Людмила Милевская - Почем фунт лиха
Алисе же все нипочем. Никакие вопросы ее не мучают. На часах пять утра, а она сидит у меня в столовой, улыбается, бодро подкрепляя себя глотками крепкого напитка, и вполне счастлива. Слов нет. Ну где еще ей разжиться мозгами, если не у меня? Должна сказать, что жадной я не была никогда.
— Дорогая, ты чудовище, — возмутилась я. — Ты хоть соображаешь, что говоришь?
— Нет, а что? — наивно изумилась Алиса.
— А то, что это жестоко — сожалеть о малочисленности аудитории в тот момент, когда лучшая подруга сообщает тебе о преступлении: покушении на ее жизнь и честь.
Частое моргание прекрасных Алисиных глаз подсказало мне: бедняжка в полном тупике.
— Каком преступлении? — с трудом переведя дыхание, спросила, наконец, она. — Каком покушении?
Ну честное слово, так у любого руки опустятся. Как еще растолковать этой дурочке, что произошло в моем доме? Боюсь, мне просто не суметь.
— Ну как же, — призвав на помощь все имеющееся терпение, вновь приступила я к объяснениям, — этой ночью у меня сильно прибавилось седых волос, потому что я подверглась вероломному нападению…
— Так это не сюжет твоей новой книги? — невероятно изумилась Алиса. — Так это все правда? Все правда?
О господи! До чего же сильно обаяние этой дурочки. Она так невинно всплеснула своими изящными ручками, так непорочно затрепетала пушистыми ресницами, что кому угодно тут же захотелось бы рухнуть на колени, поцеловать край ее платья и с криком «Да, моя королева!» отдаться в ее власть. Кому угодно, но только не мне.
— Правда! Именно правда! — сцепив зубы, как гиена, взвыла я. — Все, что я рассказала тебе, самая настоящая правда! Стала бы Нелли будить моих родственников, чтобы те отправили тебя ко мне послушать сюжет новой книги. Подумай сама, если у тебя есть хоть какая-нибудь возможность думать.
— Да, ты права, но тогда зачем здесь я? Зачем здесь я? — наконец заинтересовалась Алиса.
— Чтобы после всего пережитого напугать меня еще больше, а потом донимать своей бестолковостью! — отрезала я и тут же пожалела об этом.
Глупость и обидчивость всегда рядом. Именно по этой причине Алиса невероятно обидчива. Стоит ей услышать правду, как слезы фонтаном начинают литься из ее восхитительных глаз. Причем плачет, мерзавка, словно поет: мелодично, ритмично и с большим вкусом. Тот, кто хоть раз увидит плачущую по его вине Алису, будет чувствовать себя негодяем до конца своих дней. Правда, меня это не касалось никогда.
— Успокойся, дорогая, — строго приказала я. — Находясь в непосредственной близости от меня, ты подвергаешь свою жизнь серьезной опасности. Герман допустил грубейшую ошибку, оставив тебя здесь.
— И в самом деле, — воскликнула Алиса, мгновенно осушив глаза, — этот преступник вел себя слишком нагло. У тебя не сложилось впечатления, что он вообще ничего не боится? Ничего не боится.
— Ты невероятно наблюдательна. Именно такое впечатление у меня и сложилось. Теперь удивляюсь, что помешало ему затащить меня в машину прямо среди бела дня.
— Может, Артур? Может, Артур?
— Тоже мне препятствие, — презрительно фыркнула я. — В этом смысле даже ты гораздо более опасна.
— Но об этом же никто не знает, — возразила Алиса. — Хотя, знает же этот преступник точные координаты шпингалета на двери в сад…
— Именно, — подтвердила я, восхищаясь мыслительными способностями Алисы. — Раз ты сегодня в таком ударе, тогда скажи, чего этому идиоту от меня надо?
— А что ты чувствовала, когда он лез в дом? Я серьезно задумалась, добросовестно тщась заглянуть внутрь себя. Как бы там ни было, но Алиса не только экзотически красива, она еще и психолог. Она даже диссертацию о женщинах писала. Сейчас темы не помню, но что-то вроде «Влияние шляпки на интеллект». Поэтому мне очень хотелось ответить на вопрос Алисы. Всякое бывает, вдруг получу умный совет.
— Так что же ты чувствовала, когда преступник лез в дом? — нетерпеливо повторила она свой вопрос. Я с новым энтузиазмом заглянула внутрь себя.
— А черт его знает, — после напряженных и бесполезных усилий заключила я. — Много чего чувствовала. Все очень противоречивые ощущения, так сразу и не разберешь. А почему ты спрашиваешь?
И тут-то Алиса поразила меня второй раз.
— Видишь ли, женская интуиция всегда ближе к истине, чем мужская логика, — с достоинством произнесла она.
«Где она нахваталась таких умных мыслей?» — подумала я, абсолютно исключая вероятность того, что автор изреченного — моя подруга.
