Хью Лори - Торговец пушками
— Козел вонючий! — неожиданно рявкнул Бенджамин, вскакивая из-за стола.
Он выпрямился во весь рост, кулаки его то сжимались, то разжимались.
В столовой повисла гробовая тишина. Мы даже не сразу сообразили, на кого он смотрит.
— Как ты назвал меня? — переспросил Рикки, слегка выпрямляясь на стуле, — человек, которого не так-то просто завести, но страшный противник, если это удалось.
— Ты слышал.
Первое мгновение я даже не был уверен, то ли он хочет меня ударить, то ли вот-вот расплачется.
Я перевел взгляд на Франциско, надеясь, что тот велит Бенджамину сесть на место, или проваливать отсюда ко всем чертям, или сделать что-то еще, но Франциско просто смотрел на меня, продолжая усердно работать челюстями.
— Какого хрена?! Чего я тебе сделал?! — воскликнул Рикки, поворачиваясь к Бенджамину.
Но тот молча вращал глазами и сжимал кулаки, пока тишину не нарушил Хьюго, заметивший, что рагу получилось отменное. Все с благодарностью ухватились за брошенную приманку и наперебой зашумели, мол, да, точно, просто пальчики оближешь, и совсем даже не пересоленное. То есть все, кроме нас с Бенджамином. Он таращился на меня, я таращился на него, но, похоже, лишь он один знал, в чем тут дело.
Затем он развернулся кругом и демонстративно вышел из зала. Вскоре послышался металлический скрежет открываемых ворот и рычание ожившего мотора «лендровера».
Франциско не сводил с меня пристального взгляда.
С тех пор минуло пять дней. За это время Бенджамин даже выдавил пару улыбок в моем присутствии.
Подготовка к операции близилась к завершению.
Мы разобрали макет, упаковали сумки, сожгли за собой мосты и прочли молитвы. Скорей бы уж!
Завтра утром, ровно в девять тридцать пять, Латифа обратится в американское консульство за визовой анкетой. В девять сорок туда же явимся мы с Бернардом — на прием к мистеру Роджеру Бучанану, торговому атташе. В девять сорок семь Франциско и Хьюго прикатят в консульство тележку с четырьмя большими пластиковыми бутылями минеральной воды и счетом, выписанным на имя Сильвии Хорват из консульского отдела.
Сильвия действительно заказывала воду — правда, без шести картонных коробок, на которых будут покоиться бутыли.
В девять пятьдесят пять — плюс-минус секунда — Сайрус и Бенджамин врежутся на «лендровере» в западную стену консульства.
— А это зачем? — спросил Соломон.
— Зачем — что?
— «Лендровер». — Соломон вынул изо рта карандаш и указал на чертежи: — Через стену все равно не прорваться. Там два фута толщины, железобетон и потом еще эти тумбы по всей длине.
Я покачал головой:
— Это только для шума. Они врежутся в стену, заклинят сигнал, Бенджамин вывалится из водительской дверцы, вся рубашка в крови, а Сайрус начнет орать и звать на помощь. Чтобы как можно больше людей примчалось в западную часть здания, посмотреть, что там и как.
— А в консульстве есть медпункт?
— На первом этаже. Рядом с лестницей.
— Кто-нибудь умеет оказывать первую помощь?
— Весь американский персонал прошел курсы, но, вероятнее всего, это будет Джек.
— Джек?
— Веббер. Джек Веббер. Охранник консульства. Восемнадцать лет в морской пехоте США. «Беретта», девять миллиметров, на правом бедре.
Я замолчал. Я знал, о чем Соломон сейчас думает.
— И? — спросил он.
— Латифа принесет баллончик с нервно-паралитическим газом.
Соломон что-то пометил в блокноте — не торопясь, словно знал, что толку от его пометок все равно немного.
Я тоже знал это. И добавил:
— В сумочке у нее также будет «Микро-Узи».
Мы сидели во взятом напрокат «пежо» Соломона, припаркованном на какой-то возвышенности неподалеку от Ля-Сквала — осыпающегося сооружения восемнадцатого века, где когда-то размещался главный артиллерийский бастион, господствовавший над портом. Вид отсюда был чудный — настолько чудный, насколько можно найти в Касабланке, — но нам с Соломоном сейчас было не до видов.
— Ладно. А что там у вас? — спросил я, зажигая сигарету от Соломоновой панели. Я говорю «от панели», потому что большая ее часть вывалилась вместе с прикуривателем, так что пришлось собирать всю эту штуку обратно. Закончив сборку, я затянулся и попытался — без особого успеха — выпустить дым через открытое окошко.
Соломон продолжал изучать свои записи.
