Фаина Раевская - Сватовство майора
— Нам и так хорошо! — повторял он. — А штамп в паспорте ничего не изменит.
Катя не особенно и настаивала. Однажды на работе молодой женщине стало плохо. Врачи «неотложки» поставили диагноз: беременность. Счастливая Катерина решила, что теперь-то Миша обязательно на ней женится и они наконец заживут нормальной полноценной семьей.
Вечером дома разгорелся скандал. Михаил категорически не хотел ребенка и поставил условие: или ребенок, или он. На следующий день женщина, рыдая, пошла к врачу за направлением на аборт. Однако врач предупредил: в случае аборта она больше никогда не сможет иметь детей. Вернувшись домой, Катерина рассказала обо всем Михаилу и сообщила, что решила оставить ребенка, а он, если не желает, пусть убирается на все четыре стороны. Михаил молча собрал вещи и ушел, бросив на прощание, чтобы Катька со своим ребенком не вздумала обращаться к нему за помощью. Вскоре Катерина узнала, что у ее избранника, оказывается, уже была семья и трое детей. Жена выгнала Михаила из дому по причине его неуемной тяги к противоположному полу. Через полгода на свет появился Валерка.
— Конечно, — вздохнула Нинка, — одной ей было нелегко сына поднимать. А тут еще проблемы со здоровьем начались по женской части. Катька иногда месяцами в больнице лежала. Валерка под общим дворовым приглядом и рос. Родных-то к тому времени у Катерины не осталось.
Первый раз Валера попался на краже кошелька у учительницы математики. Катерина долго плакала перед директором школы, умоляя, чтобы не передавали дело в милицию. В общем, инцидент замяли. Но парень уже покатился по наклонной плоскости. С трудом окончив восемь классов, он пошел доучиваться в ПТУ. А какое уж там воспитание. В училище Валерка сколотил небольшую бандочку, которая занималась тем, что обирала подвыпивших мужичков. Вскоре их накрыла милиция, и Валерий получил два года в колонии для несовершеннолетних. Отсидев, как говорят, от звонка до звонка, парень вышел на волю совсем другим человеком. Он начал безбожно пить, поколачивать мать и не хотел нигде работать. Скоро появились и дружки-приятели, такие же алкоголики и тунеядцы. К удивлению матери, Валерка женился. Правда, жена его была из той же компании, любила выпить и вскоре умерла, отравившись некачественной водкой. Но успела прописать мужа к себе в двухкомнатную квартиру. К тому времени Катерине дали инвалидность и работать она уже не могла. Теперь женщина получала небольшую пенсию по инвалидности, которой катастрофически не хватало, чтобы прокормить себя и великовозрастного сына. Валерий несколько раз устраивался работать, но отовсюду его гнали за пьянство. Катерина подрабатывала, где только могла: разносила почту, клеила конверты, даже пыталась выращивать на подоконнике шампиньоны. Дополнительным источником денег стало собирание пустых бутылок. Оно же осталось единственным, когда тетя Катя поняла, что зрение село, а здоровья ни на что не хватает. Как-то на рынке она разговорилась с такой же пожилой женщиной, и та подсказала Катерине, что можно сдавать угол в единственной комнатушке молдаванам, хохлам и прочим гостям города. Какое-то время тетя Катя так и жила: сама на кухне, а пять-шесть человек — в комнате. Все бы ничего, но стали донимать боли, как выразилась Нинка, по женской части. Сердобольные соседи посоветовали выгнать пришельцев и сдать квартиру полностью, а самой пожить у сына. В местной газете Катерина нашла объявление о том, что солидная фирма снимет квартиру для своих сотрудников. Она позвонила по указанному телефону и вскоре уже угощала чаем улыбчивого молодого человека. Юноша остался доволен жилищем, заплатил за полгода вперед и помог женщине перебраться к сыну. В скором времени в квартиру потянулись клиенты. В основном это были молодые девушки.
— Путанки небось, — закончила рассказ Нинка, — у них, наверное, эти, как их… экскорт-услуги были, во!
«Интересно, — подумала я, вспомнив о бланках и ксерокопиях, которые благоразумно прихватила с собой, — зачем бы путанам загранпаспорта? Нет, тут что-то другое!» Что именно, я решила выяснить сегодня же, разобравшись в бумажках.
— Спасибо, теть Нин, — сказала я вслух.
— Когда книжка-то будет? — поинтересовалась соседка.
— Какая? — не поняла я.
— Твоя, какая же еще?! Или не годится материал?
Я совсем забыла, что «собираю материал» для будущей книги!
— A-а! Да нет, материал годится. Только ведь ее еще написать нужно! Как только будет готова, я первым делом тебе дам почитать, честное слово!
