Иоанна Хмелевская - Зажигалка
Ну, дальше, поехал к нему на машине. Негодяя не оказалось дома, вот он и ждал, и с каждой минутой в нем разрасталось бешенство. А когда наконец увидел подонка, в глазах и вовсе потемнело, ведь этот цветок в длинном узкогорлом горшке, его ни вытащить, ни пересадить, так пусть он его сожрет, падаль, мразь, вместе со своим проклятым бамбуком! Этот секатор тоже от него, совсем испорченный, никакой веточки не отсечет, подсунул, подлюка! Теперь он ему подсунет, пусть пользуется! Уж и сам не помнит, как ввалился следом за подонком, должно быть впритык за ним, и, правду сказать, опомнился лишь тогда, когда тот уже лежал и притворялся, что не слышит, как его поносят!
Тяжелым был для Вольницкого этот допрос.
Отпечаток пальца сразу же признала жена Майды. Ясное дело, много раз трогала этот цветок, она ко всему прикасается в своем доме, со всего стирает пыль. Нет, о преступных деяниях своего мужа понятия не имела, как вышел из дома в ярости, так таким и вернулся, только уже без идиотского цветка, сказал — выбросил по дороге, чему женщина не удивилась. И сейчас ей трудно поверить, что муж такой ужас натворил, она давно ожидала стычки между ними, но думала, муж пару раз даст тому по морде, а чтобы вот так… Неужели пан Кшевец не мог сопротивляться? Очень уж он деликатный… А муж секатором вовсе не пырял, это вы напрасно, он просто хотел всучить его негодяю, как тот ему подсунул негодное сельхозорудие.
Вот так наконец все и выяснилось.
***
Обо всех тонкостях допроса Майды мы узнали через Собеслава, которому в свою очередь рассказал полицейский фотограф.
И от него же узнали, что главной проблемой для следователя стал Шрапнель, что нас немало удивило, ведь тот вроде бы не причастен к садовой афере? Почему же комиссар проявляет к нему такой интерес?
Собеслав объяснил — потому что он упорно звонил уже мертвому Кшевцу. Слишком упорно. Сам выдал себя, и из-за него следователь сна лишился. А звонил негодяй по разным сотовым. Ездил по стране и миру и пользовался чужими сотовыми, никогда своим. Из скупости. И из-за нее же придумал аферу с растениями, причем пан Мирек должен был сразу забирать у него растительный брак и своими силами его распространять, а пан Мирек всё не забирал, вот Шрапнель и выходил из себя. Так ведь и его могли засечь. Особенно худо дело обстояло с бамбуком, его вывезли за большие деньги, полученные Шрапнелем, и надо было срочно искать очередную жертву, а пан Мирек все не проявлялся. А бамбук не ждал, рос и рос, хватался за каждый пустой клочок земли или лез в щели грузовика, на который его сложили, в другом месте лез в мельчайший зазор между брусчаткой. С каждым часом положение усугублялось. Шрапнель вышел из себя и принялся совершать ошибку за ошибкой.
И таким образом сам же уничтожил свое гениальное мошенничество. Именно этого комиссар никак и не мог понять. Чтобы до такой степени потерять голову?! И Майда тоже из-за бамбука… Нет, такого не может быть. Никогда комиссару не пришлось сталкиваться лично с чем-то подобным, надо бы проверить опытным путем…
— Казик боится, что Вольницкий теперь засадит бамбуком двор полицейского управления, — смеясь, сообщил нам Собеслав. — Все у него сходится, кроме одного — бамбук в качестве мотива преступления.
Мы опять проводили производственное совещание, — конечно, у меня. Главным пунктом программы был, бесспорно, успех комиссара, который непременно следовало отметить, не упоминая, разумеется, о бамбуке. Я еще ждала Беату, до которой наконец дозвонилась и сообщила, что я уже вернулась. Она чрезвычайно обрадовалась и заявила — сейчас приедет. И пообещала все привезти.
Я не очень поняла, что именно она собиралась привезти, напротив, осталось в памяти, что скорее собиралась взять янтарь у меня. Однако я не сомневалась — что бы она ни привезла, это обязательно будет изумительным шедевром, так что нам предстоит любоваться произведениями искусства.
Сняв со стола чужую зажигалку, я поставила ее в укромное место — у стеночки на полку. Комиссар добился успеха, мы нет.
Витек, как всегда, стоял опираясь локтями о буфет над нашими головами. Работа у него была в основном сидячая, так в свободное от вождения машины время он предпочитал стоять, к тому же у него под боком стоял холодильник с напитками.
Как всегда, Витек проявил себя пессимистом.
— Не уверен, что это уже конец, — мрачно заявил он. — Твоя зажигалка пока прикончила двоих. Кто станет третьим?
