Елена Логунова - Звезда курятника
Фотография Димы мне понравилась. Судя по всему, портрет представлял собой наспех увеличенный фрагмент любительского снимка, сделанного в разгар какой-то корпоративной вечеринки. Правая щека Димы имела на себе помадный отпечаток характерной формы, а левую затенял какой-то небольшой пупырчатый эллипс. Этот предмет находился не в фокусе, но я с большой степенью вероятности опознала в нем насаженный на вилку маринованный огурчик. Из-за Диминого плеча выглядывало белое картонное ухо карнавальной маски зайчика, а сам покойник широко и радостно улыбался.
Искрометную жизнерадостность портрета в праздничном интерьере не способна была погасить даже траурная рамочка, и скорбный текст под фотографией казался совершенно неуместным. Зато я узнала из него много интересного. Во-первых, возраст усопшего: двадцать три года. Во-вторых, место и характер его работы: фирма «Планида», специалист по социальной инженерии.
Отойдя от стенда, перед которым стояла стеклянная ваза с четырьмя скорбно поникшими красными гвоздиками, я внимательно изучила громадную разграфленную таблицу, очень похожую на расписание самолетных рейсов в аэропорту. В одной из клеточек левой колонки обнаружилось название «Планида». Мне снова повезло: фирма, в которой работал Дима Желтиков, располагалась в одном из офисных помещений второго этажа. Не пришлось даже ждать лифта!
Прежде чем подняться по лестнице, я достала из сумки мобильник и набрала номер своего рабочего телефона.
— Слушаю, — густым голосом произнес в трубку наш режиссер.
— Слава, ты-то мне и нужен, — обрадовалась я. — Ты у нас такой умный, скажи, пожалуйста, что такое «социальная инженерия»? Если, конечно, не побоишься таких слов!
— Не побоюсь, — согласился Слава. — Насколько я понимаю, социальная инженерия — это примерно то, чем занимаешься ты, когда трясешь как грушу господина Лобанчикова.
— Правда? Ну, что-то в этом роде я и предполагала, — и я выключила сотовый.
Господин Лобанчиков — это некий несостоявшийся депутат Законодательного собрания края. Пару месяцев назад одна моя приятельница привела этого типа ко мне, потому что Лобанчикову нужно было срочно сделать предвыборный информационно-агитационный сюжет. Платить по официальным расценкам телекомпании кандидат не мог, поэтому мы сделали ему работу в частном порядке: отсняли материал личной камерой Вадика и смонтировали на домашнем компьютере Мити. Благо наши парни постоянно подрабатывают съемкой и монтажом свадеб и достаточно хорошо оснащены для выполнения таких «шабашек». Разумеется, никаких счетов мы Лобанчикову не выставляли, работали «под честное слово», и этот нехороший человек с нами не расплатился. Как организатор проекта я была в ответе за того, кого мы приручили, то бишь выручили. В результате уже третий месяц мне приходилось успокаивать встревоженных коллег и упрашивать их потерпеть еще немножко, а параллельно гоняться за бессовестно скрывающимся от меня Лобанчиковым, чтобы вытрясти из него честно заработанные нами деньги. Значит, это и есть социальная инженерия…
На всякий случай я позвонила еще Коляну.
— Кыся, привет, быстро скажи мне, что такое «социальная инженерия»! — попросила я.
— Социальная инженерия? — повторил муж. — На конкретном примере? Ну, это когда ты звякаешь юзеру, называешься сисадмином и просишь пароль, якобы чтобы пропатчить его софт для защиты от нового виря, а сам просто хочешь слить инфу.
— Смысл я уловила, но повтори еще раз, — попросила я, запоминая сказанное как фразу на иностранном языке. — Ага, спасибо!
В общем, определенное представление о социальной инженерии у меня сложилось. Насколько я поняла, в наших широтах это нечто среднее между практической психологией и бытовым мошенничеством. Другими словами, если инженеры строительных специальностей строят здания, то специалисты по социальной инженерии «строят» других людей, мягко и ненавязчиво вынуждая их делать то, что нужно «строителю».
На разные лады повторяя про себя текст, озвученный супругом, я поднялась по лестнице на второй этаж и постучалась в дверь с табличкой «ООО «Планида»: юридические, бухгалтерские и прочие услуги. Посредничество широкого профиля». Гостеприимного приглашения войти не последовало, поэтому я обошлась без него.
Чопорная дама в строгом деловом костюме перевела неласковый взгляд с экрана компьютерного монитора на скрипнувшую дверь и вопросительно посмотрела на меня поверх очков.
— Здравствуйте, — вежливо сказала я, бочком вдвигаясь в дверной проем. — Извините, с кем я могу поговорить по кадровому вопросу?