Нинка удовлетворенно кивнула и ушла.
— Ну? — нетерпеливо спросила меня Дуська, закрыв дверь за Нинкой. — Тебе что-нибудь ясно?
— Не очень, — пожала я плечами. — Поехали домой, там у меня есть кое-что. Надеюсь, это поможет мне разобраться, кто есть ху!
Родной дом встретил нас ужасающим беспорядком. Впечатлительная Евдокия воскликнула:
— Женька, они нас нашли! Все, хана нам!
Сестра опустилась на пятую точку и тихонько заскулила. Меня же разобрал совершенно неуместный смех. Это, скорее всего, нервное. Отсмеявшись, я огляделась и не на шутку разозлилась.
— Да что же это такое на самом-то деле! — звенящим от гнева голосом воскликнула я. — Тут в поте лица трудишься, за ментов их работу выполняешь, а тебя же и грабят! Ну, держитесь!
Я в сердцах сплюнула на любимый ковер ручной работы и злобно потрясла кулаком в воздухе. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что воры были какие-то странные. Вернее, даже и не воры вовсе, а просто вандалы! Мои новенькие итальянские полусапожки из натуральной кожи с серебряными пряжечками сбоку начисто лишились каблуков. Да и невысокие голенища конкретно были изглоданы этими варварами. Бархатная подушка, всегда преспокойно лежавшая на диване, валялась на полу, демонстрируя свои не слишком приглядные внутренности. Ко всему прочему посреди комнаты красовались небольшие кучки из гречневой крупы, макарон и картошки вперемешку.
— Женька, а что они искали-то? — оглядев разруху, удивилась Дуська. — Слушай, у тебя ничего не пропало?
Кажется, я поняла, в чем тут дело, и угрожающе произнесла:
— Нет, ничего! Но лучше бы одному товарищу пропасть куда подальше и как можно дольше не показываться мне на глаза!
— Как это?! — Евдокия посмотрела на меня округлившимися от удивления глазами. — Ромка же уехал! Мы сами его с утреца проводили!
Не отвечая сестрице, я решительно протопала на кухню. Там на обеденном столе мирно дремал Рудольф. Услышав мои шаги, он еще крепче зажмурился и уткнулся носом в пластиковый пакет, лежавший рядом.
— Рулечка, роднулечка, — сладким голосом пропела я, — просыпайся, сволочь, разговор есть!
Такса притворилась, что совершенно меня не слышит и слышать не желает. Потратив минуты две на уговоры животного, я прибегла к запрещенному приему. Набрав в грудь побольше воздуха, я громко крикнула:
— Ромка пришел!
Услыхав имя любимого хозяина, Рудольф мигом соскочил со стола и забился в гол между плитой и окном. Выудив собаку из убежища, я подхватила его на руки и направилась на место происшествия. То, что я увидела, заставило меня вздрогнуть и разжать объятия. Рудольф шмякнулся на пол и быстренько просеменил на место прежней дислокации. На полу, скрестив ноги по-турецки, сидела Евдокия и, словно Золушка, выковыривала картофелины из общей кучи, грустно вздыхала и приговаривала:
— Ну вот, сейчас картошечку выловим и пожарим. Кушать очень хочется!
— Дурдом! — подвела я итог и отправилась в нашу с Ромкой комнату. Там, под матрацем, я спрятала похищенные на месте преступления ксерокопии паспортов. Достав заветные бумажки, я уселась на кровать и принялась их изучать.
Первый паспорт принадлежал некой Макаровой Елене Викторовне, 1979 года рождения, проживающей по адресу: улица Школьная, дом 1, квартира 57. Гражданка Макарова в браке не состоит, детей не имеет и воинской повинности не несет. Недолго думая, я побежала к Дуське, чтобы немедленно поднять ее по тревоге и отправиться в гости к Елене Викторовне.
Мой бег прервал аромат жарившейся картошки с чесноком. Желудок моментально среагировал на раздражитель и напомнил, что неплохо бы что-нибудь в него положить, а жареная картошка — это как раз то, что надо. Помимо воли перед глазами возникли образы малосольных огурчиков, картошечки и зеленого лука. Немного поразмышляв, я решила, что гражданка Макарова может и подождать, и направилась на кухню. Возле плиты священнодействовала Евдокия. Уж что-что, а готовила она всегда замечательно. Особенно ей удавалась пицца и прочая выпечка. Привлеченный разнообразными ароматами, Рудольф выполз из своего убежища и теперь преданно смотрел на стряпуху. В ожидании пищи телесной к нему присоединилась и я.
— Дусь, ты давай корми нас, и нужно идти, — поторопила я сестру.
— Куда это ты собралась? — удивилась она.
