Сергей Нуриев - Идолов не кантовать
Прямо над ним от потолка медленно отслаивался кусок штукатурки. Единственное, что успел чекист, до того как кусок разбился об его голову, — зажмурить глаза.
— Вот осел! — воскликнул Потап, имея в виду себя. — Хорошо, что меня сейчас никто не видит. Оценим вещи объективно: миллионером я стану только через несколько часов. А пока я сижу в чужой квартире, бедный, голый и предаюсь мечтам идиота. Самому противно. А между тем у меня еще остались незавершенные дела: надо носок заштопать и выдать, крановщику аванс.
Готовясь к акции, Мамай решал исключительно технические вопросы, выпустив из-под надзора своих соратников. Он намеренно не вмешивался в их деятельность, полагая, что без него они наломают дров гораздо больше, чем под его присмотром. А чем больше они наломают дров, чем сильнее разозлится публика, тем, стало быть, легче будет поднять ее на бунт. Чекист спровоцировал революционную ситуацию, когда чем хуже — тем лучше, а теперь ему лишь оставалось узнать, насколько все подготовлено плохо, чтобы хорошо закончиться.
В половине пятого над входом в "Литейщик" зажглись разноцветные лампочки, что случалось только по праздникам. В ожидании зрелищ зрители кушали пирожные и фланировали между залом и буфетом. Райкомовцы сидели в комнате киномеханика, сдержанно переговаривались и важно рассматривали кинопроекторы. Каждый внутренне готовил речь о проделанной работе.
За пять минут до начала конкурса явился председатель. Он был весел и возбужден. На его обычно бесстрастном лице читалось волнение. Чекист персонально пожал присутствующим руки, передал пламенный привет от товарища Степана и предложил подвести итоги.
— Ну-с, Христофор Ильич, — сказал Потап, с теплотойпосмотрев на Харчикова, — чем похвастаетесь?
Пряча глаза, Христофор Ильич подал ему корону.
— Из сковородки делали? — догадался председатель, изучая изделие. — Да-а, хороша. Все гениальное просто. Это ж какую для такого убора надо голову! Что ж, свое мнение относительно этого шедевра я выражу после. А сейчас от ювелирных украшений перейдем к мехам. Где шуба?
— Шуба? В наличии-м. — С этими словами Брэйтэр выволок из-под лавки огромный куль, вытряхнул его содержимое на стол и важно сел на место.
— Это что? — ткнул Потап пальцем в груду шерсти.
— Шуба-м.
— Где шуба? Это шуба? Зачем вы ее завернули в какую-то гадость! Она же протухнет! Разверните. Покажите.
— Это шуба и есть-м, — упорствовал магнат, выражая неудовольствие. — Можете пощупать — натуральная.
Председатель брезгливо взял ее двумя пальцами.
— Не развалится? А почему от нее такой… запах?
— Свежая еще-м.
— Как это — свежая? Это шуба или рыба?.. У нее такой вид, будто ее два дня собаки рвали. Из чего она сделана?
— Я не знаю-м. Это вот Мирон Мироныч знать должен, — насупился Брэйтэр, переведя гнев председателя на пропагандиста.
Мамай взглянул на притихшего Коняку и сухо спросил:
— Кто в этом принимал участие?
— Участие? — переспросил баптист.
— Да, участие. Назовите поименно.
— Поименно? Значит, так… Участие приняли: Полкан… Жучка… и потом… остальных я не знаю, остальные бездомные попались.
— Вы про кого говорите?
— Про участников. Из которых шубу пошили.
Потап, с детства любивший собак, налился краской.
— Болван! Я спрашиваю не о непосредственных участниках! Меня интересуют косвенные: те, кто делал это своими руками!
— Это… это не я… Это Вася!
— Вася? Какой еще Вася?
— Сынок мой старший… Он же и единственный.
Но там кроме собак и лиса есть, на воротник пошла. Вы заметили? Вася ее в краеведческом музее… купил. — Мирон Мироныч запнулся, зная, что чучело лисы Василий из музея украл. — Что вы скажете?
