Валентина Андреева - Бенефис чертовой бабушки
Занести руку для удара нянюшка не успела, хотя подошла вплотную к Даньке, продолжавшему сидеть на корточках, понуро склонив голову к земле, а посему не видевшему то, что видели Анна Петровна и мы. Навстречу ей мимо яблонь плыла… Ксения. Обалдевшая луна, вынырнув из-за туч одним краешком, высвечивала по частям бесформенный белый саван, густые темные волосы, спадающие на плечи и скрывающие лицо…
Анна Петровна тоже не завопила дурным голосом. Она вообще никак не завопила. Для начала выронила камень, а следом за ним брякнулась на землю сама. Сначала на колени, потом ткнулась лбом в землю. Произведенным при этом шумом заставила Даньку оглянуться, вскочить и, сдуру, кинуться на помощь.
– Оставь ее, пусть валяется, – приказала юноше Ксения совсем не потусторонним голосом. – Дядь Саш, ты бы связал ей, на всякий случай, руки, пока не оклемалась. – И «призрак» стянул с головы парик.
– Юлька! – не отнимая ладонь ото рта, промычала Маринка.
– Да хватит вам уже на мокрой траве «загорать», – Юлия Юрьевна шмыгнула носом. – Такую операцию нам с дядюшкой едва не сорвали! Дядь Саш, помоги им встать, а длинные руки няни Данька свяжет. Ее же пояском от бабулиного халата.
Только сейчас мы увидели Брусилова-старшего. Наглец, как выяснилось, преспокойно отсиживался прямо за нами. Да еще в более комфортной обстановке. В то время, как мы пропитывались влагой, торчал по соседству под очередным кустом «собачьей розы», вдыхая аромат цветов.
Из уважения к брату, Сашка поднял Маринку с земли предпоследней. Последней была проклятая раскладушка.
– Юль, а наша няня, кажется, того… – растерянно доложил Данька.
– Ну-ка, дайте я проверю, – прорвалась вперед Наташка и кинулась к лежащей на правом боку Анне Петровне. По-видимому, пульса ей уловить не удалось, поскольку она немедленно обругала меня за «безумную стойкость». Как оказалось, мне уже давно следовало вытащить из постели Ефимова и приволочь его сюда, поскольку Наташка ни в коей мере не желает быть участницей самосуда. Смерть от организованного спектакля ужаса по своему конечному результату ничем не отличается от иной насильственной смерти. И подругу никоим образом не устраивал даже условный срок уголовного наказания за причастность к убийству убийцы. А она, зараза, вместо того чтобы предстать перед судом человеческим, упорно стремиться заменить его Судом Божьим. Не зря же последнее время без конца крестится. И в церковь бегала. Пытается договориться со Всевышним.
Я бы и сама была рада выйти из состояния «безумной стойкости», так ведь на то она и безумная. Попробуйте сдвинуться с места, когда ног под собой не чуешь.
Да если бы я их хоть в какой-то мере чувствовала, рванула бы, помогая себе в меру возможностей верхними конечностями. Только в диаметрально противоположную от дома сторону. А сама Наташка легко бы меня обошла и речку одним махом перепрыгнула, доведись ей испытать новое потрясение. То, какое в данный момент испытывала я при полностью «включенной» луне. На утоптанной за последние дни тропке от бывшей альпийской горки к дому, заложив руки за спину, спокойно стоял Газонокосильщик. И что там у него в этих руках, не известно. Разумом я понимала, что опасаться не стоит. Появление этого человека спровоцировано моими же плановыми действиями. Но разум, к сожалению, не доходил до тела. Ничего удивительного, материя первична, сознание вторично. Вот моя «материя» по всем правилам и тормозила мое сознание. К тому же Газонокосильщик нарушил предполагаемую мной последовательность действий.
Все решили, что я просто заслушалась Наташку, а посему послали за Дмитрием Николаевичем Даньку. У него проблем с философией не было. На фиг она ему в эту минуту нужна? Он сразу побежал выполнять поручение, легко проскочив мимо Газонокосильщика. При этом даже успел его приветствовать, похлопав по плечу. Это сыграло положительную роль. Я моментально оттаяла и доброжелательно, но еще несколько скованно, помахала Газонокосильщику рукой. Он заметил мой жест доброй воли, слегка поклонился, но с места не сдвинулся. Очевидно ждал, когда Данька представит его по все правилам. Джентльмен. Или просто трусит. Хорошо, что у него не было в руках косы.
Тем временем Анна Петровна подала первые признаки жизни – шумно, с клекотом вздохнула. Да Наташка кого угодно достанет! А к тому времени, когда прибежал Димка, нянюшка уже хорошо сидела на перевернутом вверх дном ведре и, обхватив голову руками, тоскливо выводила свою жалостливую песню о главном: «Ксюшенька, я же не виновата, ты сама виновата». Дмитрий Николаевич, как обычно по ночам плохо понимающий, что вокруг творится, тем не менее сразу определил: Анна Петровна жива и, как мне показалось, на нее за это обиделся. Как бы то ни было, а именно у нее спросил, что за глупые шутки со смертью. Испугавшись сурового тона хирурга Ефимова, Анна Петровна намертво вцепилась ему в наспех одетую задом наперед футболку и с новой силой завопила: «Ксюшенька, я же не виновата!..» Окружающие, всяк по-своему, старались ввести Дмитрия Николаевича в курс дела. Шумиха поднялась невообразимая!
– Я не Ксюшенька, Анна Петровна, я Дмитрий, Дима. Ксюш-шеньку вчера похоронили, – как мог, отбивался Ефимов. – Она что, свихнулась? – спросил он у Наташки, старавшейся отбить его от нянюшки.
– Нет! – с натугой пояснила подруга. – Просто она пять минут как с того света. Увиделась с покойной Ксенией, а прощение себе у нее вымолить не успела, быстро оклемалась.
– А ты тогда откуда? – озверел Димка. – Да отпустите же вы меня! И можно всем немного помолчать?! Просто балаган какой-то. Анна Петровна, на мой взгляд, слишком живая.
– Полуживая…
Наташке удалось отцепить нянюшку от Димкиной футболки. Для острастки она весомо шлепнула старушку по руке.
– Я бы даже сказала, полумертвая. Вцепилась в тебя именно мертвой хваткой.
– Вставай, Анна, идем. Пора сказать людям правду.
Ровный спокойный голос Газонокосильщика, согнувшегося над нянюшкой, мигом всех отрезвил. Анна Петровна прекратила выть, добровольно разжала вторую руку, попыталась встать, да Наташка не дала – кувыркнулась рядышком.
Только тут все обратили внимание на новую персону.
– А кто это? – Маринка задала вопрос слишком громко и сразу же извинилась перед Газонокосильщиком за неуместность тона. И пригласила все общество проследовать в дом, потому как в самое ближайшее время у нее «съедет крыша».
– Я его не знаю… – сказала нянюшка и для убедительности отрицательно покачала головой.
– Не волнуйся, Маришка, у этого человека хорошие рекомендации, – скороговоркой успокоила ее я. – Он несколько раз вытаскивал нас из, скажем так, неприятностей. Инкогнито. И именно Данька тайком от Юлии навязал его в попутчики вашему Саше. Он хорошо знал дорогу в деревню. Вышел в Соловьевке и отправился к себе пешком. Вот тебе и причина ссоры между Данькой и твоей дочерью: молодой человек только вчера сказал девушке правду. То-то я удивилась, почему Юленьку больше не интересует, откуда дядюшка узнал дорогу в Кулябки. С ним она уже разобралась.
– Странная причина… – Маринка осторожно приложила руку ко лбу, как бы убеждаясь, что «крыша» еще на месте. – Юля, мне кажется, надо разбудить папу.
– «Папу» будить не надо, «папа» давно стоит рядом с тобой и безуспешно пытается понять, почему он до сих пор не сбрендил.
– Ой, а я думала, это Сашка.
– Сашка пытается стащить с яблони какой-то белый балахон, – проворчал Юрик. – Интересно, кто додумался сушить шмотку на дереве?
– Это Ксюшенька, – уверенно подставила покойницу нянюшка. – Юля… А почему ты держишь в руках ее волосы?
Уверенность у Анны Петровны мигом пропала, заменилась паникой.
– Это Ксюшин парик. Мы нашли его в шкафу у дядь Саши. Мама, зачем вы украли у меня раскладушку?
– Светает… – многозначительно сказал Димка, устремляя задумчивый взгляд на восток. – Но никакого просветления в речах! Семь верст до небес и все лесом.
– Да лесом всего ничего, – оживилась Наташка, сочтя возможным встать на ноги. А от развилки вообще не больше пятисот метров. Ир, скажи? Может, действительно пойдем в дом? Там совсем светло. Маринка, бери свою «крышу» с собой. Твой муж, кажется, окончательно проснулся и сейчас «съедет». Или ты про другую крышу говорила? Которая ближе к телу. Анну Петровну из рук не выпускать! Ефимов, не толкайся! Позвали тебя в нашу компанию, так веди себя хорошо.
– А где Антон?! – опомнилась я.
– В нашем доме, – как само собой разумеющееся пояснил Газонокосильщик. – Пойдем, Анна. Я тебе помогу. Это ничего, что ты меня не знаешь. Я тоже познакомился с тобой только на днях.
9
Все-таки электрический свет, даже самый яркий, и в подметки не годится солнечному. Тепла от него никакого. Тем не менее он заставил всех взглянуть друг на друга по-новому. Создалось впечатление, что все мы, пережив минувшие события, немного изменились. Вступив в противоречия с аксиомой, сознание на деле доказало свое превосходство и мигом определило бытие. И оно показалось безрадостным. Лица людей, сидящих и стоящих в кухне, в том числе молодежи, выглядели постаревшими и умудренными. Наши с Наташкой и Маринкой, к тому же были изрядно грязными. Как у героев боевиков, обеспечивших себе боевую раскраску – маскировку под окружающую обстановку. А вот Анна Петровна, усаженная на стул на виду у всех как наглядное пособие, казалась ничем не запятнанной. Потому что была в темном платье. Настораживали ее бегающие глаза. Взгляд с ненормальной скоростью метался от одного человека или предмета к другому. Наверное, именно такой называют «затравленным». После ударной дозы валерьянки она немного успокоилась. Откуда-то прискакал Басурман и наглым мяуканьем вынудил Наташку преподнести ему разбавленных пять капель. Сделай она это чуть раньше, не залаяла бы Денька. Глядишь, не проснулся бы Борис…
