Дарья Донцова - Рваные валенки мадам Помпадур
Геннадий Петрович примолк.
– Понравилось? – с изрядной долей ехидства осведомилась я.
Комаров почесал щеку.
– Я патологически боюсь крови, упал в обморок и больше ни разу не заговаривал о медицине, пошел в МГУ на экономический факультет и сейчас очень благодарен отцу. Не будь он мудрым человеком, сидеть бы мне полжизни в больнице и делать за ничтожный оклад тяжелую работу. Я заведую одной конторой с большим количеством служащих и счастлив.
Я спокойно слушала Комарова, а тот был весьма откровенен, да и понятно почему. Мало кому доставит удовольствие увидеть свое фото в «Желтухе» в сопровождении шапки: «Педофил на отдыхе». Комаров большой начальник на своем поле, он абсолютно не хочет, чтобы подчиненные и пресса узнали о его пристрастии к малолетним девочкам.
– Нельзя называть меня педофилом, – внушал мне добрый «папаша», – я не животное, которое нападает на детей и мучает их. Юля профессиональная проститутка, это всего-навсего ролевая игра. Кстати, она не девочка, ей давно исполнилось восемнадцать.
– Вы знаете истинный возраст партнерши? – поразилась я.
Комаров улыбнулся.
– Ну конечно. Страсть к юным партнершам я удовлетворяю при помощи тех, кто продает себя за деньги. У меня нет желания очутиться в центре скандала, связанного с детской проституцией, это грозит большими, и не только моральными, проблемами. Я женат и имею двух дочерей: пятнадцати и тринадцати лет. Представляете их реакцию на сообщение о сексуальных пристрастиях отца? Но я так устроен, что не могу получить удовольствие от зрелой женщины. Секс с женой я исполняю исключительно по обязанности, и, слава богу, моя супруга не страстная дама, ее основной инстинкт – шопинг. Юля полагает, что хозяйка меня обманула, выдала ее за подростка, и очень старается, ей хочется получить подарки. Я вполне удовлетворен спектаклем. Это мой способ расслабиться. Вот тебе вся правда. Ивана и Михаила я ранее не встречал, о том, что труп ожил, узнал вместе со всеми. Девочка, рассуди здраво. Я приехал в «Кошмар», чтобы не столкнуться со знакомыми, решил отдохнуть с Юлей, которая филигранно изображает школьницу. Она не знает, что мне известно, сколько ей лет, и играет просто великолепно. М-да. Я назвался врачом, соврал, сама понимаешь почему. Да, я произнес тогда фразу: «Она умерла», но не потому, что помогал Ивану с Михаилом, а потому, что все ждали моего заявления. Зачем мне участвовать в съемке фильма, которую затеяли наглецы? Мне не нужна огласка. Я хочу отобрать у них видеокамеру и раскрошить ее в пыль. Ты намерена отомстить парням за то, что они здесь устроили. Давай действовать сообща. По рукам? Заключим союз! Мы ведь уже один раз договаривались. Разве я тебя выдал? Рассказал всем о костюме гризли и о том, как ты в нем разгуливала?
Если хочешь победить, надо порой вступать в коалицию с малоприятными людьми. Я осторожно пожала протянутую Комаровым руку.
– Иес! Нам с бабулей не помешает ваша помощь.
Комаров потер шею.
– У вас тут море комарья. Похоже, меня искусали.
– Я включила электрические киллеры, – сказала я, – но от них пока мало толку.
– Ты осмотрела все помещения? Первый этаж, второй? – деловито спросил Комаров.
– Еще не успела, – ответила я.
Дверь в спальню распахнулась, влетела Юля.
– Папа! – закричала она с порога, – беги скорее! Кузьме Сергеевичу плохо! Он ваще уже мертвый!
Я вскочила и ринулась вниз.
Бизнесмен лежал на диване в гостиной, глаза полузакрыты, на лице яркие красные пятна, нос и губы увеличились в размере, верхние веки сильно опухли и почти стекли на щеки. Рядом, стоя на коленях, рыдала Аня.
– Солнышко! Не умирай! Милый, посмотри на меня! Дыши, пожалуйста, дыши!
– Наконец-то! – закричала Маша, когда Геннадий Петрович возник на пороге. – Спасите его!
Комаров отступил на шаг.
– Я дерматолог. Извините.
Аня вскочила на ноги и кинулась к лжедоктору.
– Умоляю! Кузьма – это все, что у меня есть! Господь не дал мне ни детей, ни других близких. Спасите мужа!
Я пожалела Геннадия Петровича. Лучше бы он прикинулся кем угодно, но не врачом! Аня бросилась перед Комаровым на колени, протянула к нему руки и сбивчиво заговорила:
– Если муж умрет, я не проживу и дня. Долгие годы искала вторую половинку, и теперь смерть отнимает у меня с таким трудом обретенное счастье! Господи, ну зачем мы затеяли медовый месяц? Ведь поженились не вчера!
Маша зарыдала в голос. Аня, не обращая внимания на Леонову, продолжала:
– Лягу с ним в могилу, и пусть холм над ней растопчут дикие лошади, я не смогу бросить мужа!