— Со мной, — неохотно призналась дама, нещадно тряся компьютерную мышку.
Очевидно, виртуальное животное не подавало признаков жизни.
— Проблемы с компьютером? — сочувственно спросила я.
— Мышь сдохла, — пожаловалась дама.
Я подошла поближе, взглянула через ее плечо на экран, перехватила компьютерного грызуна и сказала:
— Возможно, это клиническая смерть.
Я подергала мышиный хвост, проверяя стыковку с системником, и курсор на экране ожил.
— Вот и все. У меня тоже такое бывает.
— Вы специалист по компьютерам? — Взгляд и голос дамы заметно потеплели.
— Боже избави! Я специалист по социальной инженерии, — сказала я. — Ищу работу. У вас в компании случайно нет подходящей вакансии?
— Случайно есть, — немного удивленно ответила женщина.
Я-то ее словам ничуть не удивилась, потому что заранее знала, что покойный Желтиков служил тут этим самым социальным инженером и с его смертью надобность в подобной работе, наверное, не отпала, а вакансия открылась.
— А что вы знаете о социальной инженерии? — спросила дама.
— Хотите конкретный пример? Ну, вот: если назваться админом и выманить у юзера пароль под предлогом патча его софта для защиты от червя, а на деле просто слить с компа инфу — это и будет социальная инженерия, — бойко отбарабанила я.
Пример с кандидатом Лобанчиковым я решила пока приберечь.
Как я и ожидала, хакерская терминология мою собеседницу впечатлила.
— Какое у вас образование? — спросила она, жестом приглашая меня присесть на мягкий стул.
— Университетское, — ответила я, принимая приглашение. — Я дипломированный филолог.
— Значит, вы и языками владеете? — обрадовалась дама.
— Во всяком случае, общий язык с людьми обычно нахожу, — уклончиво ответила я.
Не рассказывать же ей, что польский я кое-как понимаю, по-болгарски худо-бедно читаю, а на английском совершенно свободно объясняюсь с греками-киприотами, у которых такой же ограниченный словарный запас, как у меня, очень похожий акцент и великолепное пренебрежение к грамматике! Издержки университетского образования: знаешь всего понемножку и почти ничего досконально. Сознавая поверхностность полученных знаний, я могу утешаться только тем, что очень немногим людям в наше время известно, например, каков будет родительный падеж множественного числа слова «ухо» в старославянском языке. «Ушей»? «Ухов»? Нипочем не угадаете! «Ухь»! Однако не помню, чтобы это знание мне когда-либо пригодилось.
— Давайте-ка мы с вами заполним анкету, — предложила дама, вытаскивая из папочки на краю стола распечатанный бланк.
«Процесс пошел», — подумала я, мысленно показывая себе большой палец.
Примерно полчаса я самым добросовестным образом заполняла выданную мне анкету. Некоторые ее пункты меня искренне удивили. Например, сразу после стандартного блока, включающего информацию о паспортных данных, образовании и всяких-разных полезных умениях и навыках, следовал вопрос: «Не хотели ли вы когда-нибудь заняться сексом с членом своей семьи?» Я честно ответила: «Регулярно хочу заниматься сексом с членом своего мужа». Подумала и добавила: «И занимаюсь». Дама, потихоньку заглядывающая в заполняемый мной лист, негромко крякнула.
Пятью строками ниже обнаружилась новая каверза. «Придумайте несуществующее животное, напишите, где оно живет и чем питается», — просили составители анкеты. Не притормаживая, я недрогнувшей рукой написала: «Плоскобрюх длиннозубый! Живет в оконечном оборудовании сети абонентского доступа, питается кабельной изоляцией!» Дама крякнула дважды.
— Я вижу, с фантазией у вас все в порядке, — с уважением сказала она мне.
— Не жалуюсь, — кивнула я.
Честно говоря, художественный образ плоско-брюха длиннозубого я списала с обыкновенной мыши, которая долгое время жила в компьютерном центре редакции журнала «Резон». Зверек за обе щеки лопал обмотку компьютерных шнуров и с удивительной хитростью избегал мышеловок, клейких лент и прочих капканов, которыми программисты минировали свое помещение в таком количестве, что то и дело попадались в ловушки сами. Смерть умная мышь приняла неожиданную и нерядовую: это была гибель в стиле хай-тек, от дорогого современного компьютера «Макинтош», коим зверька попросту случайно придавили к стенке. На моей памяти это было самое оригинальное использование компьютерной техники! Программер, который расплющил мышку до состояния вышеупомянутого «плоскобрюха», собственноручно похоронил грызуна на клумбе, придавив мышиную могилку кафельной плиткой с надписью: «Невинной жертве технического прогресса».
