Лариса Ильина - Беги, Люба, беги!
— Доброе утро, улыбнулась я, — вас готовят к операции?
— Я курить хочу, — не поворачивая головы, ответил пациент.
— Что вы, голубчик, курение — это добровольное самоубийство... — Я понимала состояние парня, мало кто не переживает перед операцией. — Не волнуйтесь, все будет хорошо! У нас прекрасные врачи! Вас кто ведет? Федор Семенович? Или Светлана Николаевна?
Тут молодой человек повернул голову и глянул так, что я мгновенно умолкла.
— Не знаю кто, — отчеканил он. — И знать не хочу.
Возле палаты раздались шаги.
— Это ты, Любовь Петровна? — заглянув в дверь, расплылся в улыбке Илья Боженков. — Ну, как ты сама? Решила на работу?
— Нормально, Илюша. Дома хуже сидеть.
— А чего тут?
— Хотела посмотреть новеньких, — выходя в коридор, пожала я плечами.
— А! — засмеялся Илья. — С господином Анайзи хочешь познакомиться? Послушай совета — не торопись. Еще успеешь насладиться!
— А это кто?
-Позавчера положили, — не переставая смеяться, пояснил мой собеседник. — Афганец, бизнесмен... Богатый как черт! Ему под полтинник, левая почка в минусе. Живет то ли в Германии, то ли в Дании, не помню. А скандалист — жуть! Требует молодого донора, да еще непременно единоверца! Переводчик с ним, пацан лет двадцати, так господин Анайзи хотел , чтобы тот спал под дверью палаты на раскладушке! Потом восток искал, всем на пряники досталось. Жвакин его смотрел, а когда вышел, сказал, что согласен с ним общаться только посредством скальпеля. Так что, дорогая Любовь Петровна, следующая очередь ваша!
— А где он сейчас?
— Березкина на процедуры повезла.
Я покачала головой. Если Боженков хотя бы наполовину прав, мало нам не покажется. Пациент, которого не может приструнить Жвакин, — очень большое исключение из правил.
— Похоже, у нас аншлаг.
— Да уж, целое столпотворение... И со строителями одни проблемы... — покачал головой Боженков и заторопился: — Ну, я побежал!
— С кем? — не поняла я.
— Да это я так, к слову, — отмахнулся Илья и исчез.
Глядя ему вслед, я задумалась. Постояла немного, стараясь вспомнить что-то очень важное, но в голове была какая-то мешанина. Мысль крутилась, словно кусок мыла, который стараешься выловить из речки.
— Целое столпотворение — повторила я, хмурясь. — Похоже, самой мне не додуматься!
И снова шагнула в палату.
Я вышла из лифта и незаметно окинула взглядом этаж. Возле триста двадцать шестого кабинета сидело несколько человек, там сейчас принимал невропатолог. Рядом работал терапевт. Я повернула к посту. На мое счастье, дежурила Сонечка.
— Здравствуйте, — кивнула я ей и охраннику. — Соня, где сегодня Жанна?
— У нее выходной, — бойко отрапортовала сестричка. — А она,вам нужна?
— Ничего, — тихо сказала я, — поговорю с ней завтра...
- Соня залилась канарейкой, предлагая в случае крайней нужды разыскать разыскать Жанну по домашнему телефону. Я смотрела На нее чуть отрешенно, с мягкой улыбкой на губах. Наконец медсестра обратила на этот факт внимание.
— Любовь Петровна, вам нехорошо?
— Голова немного болит, — мужественно улыбнулась я и посмотрела на охранника. Тот ответил сочувствующей улыбкой. — Сонечка, ты не нальешь мне водички, таблетку запить?
Поставив сумочку на стойку охранника, я принялась копаться в поисках таблеток. Соня встала и отошла к аппарату с водой. Я сделала неловкое движение, и из сумочки вывалилась груда дамских безделушек: пудреница, помада, флакон духов. Все это свалилось со стойки и запрыгало перед охранником по столу... Я раздосадованно охнула, всплеснув руками. Сумка упала набок, и из нее веером брызнула денежная мелочь. Охранник пытался поймать все одновременно, глупо хлопая по столу ладонями. Большая часть добра свалилась со стойки на пол. Призвав меня к спокойствию, охранник встал и принялся шарить по полу. Оставив стаканчик с водой, к нему присоединилась Соня. Я перегнулась, через стойку, собирая свои вещи со стола.
— Ничего, ничего, Любовь Петровна, — затараторила Соня, возвращаясь с полными горстями, — не волнуйтесь! Мы все понимаем! Вот, возьмите воду!
Свалив свое имущество в сумку, я запила таблетку, поблагодарила и пошла по коридору. Ключ от кабинета триста двадцать один покоился в моем правом кармане.
Дойдя до кабинета невропатолога, я аккуратно оглянулась — пост отсюда был еще виден, охранник и Соня оживленно беседовали. В кабинет терапевта зашел очередной пациент. Не спуская косого взгляда с поста, я отперла дверь с табличкой «кардиолог».
Вероятно, бессонная ночь давала о себе знать, иначе бы я никогда не решилась проделать ничего подобного. Руки тряслись, и сердце дрожало как осиновый лист. Но заниматься собой времени не было. Я выдвинула стул и села за компьютер.
— Вот оно, — прошептала я, залезая в файлы, заполненные в мое отсутствие. — Целое столпотворение... Факультет инженерно-строительного колледжа. По договору, льготная категория.
Списки мелькали, студентов было много. Соня вчера именно так и сказала: «Тут было целое столпотворение». Пошарив в ящике Жанны, я разыскала чистую дискету и начала копировать... Времени на это ушло изрядно. Подумав пару секунд, я распечатала несколько листов и, сложив, сунула в карман.
Когда вставала, ноги подгибались, как резиновые. Но мне все еще везло. Я спокойно вышла и заперла дверь. Никто из пациентов даже не повернул головы.
— Пудреницы тут моей нет? — озабоченно спросила я, подойдя к посту— Может, на полу осталась?
Соня с охранником дружно сунулись под стол. Я повесила ключ на место.
— Нет? Ну, ладно. Наверное, потеряла.
Вернувшись на уровень «Б», я столкнулась с Березкиной.
— А я тебя ищу, — обрадовалась Светка и захихикала, — без тебя как без рук, вся работа стоит! Ну, ладно, пойдем, там девочка одна хорошенькая, вчера вечером положили, посмотришь сердчишко... А потом дяденька один веселый!
Зря Березкина старалась. Сделать мне сюрприз у нее все равно не получится.
До обеда мы занимались той самой девушкой. Сердчишко у нее было никуда не годным. Куда смотрел господь бог, награждая таким сердцем похожую на принцессу из сказки красавицу, было известно ему одному.
В столовую я пошла одна. Сидя над супом, машинально шевелила ложкой в тарелке, напряженно размышляя о дискете, которая лежала у меня в кармане. Сама по себе она не много стоила. На ней всего лишь имена клиентов, результаты исследований и анализов, занесенные в разные файлы и не имеющие на первый взгляд ничего общего. И нельзя было исключить, что все, о чем я сейчас думала, было лишь плодом моей растревоженной фантазии.
— Приятного аппетита, Люба... — шепнул кто-то мне на ухо. Я встрепенулась и увидела Тигрина. — О чем задумалась?
— Максим! Ты меня напугал! Присаживайся...
— Спасибо, я отобедал... Слушай, есть у тебя свободное время?
Я посмотрела на часы.
— Сейчас мне нужно вернуться, дяденька один дожидается. А что ты хотел?
— Часа через полтора освободишься? Есть у меня мысли кое-какие, надо поговорить... Сможешь?
— Ладно, постараюсь, — кивнула я. Мне тоже было о чем спросить Тигрина.
Максим ушел. Я осталась одна, гадая, что же он хочет сообщить такого, о чем нельзя поговорить в столовой. Однако вскоре я бросила об этом думать, сосредоточившись на предстоящей встрече с господином Анайзи. Какой леший занес богача из Европы в наш центр, я могла только гадать. Надеюсь, все-таки это случилось не только из-за его скверного характера.
Но прежде, чем вернуться в отделение, я решила забежать в химлабораторию, куда сегодня утром после разговора с Ферапонтовым на всякий случай оттащила образцы всех назначенных Лидке лекарств, пакеты с физрастворами, кислородный баллон и даже остатки завтрака. В лаборатории царствовал Семен Михайлович Блумов, личность настолько же оригинальная, сколь и гениальная. Женат он был, что называется, на пробирке, и для него самым большим счастьем было, если лаборантки забывали выгнать его на обед. С Сеней мы подружились едва ли не с первого дня. Я страшно уважала его за гениальность и зато, что даже в условиях почти казарменной дисциплины он нарушал запреты, какие только мог.
Увидев меня в дверях, Блумов обрадованно фыркнул:
— Ну, наконец-то! Давай забирай свое барахло! — он двинул по столу пузырьки и ампулы. — Вот, я тут все тебе написал! — и он протянул мне лист, криво исписанный корявым почерком, и тут же ухватился за какую-то мензурку.
— Сеня! — Я выдрала мензурку у него из пальцев. —
Ну, пожалуйста, расскажи на словах! Есть тут что-нибудь... плохое?
— Плохое? — хрюкнул Сеня. — Надеюсь, вы этим не пользовались? — он тюкнул мыском лежащий возле стола баллон. — А вот это зачем, скажи на милость? — Он поманил меня, раскрыл энциклопедию лекарств, заложенную фантиком; и ткнул пальцем в название препарата.
