Ли Голдберг - Мистер Монк идет в пожарную часть
Монк наконец дошел до пожарного инспектора, которая стояла спиной к нему, что-то изучая на полу. Я слышала, как он прочистил свое горло, чтобы привлечь ее внимание. Гейл выпрямилась и повернулась кругом.
— Здравствуйте, Гейл. Меня зовут Эдриан Монк. Я полицейский консультант, — Монк развел плечи пошире, чтобы она заметила значок Юного Пожарного на его лацкане. — И один из Ваших братьев.
Она подняла бровь и спросила:
— В самом деле?
— Не могли бы Вы дать мне мешочек?
Она достала чистый пакетик для улик из кармана своей ветровки.
— Не могли бы Вы подержать его открытым?
Она подержала. Он высыпал окурок сигары и пепел в пакетик, похлопал руками, чтобы стряхнуть микроскопические частички, которые могли остаться. После чего он раз тридцать провел по рукам щеточкой для полного результата.
— Спасибо! — сказал Монк и… оставил пакетик в ее руках. Его внимание привлек кофейный столик со стеклянной столешницей на металлических ножках, оставшийся практически невредимым после пожара. Столик стоял перед большой кучей пружин и пепла, нетрудно догадаться, что это было диваном. Еще много пружин и пепла — остатки от двух кресел, лежало по другую сторону стола.
Гейл запечатала пакетик и, не найдя куда бы его положить, неохотно положила себе в карман, чтобы выбросить позднее. Прекрасно понимаю, что она чувствовала в этот момент.
— Где было найдено тело? — спросил Монк, присев около кофейного столика и покосившись на пепельницу, кружку и кучку пластика, которая напоминала пульт от телевизора.
Гейл взглянула на Стоттлмайера, ища одобрения, и он ей кивнул.
— На диване, — сказала она.
— Где на диване?
Инспектор указала на дальний от Монка конец дивана.
— Она сидела на том углу, ее рука была на подлокотнике. Сигарета упала из ее пальцев на кучу газет на полу и они загорелись. Огонь распространился отсюда, поглощая диван, шторы и, в конечном итоге, всю комнату. У нее была гора старых газет. Спички и окурки повсюду. Просто настоящая растопка для того, чтоб случился пожар.
Монк прошел за телевизор, посмотрел оттуда на диван, перевел взгляд на остатки кресел.
— Не было ли других следов катализатора? — спросил Стоттлмайер у пожарного инспектора.
— Никаких, — сказала Гейл. — Определенно, сигарета стала причиной пожара. Похоже, это несчастный случай.
Монк кивнул, соглашаясь:
— Именно на это и похоже.
— Отлично, — обрадовался Стоттлмайер. — Я смогу пораньше уехать домой, чтобы насладиться редким воскресным выходным.
— Но это не так, — заявил Монк.
— Простите? — спросила Гейл, встав в позу руки в боки.
— Это не несчастный случай, — продолжил Монк. — Это убийство.
— Вот черт! — выругался Стоттлмайер.
— Он ошибается, — сказала Гейл.
— Нет, не ошибается, — вздохнул Стоттлмайер несчастно. — Когда речь идет об убийстве, он никогда не ошибается.
— Я занимаюсь моей работой уже десять лет, — Гейл распахнула ветровку, чтобы показать Монку значок, прицепленный к ее униформе. — Это настоящий значок Пожарного Управления, мистер Монк. И я могу сказать Вам, что нет абсолютно никаких оснований считать это поджогом.
Монк подошел к дальнему концу дивана.
— Вы сказали, что она умерла прямо здесь.
— Да, — сказала Гейл. — Ее звали Эстер Стоваль, шестидесяти четырех лет, вдова. Соседи сказали, она была заядлой курильщицей. У нее постоянно была сигарета во рту или в руке.
— Она одна здесь жила? — спросил Монк.
— Примерно с дюжиной кошек, — ответила Гейл. — Они убежали во время пожара и возвращались в течение дня. Мы выбились с ними из сил, и ждем службу отлова животных.
— Проклятье, — пробормотал Стоттлмайер, затем посмотрел на меня. — Ты можешь отличить один вид твоего чиханья от другого?
— Нет, — ответила я.
— Я тоже, — сказал он с облегчением. — Не только я.
— Не только Вы, — подтвердила я.
— Если она была в сознании, почему она сидела здесь? — спросил Монк. — На этом конце дивана.
— Потому что ей так было удобнее, — ответила Гейл. — Что это меняет?
— Ее кофейная кружка, пульт от телевизора и пепельница находились у другого конца дивана, — заметил Монк.
Я проследила за его взглядом. Пульт превратился в расплавленную лужу пластика, но кружка и пепельница были целыми.
