчиха.
Сын сказал:
— Нет, драгоценности не тронули. Очень умные воры, кроме денег, ничего не взяли, а деньги ведь все одинаковые. Сейчас старый Ленарчик локти кусает, что не сообразил пометить их.
— А он что, уже сообщил в милицию?
— Пока нет. Когда я уходил от них, они как раз решали вопрос, стоит ли из-за такой мелочи привлекать к себе внимание милиции. Мне кажется, они решат, что не стоит.
— Доллары украли сами по себе или вместе с коробкой из-под ботинок?
— Нет, коробка осталась.
— А на ней отпечатки пальцев... Хотя, если воры умные, как ты говоришь, они вряд ли сняли перчатки.
— Этой коробке старый Ленарчик особенно обрадовался. Хорошо, говорит, что осталась, будет на развод, не успеем оглянуться, говорит, как в ней заведутся новые. Ну так где же цыпленок?
Через несколько дней сын сказал мне, что пан Бартоломей махнул рукой на убытки и не намерен сообщать в милицию о краже. Дело заглохло.
* * *
В Саксонском саду я оказалась случайно. Проезжая по Крулевской улице, вспомнила, что здесь работает один мой знакомый, у которого жена — химик, а я как раз решала проблему преобразования химических соединений путем изменения атомной структуры вещества с помощью космических лучей, воздействующих на маленькую штучку с дном. Зайдя на работу к знакомому, я узнала, что он только что вышел, чтобы встретиться с женой у фонтана в Саксонском саду. Я обрадовалась и помчалась в сад, надеясь застать там их обоих.
Ни знакомого, ни его жены я в саду не нашла, зато увидела там Доната и Павла. Они шли по аллейке плечом к плечу, но друг с другом не разговаривали и вообще выглядели так, что во мне зародилась какая-то неясная мысль о поединке — вот в ожесточенном молчании они ищут подходящее безлюдное местечко, там отмерят десять шагов, и... раздадутся выстрелы. Эта тревожная мысль даже заставила меня остановиться и с беспокойством оглядеться по сторонам.
Саксонский сад был совершенно безлюден в эту пору, только на одной из скамеек сидели двое мужчин. Донат и Павел шли как раз в том направлении, причем оба несли под мышкой что-то такое, что мне и внушило мысль о поединке, очень уж оно походило на ящик с пистолетами, как я себе его представляю.
Приближаясь к скамейке, они ускорили шаг, причем сделали это удивительно согласованно, хотя по-прежнему не общались друг с другом. Поравнявшись со скамейкой, оба, как по команде, отвернули головы и, печатая шаг, промаршировали мимо, напряженно вглядываясь в противоположную сторону. Заинтригованная, я посмотрела туда же, но ничего интересного не увидела — обыкновенные декоративные кусты, и все. Что же они там такое высматривали?
Пройдя несколько метров, Павел и Донат сбавили темп, нормальным шагом прошли до конца аллейки и исчезли за ее поворотом. Я немного постояла, а потом, не торопясь, двинулась по саду, высматривая своего знакомого с женой. И вдруг опять показались Павел и Донат. Они шли обратно, опять глядя в пространство перед собой, с каменными лицами, не говоря ни слова друг другу. Я приостановилась. По мере приближения к скамейке они опять стали развивать скорость, а перед скамейкой вновь прошли маршевым шагом, отвернув головы на девяносто градусов и напряженно глядя на вышеупомянутые кусты. А потом опять сбавили скорость и, уже нормальным шагом дойдя до поворота аллейки, исчезли.
Я прошла в том же направлении и увидела за кустами Баську, возле которой остановились Павел и Донат. Вела себя Баська странно. Топая ногами, она жестом архангела с огненным мечом явно гнала их обратно к несчастной скамейке. Черт знает что такое!
Не успела я переварить увиденное, как представление повторилось в той же последовательности. Не иначе как в декоративных кустах что-то было... Вот в четвертый раз Павел с Донатом появились на аллейке — нормальный шаг, ускорение, маршевый шаг с энергичным поворотом головы, снижение скорости, исчезновение.
После того как они в четвертый раз продефилировали таким образом перед скамейкой, сидящие на ней мужчины сорвались с места и панической рысью кинулись к выходу из сада. Ничего удивительного, я бы тоже не выдержала, если бы подобное происходило перед моим носом. Пробегая мимо, они бросили на меня внимательный и вроде недружелюбный взгляд, я обернулась, глядя им вслед, они почему-то тоже обернулись. Один из них был лысый и длинноносый, второй — маленький и толстый, с торчащими как у ежа рыжими волосиками и красным злым лицом. От него у меня зарябило в глазах, может, еще и потому, что из-под пиджака у него алел ядовитым цветом ослепительной яркости свитер.