— Поэтому, когда интуиция тебе подсказывает что-либо, то все так и есть, — вдохновенно продолжила Алиса. — Если честно, когда ты начала свой рассказ, я сразу подумала, что на этот раз сочинение твое весьма неудачно. Весьма неудачно.
И это говорит она, страстная поклонница моего таланта.
— Почему это? — обиделась я.
— Слишком много натяжек, а потому не правдоподобно. Твой злодей действовал вызывающе!
— Так он не дурак. В наше-то время, когда милиция занята исключительно своими делами, когда ей продохнуть некогда, не то что смотреть, где, кто, кого убивает, — чего вообще можно бояться? Я до сих пор в толк взять не могу, почему этот мошенник бросил меня прямо ни с того ни с сего.
Алиса сочувственно покачала головой. Она пребывала в глубокой задумчивости: черты лица заострились, лоб нахмурился, глаза потеряли прежнюю беззаботную ясность. Мысль исказила черты лица Алисы. Она уже не выглядела ангелом. Нет, все же правы древние, утверждая, как не идет красивой женщине умственное напряжение.
— А ты не слышала, что сказал ему твой сосед? Твой сосед? — наконец поинтересовалась Алиса.
— Каким образом? Я же в это время колотила половником по кастрюле.
— Но можно предположить. Можно предположить.
— Предположить несложно. Сосед у меня крутой, ментами грозить вряд ли станет, а вот телохранителей прислать для разборки мог…
Противный визжащий звук раздался со стороны улицы. Я вскочила с дивана и с криком: «Они пилят мои решетки» — припустилась во двор. Алиса за мной. Мы выскочили за калитку, но улица оказалась пуста. Звук раздавался из соседних владений. По качающимся веткам торчащего из-за забора дерева можно было предположить, что на сей раз расправляются с ним.
— Уф-ф! — облегченно вздохнула я. — Никакого воспитания у этих цепных мужиков. Пилят, когда им в голову взбредет.
— Почему цепных? — удивилась Алиса?
— Да потому, что на шее у моего покойного Бобика цепь была пальца на два уже.
— Пойдем скорей в дом, — затравленно озираясь по сторонам, прошептала Алиса и дернула меня за руку. — Совсем не нравится мне ваш райончик.
Я заметила, что ее трясет. — Большую глупость мы сделали, что выскочили на улицу, — сказала Алиса, когда мы вернулись в столовую. — После всего, что ты рассказала, это двойная глупость. И вообще, нам надо поскорей уехать в Питер. Уехать в Питер.
Меня выводила из себя ее педагогическая привычка повторять концы фраз, но, понимая, что сейчас неуместно раздражаться, я постаралась удержаться от передразнивания.
— Ты права, — согласилась я, — уехать в Питер необходимо, но как это сделать? Зря ты отпустила Германа.
— Зря я отпустила Германа, но мы можем ехать электричкой. Через сорок минут будем на Черной речке, а там на метро до Удельной. На метро до Удельной.
— На Черной речке погиб мой коллега Пушкин, — напомнила я. — Ты забыла, там от станции до метро придется пробираться дворами, и кто знает, в каком месте могут пристукнуть. Нет, на электричке я не поеду.
— Тогда на маршрутке, на маршрутке, — предложила Алиса, но и от этого предложения я вынуждена была отказаться.
— Маршрутку придется ждать на остановке. Улицы в Сестрорецке немноголюдны.
Я с ужасом осознала, что опасность подстерегает меня буквально везде, и тут же пришла в отчаяние. Зато Алиса сегодня была невероятно проницательна и умна.
«Впрочем, — подумала я, — так всегда с ней происходит, когда поблизости не оказывается Германа».
— Пуганая ворона куста боится, — продолжая Потрясать меня своей эрудицией, сказала Алиса. — После такой ночи ты и в самом деле не дойдешь ни до станции, ни до маршрутки — умрешь по пути от разрыва сердца. Остается вызвать такси. Вызвать такси.
— Это идея, — обрадовалась я, — но телефон не работает. Тебе придется пройтись к ближайшему таксофону, который около универмага, чего очень не хотелось бы, очень не хотелось бы, — все же не удержалась и передразнила я Алису.
— Ерунда, — не замечая издевки, отмахнулась она, — не думаю, что для меня это опасно. Вот только боюсь оставлять тебя одну.
— Если я продержалась всю ночь, пятнадцать минут как-нибудь выдержу, — убежденно заверила я, нетерпеливо подталкивая Алису к выходу.
Выходя из дома, она споткнулась, уронила сумочку, и на дорожку вылетела куча мусора, с которой Алиса не расставалась ни днем, ни ночью: какие-то пуговицы, шпильки, заколки, тюбики с кремом и губной помадой, пудреница, скомканный целлофановый пакет, противозачаточные таблетки, кошелек, мазь для рук, «тампакс», очевидно, заменяющий бируши, пилочка для ногтей, жвачка, пинцет и много еще чего, совершенно необходимого в сложной жизни простой женщины. Посреди всего этого «великолепия» скромно лежал телефон. Очень приличный мобильник фирмы «Моторолла».