— Для того чтобы высказаться точно, мне придется употребить нецензурные выражения. Поэтому я промолчу — все-таки сегодня праздник красоты. Но вы, гражданин Коняка, постарайтесь до завтра избегать со мной встречи. Красота, как известно, требует жертв, и вы можете стать этой жертвой. Кроме Куксова, все свободны. Я буду контролировать ситуацию. Вам, Владимир Карпович, как председателю жюри, особое поручение. Задачу помните? Устранять не красивых.
— Всех?
— Всех. Так будет смешнее.
— А как же… как же Изольда? — огорчился Куксов, — Она ведь тоже участвует.
— Ну я вам об этом и говорю! Из тех, что останутся, ей не будет равных.
— В каком смысле? — с подозрением спросил дворянин, в котором заговорило отцовское самолюбие.
— В прямом, — ответил Потап вызывающе.
— Но… Но как же я смогу? Я ведь не один в жюри. Нет никаких гарантий. Против меня целая куча.
— Насколько я знаю, там две кучи: одна — патриоты-националисты, другая — национал-патриоты. И они не против вас, а против друг друга. Вот и действуйте! Манипулировать драчунами легче, чем рабами. Одной куче вы тайно сообщаете номера участниц, за которых якобы будет голосовать другая куча. То же самoe вы сообщаете другой куче. В итоге и те, и другие голосуют против потенциальных претенденток. Да чтобы насолить друг другу, они готовы будут выбрать даже вашу Изю, будь она хоть без грима!
— Почему — даже? — опять обиделся Куксов.
— Ой, да идите вы с богом! — в нетерпении вытолкнул его чекист. — Не придирайтесь к словам.
Потап остался один. Отодвинув кинопроектор, он прильнул к узкому, как бойница, окну и осмотрел позицию. Сцена была оформлена в стиле ретро: преобладали лозунги и красный цвет, занавес украшали плакаты:
" Привет участникам соревнований!"
" Красота спасет мир. Ф.М.Достоевский"
" Красота спасет Козяки. И.Ф.Сидорчук"
Слева на сцене стояла трибуна. Справа — олицетворяющая женскую красоту, статуя Венеры, которую сделали из скульптуры "Девушка с веслом", отпилив у девушки весло вместе с руками.
Убранство зала окончательно убедило Потапа в том, что вся бригада здорово потрудилась. Мероприятие обещало провалиться с треском.
— Ну, с богом! — благословил он сам себя, взглянув на часы. — Белые начинают и, надеюсь, выиграют.
Комбинацию Потап начал классическим ходом, двинув вперед пешки.
На сцену высыпали участницы. Их насчитывалось десятка три. Поверх платья на груди и спине у каждой висели номера, какие надевают марафонцы во время забега.
Оценив их беглым взглядом, председатель сразу понял, что в отборочной комиссии столкнулись весьма разнообразные вкусы и представления о женском идеале. Самый маленький такой идеал не превышал полутора метров. Самые же большие не уступали в размерах гипсовой Венере. Последние, несомненно, являлись протеже Пиптика, питающего слабость к крупногабаритным дамам.
"Попадаются симпатичные мордашки, — пробормотал Мамай с некоторым сочувствием, зная, что в полуфинал им все равно не пробиться. — У Куксова будет много работы".
Видя, уто здесь управятся и без него, бригадир незаметно вышел из "Литейщика" и направился к площади Освобождения, где должны были развернуться главные события.
Живая сила и техника оказались на месте. Пикетчики, спасаясь от холода, бегали вприпрыжку вокруг памятника. В переулке, выходящем к площади, мерцая фарами стояли наготове самосвал и автокран. Обойдя машины вокруг, Потап постучал в кабину крана. Из окна вылезла голова крановщика.
— Петрович, все помнишь?
— Помню, — угрюмо отозвался Петрович.
Помолчали. Потап еще раз осмотрел технику, постучал ногой по колесу, похлопал по капоту, заглянул под крыло.
— Так, значит, все в порядке? — озабоченно спросил он.
— Все.
— И соляра есть?
— Есть.
— И трос цел?
— Цел.
— Стрелу проверял?
— Проверял.
— Смотри у меня, — пригрозил Мамай, не любивший, когда успех дела зависел от исправности техники. — Так сколько, говоришь, твой кран поднимет?
— Четырнадцать тонн должен.
— Четырнадцать? А пятнадцать поднимет? — тревожился бригадир.
— Бутылку дашь — поднимет и пятнадцать, — заверил крановщик.
