Маргарита Малинина - Мертвые тоже скачут
В мои размышления ворвались звуки тяжелого рока – то звонил мобильный.
Посмотрев на дисплей, я ответила:
– Да, мам?
– Ну что у вас там? Он ушел, наконец?
– Кто? Папаша?
– Кать, разве я тебя так воспитывала? – возмутилась мать. – Надеюсь, ты его-то так не называешь?
– Нет, его я называю по имени-отчеству.
– Все лучше… Ну так что там у вас?
– Я отдала ему перстень и серьги, но этого папаше оказалось мало, и он привез меня в Валищево.
– Куда?! – ошалела мать.
– В Валищево! Он здесь сейчас живет.
– Боже мой! Он привез тебя в эти трущобы, в этот прогнивший и заполненный тараканами сарай? Я-то надеялась, он давно сгорел! Или отошел бомжам!
– Мама-мама, ай-яй-яй! Между прочим, отец здесь сделал классный ремонтище, ввиду чего прогнивший сарай чудесным образом преобразился в шикарный двухэтажный особняк.
– Ой, Катя, мне твоя манера шутки шутить!..
– Я не шучу, я только немножко преувеличиваю. А в принципе, все так и есть. Правда, снаружи этот монстр является диким смешением стилей, цивилизаций и временных пространств, – сказав это, я живо обернулась на окна дома: вдруг отец все слышал? Мне бы этого не хотелось. В то же время почему? Бог с ним, слышал, значит, слышал. Продолжила: – Но внутри все очень симпатично.
– Надо же! Ремонт сделал. Ай да Мишка, – поражалась мать, – я думала, он ни на что не способен. А баба где его? Не спросила?
– Мам, какая тебе разница, где его баба?
– Да и впрямь никакой. А че он тебя в гости-то позвал?
– Не в гости. Я здесь буду жить пока.
– Что?! Зачем?
– Мам, а это правда, что я здесь жила вместе с дедом, когда была маленькой? – понизив голос, ответила я вопросом на вопрос.
– Да, было дело, – с громким вздохом произнесла родительница, у которой от сообщения, что дочь переселилась под кров главного врага – бросившего ее мужчины, – совершенно испортилось настроение. – У твоего деда астму нашли. Велели жить на свежем воздухе. Валищево и тогда, семнадцать лет назад, никому на хрен не нужно было. Вот дед и поехал туда с тобой, зная, что сына там не встретит. Они ведь поругались из-за того, что отец твой нас бросил. Ну вот, дед там вытерпел семь дней, в отличие от своих сверстников, он был крайне городским человеком, и вы с ним вернулись.
– Значит, мне было четыре? – справилась я со сложнейшей математической задачкой.
– Нет, по-моему, четырех тебе еще тогда не исполнилось. Это было вроде бы зимой. Не помню точно.
– Ладно, это не суть важно. – Я помолчала, пытаясь окунуться в свой внутренний мир, после сказала не то маме, не то самой себе: – Почему же мне все это незнакомо?
– А зачем тебе это узнавать? Не забивай себе голову, возвращайся в город.
– Я не могу, мне нужно отыскать ожерелье. Отец уверен, что дед спрятал его где-то здесь, когда мы с ним тут жили.
– Чего?! Он хочет, чтобы ты нашла ему оставшуюся фамильную драгоценность? Он что, спятил? Совсем обнаглел? Совесть растратил? Мораль в карты проиграл?.. – и так далее.
Мать до того увлеклась, что мне пришлось ее перебивать:
– Он заверил, что, как только отыграет с помощью ожерелья ту часть, что проиграл, он все это общим скопом отдаст мне, потому что, как он считает, эти сокровища должны оставаться в семье.
– Тебе? Он сказал, что тебе отдаст? И ты поверила? – хохотала мама. Единственное, что может вернуть ей бодрое расположение духа – это смех над собственной дочерью, надо полагать.
– Перестань! Даже если нет, я должна ему помочь, это мой долг! Иначе его убьют!
– Да кому он нужен? Послушай свою мать, бросай заниматься ерундой и возвращайся домой!
Мать дала отбой.
«Возможно, она и права», – подумалось мне, но тем не менее я, убрав сотовый обратно в карман джинсов, дошла до беседки и села на одну из трех табуреток, стоявших вокруг самодельного круглого деревянного стола. Чуть поодаль виднелся мангал и сложенные на траве шампуры. Мне вдруг пришло в голову: интересно, зачем здесь три табуретки? Отец же живет один. Впрочем, наверно, у него бывают друзья. Те, с кем он играет. А можно ли их назвать друзьями? Тех, кто грозится убить тебя в случае, если не отдашь долг? Хм, вот уж не ведаю. В любом случае, отцу не позавидуешь. Иметь такое окружение! Лучше вообще уйти жить далеко в горы.