— А ты не каркай! — приструнила его Малгося.
Тадик подхватил тему:
— А ты как думаешь, у кого она может быть? Ведь ни у трупов, ни у убийцы ее не нашли.
— Может, плохо искали…
— Счастье, что Майда признался, — вздохнул пан Ришард. — Хеня за решеткой, а у меня как раз проблемы с транспортом. Выпустили его, но очень неохотно.
Я задумчиво произнесла:
— Наверное, им очень трудно было поверить в растительный мотив. Куда легче и понятнее — сильные человеческие чувства. Из любви люди веками убивали друг друга, но в истории неизвестен случай, чтобы убили из-за бамбука. Насколько мне известно.
— Ну, и из-за денег. Люди гибнут за металл…
— Да, уж металла они тут нахапали — будь здоров, — пробурчал Витек и загрохотал кусочками льда в стакане.
В разговор вмешалась очень расстроенная Юлита:
— Собеслав говорит, что искали они очень тщательно. Расскажи нам про это еще раз, и с подробностями.
— Да, так оно и было, — подтвердил Собеслав. — Я так настроил Казика… Кто забыл, Казимир — полицейский фотограф, он сам напросился участвовать в обыске. С моей подачи, конечно. И нигде зажигалки не было. Ни у Майхшицкой… Пасечники насчет янтаря признались, а насчет зажигалки — ни в какую. Янтаря им Мирек обещал второй такой же мешок, даже в этом признались, что бы им не сказать и о зажигалке? Так нет и нет, не видели, не слышали. И у Майды ее не было, там тоже перевернули все вверх дном…
Малгося напомнила, что жена Майды клялась — в глаза ее не видела.
У Кристины я искал лично, — продолжал огорченный Собеслав. — Она охотно мне разрешила, хотя и заявила, что такого в ее доме наверняка нет. А у Веси… нет, Вандзи… как ее зовут, девушку Хени?
— Так я был лично, — перехватил палочку эстафеты пан Рищард. — Сам искал, менты не захотели, и Хеня со мной вместе искал, Вандзя же и ее начальница или опекунша, та женщина, что держит там маленький питомник и магазинчик растений, смотрели на нас как на ненормальных. И зачем ищем, раз Вандзя сказала, что этого у нее нет?
Вот так. Все, что могли, обыскали, и оказались в исходном пункте. Комиссар Вольницкий мог радоваться и плясать от счастья, ведь он уперся найти преступника до возвращения из отпуска своего начальника, Гурского, и нашел. Гурский возвращается только послезавтра. А мы остались на бобах.
В ботанической афере удалось разобраться, понемногу ликвидировались болезни растений, но в этом главная заслуга принадлежала Майде. О Пасечниках и их янтаре никто из нас ментам ни слова не скажет, все равно он у нас в Польше без пользы пропадает, пусть хоть на широкие воды выплывет. Реклама в Калифорнии очень этому поможет. Из-за аферы познакомились Собеслав и Юлита, и, похоже, это у них серьезно, без моей зажигалки они бы ни в жизнь не встретились!
Только где же она, сто тысяч чертей, сейчас находится?
Брякнул гонг у калитки, и почти одновременно стукнула дверь. Я сорвалась с места. Беата!
— Извини меня, дорогая, я уже неделю назад должна была тебе позвонить, как только вернулась!
— Ничего страшного! О, сколько у тебя гостей! Привет всем. Это я должна перед тобой извиняться.
— Передо мной? За что же?
— Да надо было позвонить. Зато я столько сделала!
Тадик переместился на кушетку, чтобы освободить Беате место на кресле. Она принялась выгребать и раскладывать на кресле пачки, свертки и шкатулочки.
Малгося вдруг заявила:
— Нам тут еще ее не хватало, Беаты, после убийства. Поглядите на нее.
Только теперь я заметила, что Беата изменила внешность. Полгода назад она была ярко-рыжей, теперь вернулась к своим естественным черным волосам. В красной блузочке она очень напоминала Юлиту в ее первой цветовой гамме. Она права, подумала я. Комиссар бы спятил с такого количества одинаковых подозреваемых. Собеслав нам передал показания сестры покойного, согласно которым ее любимого брата прикончила именно такая девица, субтильная и красночерная…
— Так показывай же скорее, что там у тебя! — в нетерпении крикнула Беате Юлита, прекрасно знакомая с творчеством художницы.
Беата извлекла последний сверток, самый большой, завернутый в столовую салфетку, развернула ее и поставила на стол… мою зажигалку.
В гостиной воцарилось гробовое молчание.
Недоуменно поглядев на нас, Беата почему-то нерешительно стала оправдываться: