Наталия Левитина - Девушка без недостатков
— Дрсть, — не очень вежливо отозвалась девушка. Она несла чехол с нарядом, перекинув его через плечо, и еще парочку пакетов: несомненно, для мамы.
— Как дела?
— Никак.
— Ты не в настроении?
— Да, я не в настроении! — зло отрезала Лиза. Она совсем было прошла мимо, но остановилась.
Лиза подумала, что мамин бой-френд ни в чем не виноват, и не стоит разговаривать с ним пренебрежительно. Да и вообще — утонченной барышне не пристало быть хамкой. Лиза медленно повернулась к Сергею Маратовичу, попутно возвращая лицу выражение учтивости.
— Я вам нагрубила. Извините.
— Да ладно! — улыбнулся Сергей. — Топай. Мама ждет.
— Топаю. Вам чрезвычайно к лицу зеленый колпак.
Сергею Маратовичу все было к лицу и к фигуре. И зеленый колпак, и мятые зеленые штаны, и сланцы на босу ногу и медицинская фуфайка с треугольным вырезом, открывавшим могучую загорелую шею.
Лиза прошмыгнула в палату.
— Привет, мама! — сказала она, пряча взгляд.
— Привет, дочурик! — бодро раздалось в ответ.
Алина Владимировна сидела у окна, переоборудовав подоконник в трельяжный столик. Количество тюбиков, карандашей, баночек, коробочек на нем ошарашивало. Но Алина Владимировна не торопилась обрушить на новое личико лавину косметических средств. Она мудро ограничилась легким прикосновением губной помады и слегка подкрасила ресницы.
— Вот и хорошо, — пробормотала она. — Швы, конечно… Да… Но что ж вы хотите? Швы — это мелочи. Уберем лазером. Зато овал лица! А какая гладкость кожи!
Да, все говорило о том, что через месяц, когда послеоперационные швы разгладятся, природная неотразимость Алины Владимировны удесятерится. И она с полным правом отнимет лет десять от своего биологического возраста, будто и не было их вовсе. Но даже сейчас, едва покинув больничную койку, Алина Владимировна, похудевшая, изменившаяся, сияла особым светом влюбленной и удовлетворенной женщины.
— Лизонька, ты принесла, что я просила? Ах, да! — Спасибо, доча. Помоги застегнуть. Ну, как? Я тебе нравлюсь?
Алина Владимировна одернула платье и сунула ноги в туфли на шпильках.
— Классно, — выдавила Лиза.
— Да, классно, — согласилась Алина Владимировна. Она не замечала настроения дочери. — Ну, пойдем Сергея не видела?
— Ждет под дверью, исходя слюной.
Преданное терпение Сергея Маратовича было вознаграждено. Дама его сердца появилась в дверях палаты — стройная, грациозная, слегка изувеченная и фантастически молодая.
— Как хорошо на свободе! Лиза, чья это машина?
— Марии. Она купила. Мама, мне надо…
— Как поживает Руслан?
— Продал офис, и оставил меня без работы.
— Неужели?
— У него финансовые проблемы…
Сергей Маратович проводил девочек до автомобильной парковки и рысью поскакал обратно в здание больницы — вызвали на экстренную операцию. Алина Владимировна устроилась в «восьмерке», посетовала, что сиденье не так удобно, как в иномарке, «тесновато, правда, Лиза?», на несколько минут припала к зеркалу заднего вида, изучая при безжалостном дневном свете свое отражение.
— Безумно хороша! — сделала вывод Алина Владимировна. — У Руслана финансовые проблемы? Фу, какая тоска. А он удовлетворился легендой, что я уехала в загородный пансионат восстанавливаться после аварии?
— Вполне. Мама, мне надо…
— Удивительно! Сначала был так заботлив, цветы каждый день… А затем проявил полное равнодушие к судьбе тещи. Ни разу не приехал!
— Куда?
— В пансионат.
— Мама! Но тебя же не было в пансионате! Ты была здесь!
— Ну, все равно.
— Мама, мне надо с тобой…
— Да, Лиза, я тоже собираюсь с тобой поговорить. Порасспрашивать тебя, доча. Последнее время мы мало общались, согласить.
— Мама! Последние недели ты настолько была занята этим бронзовым хирургом, что на разговоры со мной у тебя не находилось ни минуты.
— Ах, ты верно подметила, у Сергея отличный загар!
— А если и находилось, то ты говорила лишь об одном — опять о нем же.
— Что поделать, Лиза! Я влюблена! Согласись, он хорош.
— От Руслана ты тоже была без ума. А ранее был Валера. А до этого — Никита.
— Я легко увлекаюсь, ты знаешь.
— Да, знаю!
Лиза, очевидно, боялась приступить к волнующему вопросу и разогревалась, как боксер на ринге, давала раздражению набрать обороты, созреть, налиться лиловым соком.
— Я должна тебя спросить.
— О чем? — умиротворенно мурлыкнула Алина Владимировна. По ее лицу скользила беспричинная, легкая и слабая, как луч осеннего солнца, улыбка.
— О папе! — решительно выпалила Лиза. Ей понадобилось титаническое усилие, чтобы произнести эти слова.
— Ах, боже ты мой! Малышка, ну мы же договорились! Эта тема закрыта.
— Нет. Я не шучу. И надеюсь, теперь ты не будешь меня обманывать. Я услышу, наконец, правду.
Улыбка медленно сползла с лица маман. Она напряглась.
— Мама… — позвала Лиза. — Ты слышишь?
Алина Владимировна сосредоточенно рассматривала свои руки.
— Надо сделать маникюр, — сказала она.
— Мама!
— И что ты хочешь спросить?
— Когда мне было три года, папа ушел от нас, потому что ты ему изменила?
Алина Владимировна онемела. Панический ужас накрыл ее ледяной волной. Когда-нибудь этот вопрос неминуемо прозвучал бы. Но она всегда надеялась оттянуть развязку. Алина Владимировна лихорадочно прокручивала в мыслях варианты ответа и склонялась к мнению, что разоблачения не миновать. Уйти в глухую «несознанку», или атаковать, или принять позу оскорбленной невинности, — все было чревато грандиозной ссорой с дочерью в том случае, если та уже знает правду. Алина Владимировна решила сдаться на милость победителя.
— Вот еще новости! Что это ты вдруг?
— Мама! Ответь на мой вопрос!
— Ах, Лиза, ты меня убиваешь!
— Мама! Отвечай! Это правда?
— Лиза, не говори со мной таким тоном!
— Правда?!
— Правда, — жалобным эхом отозвалась Алина Владимировна. Она растеклась по сиденью, как подтаявший пломбир, намекая, что близка к инфаркту. В глазах влюбчивой Лизиной мамаши сверкнули первые слезинки. — Ах, Лиза!
Алина Владимировна вытащила бумажный носовой платочек.
— Ах, Лиза, ах, Лиза! — передразнила дочь. — Ты всю жизнь меня обманывала!
— Нет, ну…
— Врала!
— Да, я обманула тебя, Лизочка. Но послушай!
— Это не он изменил нам, а ты изменила ему! Да?!
— Да. Нет! Лиза! Послушай! Останови автомобиль, иначе мы врежемся куда-нибудь!
Лиза взяла вправо, притормозила у обочины. Она ждала объяснений. В ее глазах тоже стояли слезы.
— Так получилось, — выдавила Алина Владимировна после нелегкой паузы.
— Что получилось?
— Так вышло.
— Я хочу знать правду!
— Ах, Ли… Елизавета! Я не поверю, что ты жаждешь подробностей!
— Нет, я хочу ясности.
— Хорошо, я все объясню… Когда твой папа… Когда Андрей воевал в Афганистане, я… Я осталась совсем одна!
— Ты ему изменила с другим мужчиной.
— Лиза, не будь жестокой! Это так звучит… Изменила! Получи клеймо стервы, да? Пока доблестный муж выполняет интернациональный долг, жена тем временем веселится на полную катушку! Нет, Лиза, я не веселилась, не развлекалась! Ты не представляешь, как мне было страшно, тоскливо, безысходно в то время! Осталась одна с маленьким ребенком на руках, ни родственников, никого, денег ноль, ты постоянно болела, я не выходила с больничных, на работе меня за это третировали — тунеядка! Я боялась за Андрея, что его убьют, покалечат, но и одновременно злилась на него! Ведь он бросил меня! Сам туда поехал! Сам вызвался, добровольно! Заявление написал! Повоевать захотелось!
— И что?
— Конечно, я была очень уязвима в тот момент.
— И доступна?
— Лиза, не хами!
— Я не хамлю.
— Хамишь! В общем, я познакомилась с одним парнем, он поддержал меня. Да! Наша связь продлилась два месяца. Всего-то! Но когда твой папа, бряцая доспехами и орденами, вернулся с войны, раненый, гордый, мужественный, добрые люди просветили его, какая жуткая сволочь его жена.
Андрей был слишком горд, чтобы простить. Мы расстались. Он уехал в Москву. А я очутилась у разбитого корыта. Я получала от него копеечные алименты, вертелась, крутилась, суетилась… О, как я ненавижу то время! Ты помнишь? Мы были нищими! Зарплата — сто десять рублей. Из них двадцать я отдавала за твои уроки музыки. Твои колготки рвались, я их штопала, твои босоножки сбивались, из платьев ты вырастала, а купить новые у меня не было денег. А сколько слез мы с тобой вместе пролили из-за венгерского кукольного сервиза, что подарили на день рождения Олечке Васильевой ее родители! Он стоил невероятно много, тридцать четыре рубля! Нам он был не по карману!
— Он снился мне, — улыбнулась слезы Лиза. — Мама! Не отвлекайся! При чем тут сервиз! Ты понимаешь, что ты сделала?! Сколько лет ты меня обманывала! Я все детство и юность жила с мыслью, что мой папа — предатель! Я страдала от того, что мы оказались недостаточно хороши для него, раз он променял нас на другую женщину. Я мечтала о реванше, о мести. Что ты наделала, мама?!
