Лариса Ильина - Смерть под кактусом
Окинув ее взглядом, я расслабилась: в комнате стояли кресла, журнальный столик и высокий стеллаж с телевизором и различной аппаратурой. «Неужели кино будем смотреть?» — удивилась я, послушно усаживаясь в указанное кресло.
Меж тем хозяин повозился минуту-другую возле стеллажа и, повернувшись ко мне лицом, шутовски развел руки в стороны и радостно произнес:
— Ап!
Он сел в соседнее кресло, а я перевела взгляд на экран телевизора, подсознательно отметив, что работает видеомагнитофон… Раз! Тайка размахнулась и шлепнула свой баул в угол спальни… Два! Раскинув руки в стороны, она шлепнулась на кровать… Три! Я шлепнулась рядом… Закусив губу, я молча смотрела, хотя все это видела и раньше. Теперь-то я догадалась, чему радовался Шах. Непонятным оставалось одно — как к нему попала эта кассета?
Наконец на экране появилась Тайка с коричневой папкой в обнимку. Дождавшись момента, когда я развернула на покрывале карты, Шах нажал на паузу и, повернувшись на локте, посмотрел на меня:
— Ну, что скажешь?
Именно об этом я судорожно размышляла последние пятнадцать минут.
— Что же вы сразу мне не сказали, что у вас имеется такая кассета?! — укоризненно воскликнула я, качая головой. — Это же самое важное! С этими картами есть шанс вычислить месторасположение тайника гораздо точнее! — Шах оторопел от моей наглости, но времени выводить меня на чистую воду я ему не дала. — У нас эти карты пропали… Скорее всего, их украли. Так что поиски сделались практически бессмысленными. А теперь есть возможность…
— Заткнись! — отчеканил Шах. — У тебя есть полчаса, чтобы реализовать эту возможность. Мне плевать на всю ту хрень, которую ты тут нагородила. Так же как и на тебя. Но мне нужна та дырка, куда чертова бабка засунула свои погремушки!
Я заморгала, бессмысленно хлопая ртом, потому что от его тона по спине побежали здоровенные мурашки. А Шах встал, кинул мне на колени пульт и вышел, прикрыв за собой дверь. Я подтянула коленки к животу, до боли закусила указательный палец и закрыла глаза. Мне не хотелось заканчивать все так глупо.
Осторожно перегнувшись через перила, я повертела головой и негромко позвала:
— Антон!
Внизу было тихо. Я выпрямилась, повернулась и тут же ткнулась лбом в пропахшую потом мужскую рубашку. Схватившись за ноющую скулу, жалобно ойкнула, поскольку ударилась о торчащую рукоятку пистолета, висящего у Шаха в кобуре под мышкой.
— Слушаю внимательно, — глядя серым волком, отозвался Шах. — Чего надумала, ягодка?
Выдерживая паузу, я еще несколько секунд жалобно стонала, прижимая больную скулу, потом умирающим голосом прошелестела:
— У меня появились кое-какие мысли… Но чтобы их подтвердить или опровергнуть, надо проверить на месте. Это все, что я могу предложить…
— Не поделишься ли?
Отрепетированным движением я скорбно сцепила руки, сгорбилась и кротким безжизненным взором глянула Шаху в глаза:
— Конечно…
Загребая ногами, прошаркала обратно в комнату и показала на журнальный столик. Там лежало несколько исчерканных листов. Во время раздумий я скопировала карты с экрана, однако пропустила пару цифр с третьего листа, рассчитывая на то, что если Шах и вздумает их сличить, то все равно ничего не поймет. Ведь в потрепанных бумажках, кроме меня, не разобрался никто: ни Тайка, ни Жорж, никто из его подручных. И, я думаю, Шаху это тоже не грозило.
— Вот, видите… — зябко ежась, я тыкала пальцем то по линиям, то по цифрам, озабоченно вопрошая: — Понимаете? Получается, что вот эта линия должна проходить именно здесь, но здесь монастырская стена… поэтому тут обозначена поправка — сорок метров… Там есть колодец, следовательно, этот знак мы идентифицируем как колодец…
Шах очумело таращился, отчаянно пытаясь поспеть за моим пальцем. И если глазами ему это, худо-бедно, удавалось, то уж мозгами точно никак. Опасаясь, что столбняк непонимания может, не дай бог, привести к нервному срыву, я заторопилась:
— Таким образом, мы получаем квадрат, вполне определенно очерченный… Но выяснить, имеет ли все это под собой основу…
— Хватит! — рявкнул вдруг Шах, и я сообразила, что малость перегнула палку. — Собирайся, поехали, хватит кислородом чавкать!
Тут наступил немаловажный для меня момент:
— Извините, но я не могу.
— Что? — Мне показалось, что это был не вопрос, а гвоздь, который Шах собирался заколотить в крышку моего фоба.
— Я не могу… Поиски могут занять много времени. А на мне шелковый халат и ботинки на босу ногу… Я простыну…
— Хорошо. Я пристрелю тебя раньше, чем ты простудишься. Идет?
Губы у меня задрожали, я зарылась лицом в ладони и заплакала. Шах пошуршал листочками, побарабанил по столу пальцами, матюгнулся и встал:
— Черт с тобой, припадочная.
Если здесь и есть женские вещи, то, скорее всего, они принадлежат Моли. То есть, принадлежали. Ей они уже вряд ли понадобятся. Меня в данную минуту заботило, что Моль была худа, как жердь, вдруг на меня ничего не налезет? Подождав, когда Шах направился в соседнюю комнату, я поднялась, быстренько смахнула слезы и просочилась следом. Здесь стоял платяной шкаф. Шах распахнул створки и задумался. Я горько вздохнула, давая понять, что стою за спиной, потом аккуратненько шагнула ему под руку и углубилась в тряпичные недра. Шах недовольно крякнул, но промолчал.
Через несколько минут я была экипирована с головы до ног и счастлива. Наконец-то мне удалось согреться, сбросив этот проклятый ледяной балахон. Теперь я могла торчать на улице сколько угодно — Моль была мерзлячкой и знала толк в теплой одежде.
Отодвинув занавеску, висящую на кухонном окне, я выглянула наружу и поняла, что пока еще нет даже намека на близящийся рассвет. По всей видимости, небо снова обложено плотными, словно пуховая перина, облаками и денек в очередной раз будет мрачным и мерзким.
«Как и вся моя жизнь…» — с неизвестно откуда взявшимся оптимизмом подумала я и двинула к Шаху, зовущему меня со двора нежным голосом пароходной сирены.
— Где тебя черти носят?
Шах стоял возле заведенной иностранной грязнухи, и глаза его пылали праведным гневом. Я Шаха раздражала, и он явно не мог дождаться того момента, когда от меня можно будет избавиться с чистой совестью.
Я села в машину, смиренно рассуждая о том, что обижаться на Шаха, по большому счету, нечего, поскольку я испытывала к нему точно такие же трепетные чувства и весьма искренне желала свернуть шею. Но Шах в своих чувствах пошел дальше и, откровенно наплевав на божьи заповеди и права человека, пристегнул мою правую руку наручниками к дверце. Сердито нахохлившись, я помалкивала.
Наконец мы тронулись. Сделав вид, что задремала, я одним глазом поглядывала в окошко, пытаясь контролировать ситуацию, но Шах здешние места знал гораздо лучше меня. Поэтому, не успела я пикнуть, как он загнал машину на небольшой пятачок возле леса и выключил зажигание. Я вытянула шею из душного Молиного пуховика, как черепаха из панциря, и огляделась. Шах вылез, обошел машину, скомандовал: «Выметайся!» — после чего перестегнул наручник на свое запястье и выдернул меня наружу. Ничего джентльменского в подобном поведении не было.
В лес уходила едва заметная тропа. Почему мы остановились именно здесь, я могла только догадываться. Скорее всего, лесную дорогу возле монастыря размыло дождями, так что проехать по ней можно было лишь на тракторе. А мы срежем часть пути, пройдя через лес.
Так оно и вышло. Минут пятнадцать мы сосредоточенно сопели и толкались боками на узкой тропе, но оба помалкивали. Не знаю, о чем размышлял в эти минуты Шах, я же напряженно думала, как исправить ситуацию, весьма осложненную наличием наручников.
Совершенно неожиданно мы уткнулись в глухую монастырскую стену. Получив ориентир на местности, я живо заворочала мозгами и вычислила наше местонахождение. Тем временем Шах остановился, вытащил изрисованные листки из кармана и сунул мне:
— На! Давай, испытай удачу.
— Мне в наручниках неудобно…
— Потерпишь. От тебя зависит, сколько ты еще промучаешься…
А вот в этом я ни секунды не сомневалась.
— Туда! — буркнула я, махнув рукой вдоль ограды.
Вскоре мы вышли к размякшей от ливней дороге, той самой, по которой ходили с подругой. Машина по ней и в самом деле не прошла бы, чему я сейчас радовалась. Кое-как доковыляв до часовни, я присела на Корточки, оперлась лбом о кулак и стала думать. Шаху тоже пришлось сесть рядом, но это ему не понравилось, и он встал, подняв и меня.
— Я так не могу! — воскликнула я. — Мне надо подумать, а вы меня все время дергаете. Мне надо сосредоточиться! Однако все мои маленькие хитрости никакого воздействия не имели. Шах таскался возле меня как приклеенный. Я лазила по мокрым кустам, ходила к роднику, считала шаги, возвращалась… Все это Шах проделывал вместе со мной и, казалось, становился веселее и бодрее с каждой минутой. Я была почти в отчаянии…