Итак, дед. Будем считать за аксиому, что он спрятал ожерелье именно здесь – так легче думается. Сразу возникают два вопроса. Первый: где он спрятал? Второй: а зачем, вернее, от кого он спрятал? От отца? Потому что знал, что тот сюда непременно вернется и захочет им завладеть? Так ценность-то фамильная и передавалась она все чаще по мужской линии. Следовательно, отец-то как никто другой и должен был ее получить, никаких братьев у него нет, он был единственным ребенком в семье. Но дед, видимо, хотел… что? Чтобы драгоценности достались именно мне? И поэтому первые два предмета просто убрал с глаз, но оставил в квартире, чтобы их могли найти мама с бабушкой и, если того потребует Михаил Любимов, отдать ему? Но чтобы главная ценность, ожерелье, ни за что на свете не смогла попасть в его руки?
Если так, то я совершаю большую ошибку, пытаясь найти украшение именно сейчас, когда того хочет отец. Получается, я предаю деда. Но он тоже хорош, мог бы предупредить как-то, хотя бы маме моей сказать, дескать, ежели вдруг найдете, то ни в коем!..
Есть еще одна версия. Дед опасался не собственного сына и не моей родни, а кого-то извне. Кого-то, кто охотился именно за ожерельем. Потому так небрежно отнесся к другим вещам, а его зарыл поглубже, возможно, в прямом смысле слова. Тогда у нас вновь возникает альтернатива: тот, кто искал, уже мог найти, дед умер очень давно; в ином же случае, ожерелье продолжает томиться в одиночестве неизвестно где, но подальше от глаз людских.
Но ничего не остается, будем искать. Вернемся к первому вопросу: где оно покладено, где оно зарыто? В доме нет, отец там все просмотрел вдоль и поперек. Мог не увидеть? В принципе, мог, но это навряд ли. Однако совсем уж скидывать со счетов эту версию не стоит. В то же время, если рассуждать логически, то человеку, приехавшему сюда, возможно, не с целью «подышать свежим воздухом» по совету врачей, а конкретно с целью спрятать ожерелье, не слишком разумно оставлять его на территории своего дома. Как говорится, если уж прятать, то прятать! Конечно, здесь, во дворе, мы посмотрим, и все же уповать на чудо особо не стоит. Искать нужно где-то далеко отсюда, таково заключение моей проницательной интуиции, спевшейся на время с железной логикой.
Все-таки я поднялась и вышла из окутанной лозами беседки на волю. Справа теснились грядки с картошкой, давно запущенные. За ними, возле забора росли яблони и сливы. Успевшие созреть яблоки радовали глаз желтым и красным цветами. А вот под ногами у меня все было, мягко скажем, неухожено. Щавель вперемешку с укропом, петрушкой, осокой и крапивой. Просто прелесть!
Я наклонилась, сорвала лист щавеля и надкусила. Пожевала, покумекала, плюнула тем, что пожевала, и двинулась налево – там тоже было полно яблонь и слив, к ним прибавлялись груши, под ними располагались, удивительное дело, очень опрятные грядки с помидорами, огурцами, редисом, морковью и зеленым лучком. Что ж, за этой частью сада папахен следит. Нужно ли тогда искать в этом месте? Коли грядки копались, выходит, в земле ничего не было. Реально ли, чтобы дед закопал ожерелье так глубоко, чтобы никто никогда не додумался копать на такую глубину? Конечно, нет. Во-первых, у деда не то было здоровье, во-вторых, с головой все же у него было в порядке, как я уже говорила вначале.
На всякий пожарный я походила туда-сюда меж грядок, задирала голову на ветки деревьев, но ничего подозрительного, ничего, привлекающего внимание, не обнаружила.
С чего я взяла, что предмет он закопал? Просто мне так привычнее, с зарытыми в землю кладами я сталкивалась, а вот с исчезнувшими драгоценностями – нет. «Может, продать первые вещи, серьги и перстень, чтобы нанять на эти деньги детектива, который бы стал искать последнюю вещицу, ожерелье?» – захихикала я про себя, ведь вся ценность фамильных драгоценностей в том, что они должны находиться вместе, это один комплект. Да, только дед, зная это, почему-то украшения разделил. М-да…
Мне снова стало казаться, что ничего дед не прятал. Просто ожерелье пропало. Или его украли. Неважно, важно, что то, чем я занимаюсь сейчас, – чистой воды поиск в черной комнате черной кошки, которой там нет. Вот это уже обидно.
Пригорюнившись, я дотопала до другой части огорода, той, где почти скончалась картошка. Присела на корточки и подперла голову рукой. Где же ты, мое ожерелье? Где ты?..
Внезапно мой взгляд выловил вдалеке что-то, не вписывающееся в общую картину. На зеленом фоне травы, у подножия дальнего дерева что-то лежало. Явно не ветка дерева, не его плоды, а ничего другого быть там, вообще-то, не должно.
Я вскочила на ноги и быстрым шагом направилась туда.
…Белый башмачок длиною сантиметра четыре, принадлежавший, видимо, какой-нибудь кукле Маше, пылился на траве. Неужели это… У меня сперло дыхание. Неужели это башмак от моей куклы, лежавший здесь с тех незапамятных времен, когда мы с дедом жили вдвоем в Валищево? И реально ли, чтобы он не сгнил, лежа на земле столько лет? Реально или не очень реально, однако сердце у меня закололо печально-сладкой ностальгической иглой.