Маша начала икать, захлебываясь плачем. Несмотря на нервную обстановку, меня удивило поведение жены Олега. У той настоящая истерика. Слишком бурная реакция для постороннего человека.
– Но я ничего не могу, – испугался Комаров. – Ну, прыщи зеленкой помазать. Ей-богу! Честно!
Кузьма Сергеевич захрипел, я приросла ногами к полу. Никогда не видела, как умирает человек, но сейчас, кажется, Пряников нас покинет.
– Сделайте хоть что-нибудь! – закричал Бурундуков.
– Что? – шепотом спросил Комаров.
– Он практически не дышит, – прошелестел Миша, – в его легкие кислород не поступает.
– Мама! – зарыдала Аня. – Ой, мамочка! Кузенька!
– У вас есть водка? – крикнул Иван. – Желательно, непочатая бутылка?
– С ума сошел? – спросила Олеся. – Нашел время!
Иван быстрым шагом двинулся на кухню и начал тщательно мыть руки, отдавая короткие приказы:
– Нужен нож, острый. И спиртное, не менее сорока градусов! Степанида, будешь мне помогать. Еще трубка.
– Зачем? – промямлила Белка.
– Необходима экстренная трахеотомия, – сказал Ваня. – Операция.
– Ты способен ее сделать? – не поверила я.
– Обрабатывай руки, – приказал Иван, – одному мне не справиться. Так. Отлично. Наливаем водку в кастрюльку, бросаем туда нож и две столовые ложки. Степанида, теперь плесни мне на пальцы спиртное. Где трубка?
Белка услужливо протянула пластиковую трубочку для коктейля.
– Не пойдет, – отверг предложенное Ваня, – в доме есть кружка Эсмарха?
– Все чашки на виду, – быстро сказала Олеся.
– Клизма, – уточнил Иван, – ее медицинское название кружка Эсмарха.
– В ванной висит, – крикнула Белка убегая, – сейчас принесу.
Бабуля слетала за клизмой в рекордно короткий срок.
– Отрежем кусок резиновой трубки, – протянул Иван, – обдадим кипятком, сунем в водку. Так! Полотенца, чистые, и лейкопластырь в рулоне! Степа, бери кастрюлю, пошли к Кузьме, остальные вон из гостиной.
Присутствующие повиновались, только Аня бежала за нами и голосила:
– Я не уйду! Не оставлю любимого!
– Миша, Никита, уберите эту дуру! – гаркнул Иван и начал расстегивать рубашку на бизнесмене. – Степа, надеюсь, ты не упадешь в обморок.
– Постараюсь тебя не подвести, – дрожащим голосом пообещала я.
Люди, как мне страшно! Но альтернативы нет. Маша в истерике, Аня ничего не соображает, Белке нельзя волноваться, Геннадий Петрович деморализован, Юля предпочла убежать на кухню. Правда, есть еще Никита, Миша и Олеся с Катей, но Ваня по каким-то причинам выбрал в помощницы меня. Если я струшу, потом остаток жизни буду ощущать вину за смерть человека.
– Готова? – спросил Ваня.
Я кивнула.
– Сделаю разрез, а ты придерживай края раны при помощи ложек, – велел режиссер, – да не суповой частью, а той, за которую держат прибор. О’кей?
Я опять кивнула.
– Действовать надо быстро, на счет три, – объяснял Иван, – не тяни кожу сильно в стороны, не дави, просто придержи, чтобы края не соединились.
Ваня налил на шею Кузьмы Сергеевича водки, потом воткнул нож в кожу. Показалось что-то желтое, затем потекла кровь.
– Раз, два, три, – скомандовал парень.
Я, преодолевая ужас, живо всунула ложки в разрез и слегка отвела их друг от друга.
– Супер, – одобрил Ваня, орудуя лезвием. Теперь он резал какую-то серо-белую трубку, напоминающую по виду ребристый садовый шланг.
– Держи, – рявкнул режиссер, – не спи! Потом в обморок шлепнешься!
Я изо всей силы сжала ложки. Иван ловко впихнул в образовавшееся в «шланге» отверстие кусок резиновой трубки и сказал:
– Хорош.
Я вытащила ложки и замерла. Ваня, насвистывая себе под нос бравурный мотив, примотал трубку лейкопластырем, швырнул на пол окровавленные полотенца и сказал:
– Операционная медсестра свободна, благодарю за хорошую работу.
Я продолжала стоять, слушая, как в трубку со свистом входит воздух. Лицо Кузьмы Сергеевича мало-помалу теряло синеву. Иван взял мою правую руку, разжал сведенные судорогой пальцы, вынул ложку, затем проделал то же самое с левой и сочувственно спросил:
– Испугалась?
– Очень, – честно призналась я, – прямо очень-очень-очень.
Иван бросил ложки к окровавленным тряпкам и обнял меня:
– Ты молодец! Другая могла бы заистерить.
– А смысл? – спросила я, отчаянно пытаясь не заплакать. – Где ты научился таким штукам? Понимаешь, что ты реально спас Кузьму Сергеевича от смерти?