— Сиди она здесь, смогла бы смотреть телевизор. — Монк указал на другую сторону дивана. — Но сидя там, где нашли ее тело, она могла видеть лишь кресло, загородившее телевизор. Думаете, она хотела смотреть на пустое кресло?
Стоттлмайер посмотрел на диван, телевизор и останки кресла.
— А она и не смотрела, если в нем кто-нибудь не сидел! — вскрикнул Стоттлмайер. — Кто-то еще находился здесь!
Гейл посмотрела на Монка.
— Проклятье!
Она была потрясена.
Я тоже была в значительной степени потрясена. Уже второй раз за день Монк экстраполировал целую цепочку событий, основанных на том, где человек — или собака — могли находиться.
Кто знал, что место сидения может быть таким важным?
Стоттлмайер достал мобильник, набрал номер и произнес:
— Рэнди, это я. Поезжай в морг. Скажи медицинскому эксперту, чтобы срочно сделал вскрытие Эстер Стоваль. Это убийство. Если у тебя были планы на воскресенье, отмени их.
Он закрыл телефон и взглянул на Монка.
— Рад, что ты зашел, Монк. Это могло проскочить мимо нас.
И тогда я вспомнила, зачем мы здесь находимся.
5. Мистер Монк учится делиться
Пожарного Джо Кокрэна мы обнаружили на заднем дворе, сидящим на перевернутом ведре. Он наливал молоко в чашку, а кошки томно терлись о его ноги. Это был плотный мужчина тридцати с небольшим, излучающий силу и уверенность, качества, сильно расходящиеся с нежностью, которую он проявлял к кошкам. Он нежно гладил их, а кошки тыкались носами в щетинистые щеки пожарного, мурлыкая. На мгновение я поймала себя на мысли, что с удовольствием поменялась бы местами с одной из кошечек.
Мысль меня испугала. У меня была связь с мужчинами после смерти Митча, но ни с одним из них не было серьезных и длительных отношений. Я старалась не думать о мужчинах долгое время, и поэтому слегка опешила, что внезапно возникшие чувства носили столь интимный оттенок. Чтобы пробудить их, потребовался лишь один взгляд на крепкого и сильного, но нежного и ласкового Пожарного Джо.
Боже мой, кого я обманываю?! Любая женщина чувствовала бы себя так же. Он был словно оживший персонаж любовного романа. Я надеялась, когда он заговорит, его голос не будет высоким писклявым или ужасно шепелявым.
В отличие от меня Монк встал как вкопанный.
— Как он может делать это?
— Очевидно, он любит животных.
— А я нет, — сказал Монк.
— Действительно? — спросила я с притворным удивлением.
— Иди поговори с ним, — попросил Монк. — А я постою здесь.
— Не хотите задать ему несколько вопросов?
— Я умею читать по губам.
— Серьезно?
— Самое время, чтобы научиться, — ответил он.
Естественно, я не сильна в работе детектива, это уже не раз доказано. С другой стороны, разве не здорово было бы поговорить с Джо без Монка?
— Могу попросить его подойти сюда, — неуверенно предложила я.
— Нет, — отказался Монк. — Кошки могут пойти за ним. Я могу до смерти обчихаться. Ужасный способ умереть.
— Прекрасно, — сказала я, оглядываясь на Джо. Мое сердце трепетало. Я снова чувствовала себя старшеклассницей. — Что-нибудь посоветуете?
— Четко произноси слова, не забудь!
Я глубоко вдохнула и повернулась к первоклассному пожарному. Первоклассный. Так вот каким термином я его характеризовала? Как я смогу задавать Пожарному Джо четкие вопросы, как детектив, когда сама мысленно превратилась в девушку-подростка?
— Джо Кокрэн?
Он взглянул на меня.
— Да, мадам.
Мадам. Он был мускулистый и вежливый. И, Бог мой, какая улыбка!
— Меня зовут Натали Тигер, — представилась я. — Я работаю на детектива Эдриана Монка.
Я жестом показала на Монка, тот помахал рукой.
Джо поднялся на ноги и помахал Монку. Кошки отпрыгнули от него.
— Почему он не подойдет сюда?
— Это долгая история, — сказала я. — Мы здесь из-за моей дочери, Джули, она учится в одной из школ, которые Вы посещаете каждый год. Она услышала о том, что случилось со Спарки.
При упоминании клички собаки глаза Джо повлажнели. Это еще сильней расположило меня к нему.
— Дети сильно беспокоятся об этом? — спросил он.
— Настолько, что наняли мистера Монка найти убийцу собаки.
— Извините, — он повернулся спиной ко мне и отступил на несколько шагов, смахивая набежавшие слезы. Я не могла сказать, как мне хотелось обнять его, утешить, и самой вытереть его слезы.