— Ну, вероятно, — начал подсказывать я, — в вентиляционных шахтах спрячется целая бригада марокканской полиции вместе с парнями из ЦРУ. Вероятно, стоит нам войти, как все они посыплются нам на голову и сообщат, что мы арестованы. Вероятно, вскоре после этого «Меч правосудия» и все, кто так или иначе с ним связан, окажутся в суде, здание которого, кстати, находится всего в паре сотен ярдов от кинотеатра. И вероятно, все пройдет без сучка без задоринки и без единой царапины.
Соломон сделал глубокий вдох и очень медленно выдохнул. А затем начал тереть живот — картина, которой я не видел уже лет десять. Язва двенадцатиперстной кишки была единственным, что могло заставить Соломона перестать думать о работе.
Он посмотрел на меня:
— Меня отсылают домой.
Какое-то время мы смотрели друг на друга. А затем я рассмеялся. Нет, ситуация была вовсе не смешной — просто так получилось, что изо рта у меня вырвался именно смех.
— Ну еще бы, — сказал я, отсмеявшись. — Конечно же, тебя отсылают. Все очень даже логично.
— Томас. — По выражению его лица было заметно, как неприятен ему этот разговор.
— «Спасибо за отличную работу, мистер Соломон», — продолжал я, подражая голосу Рассела Барнса. — «Разумеется, мы хотели бы поблагодарить вас за ваш профессионализм и приверженность делу, но, надеюсь, вы не будете возражать, если с этого момента мы возьмем дело в свои руки». О, это просто изумительно!
— Томас, послушайте. — За последние тридцать секунд он уже дважды назвал меня Томасом. — Бегите отсюда. Бросайте все и бегите. Пожалуйста.
Я улыбнулся ему, и Соломон затараторил еще быстрее:
— Я могу переправить вас в Танжер. Оттуда переберетесь в Сеуту, а затем на пароме — в Испанию. Я переговорю с местной полицией, упрошу их оставить перед консульством фургон, и вся операция сорвется. Как будто ничего и не было.
Я смотрел в глаза Соломона и видел, сколько там тревоги и беспокойства. Я видел там вину, стыд и язву двенадцатиперстной кишки.
Щелчком я отправил окурок в окошко.
— Забавно. То же самое предлагала Сара Вульф. Беги, уговаривала она. На золотые пляжи и подальше от этого чокнутого ЦРУ.
Соломон не спросил, когда это мы с Сарой виделись и почему я не послушался ее. Он был слишком занят своей собственной проблемой. То есть мной.
— Ну?! Сделайте же это, Томас. Ради всего святого! — Он сжал мой локоть. — Эта затея — полное безумие. Стоит вам войти в здание — и вы уже никогда не выйдете оттуда живым. Да вы и сами это знаете. — Я молчал, и его это бесило. — Господи боже! Да не вы ли мне постоянно об этом твердили?! Вы же знали обо всем с самого начала.
— Да ладно тебе, Давид. Ты тоже знал.
Произнося эти слова, я наблюдал за его лицом.
У Соломона была примерно сотая доля секунды, чтобы нахмурить лоб, разинуть рот в изумлении или воскликнуть: «О чем это вы?!» — но он упустил ее. И, как только сотая доля секунды истекла, я понял все. И он тоже понял, что я все понял.
— Фотографии Сары с Барнсом, — сказал я; лицо Соломона осталось непроницаемо. — Ты знал, что они означают. Ты знал, что этому может быть только одно объяснение.
Он опустил глаза и ослабил хватку.
— Как могло случиться, чтобы эти двое оказались вместе после всего, что произошло? Здесь только одно объяснение. Это было не после. Это было до. Снимок сделали до того, как Александра Вульфа застрелили. Ты прекрасно знал, чем занимается Рассел Барнс, и ты знал — или по крайней мере догадывался, — чем занимается Сара. Но мне ты не сказал ничего.
Он закрыл глаза. Если сейчас Соломон молил о прощении, то делал это не вслух и обращался не ко мне. Я выждал еще немного.
— И где сейчас ВКГТиПП?
Соломон тихо покачал головой:
— Впервые слышу о таком.
Глаза его были по-прежнему закрыты.
— Давид… — начал было я, но Соломон оборвал меня:
— Пожалуйста, не надо.
Короче, я дал ему возможность обдумать, что бы он там ни обдумывал, и решить, что бы он там ни решал.
— Единственное, что мне известно, командир, — наконец сказал он, и все вдруг вновь стало как в старые добрые времена, — сегодня в полдень на базе Королевских ВВС в Гибралтаре приземлился американский военный транспортник, разгрузивший энное количество механических запчастей.
Я кивнул. Глаза Соломона открылись.
— Насколько энное?
Соломон снова сделал глубокий вдох, видимо желая выложить все разом:
