Елена Логунова - Суперклей для разбитого сердца
– Минуточку! – с претензией воскликнула я. – Как же это – не поднялась? А Верка ваша нам сказала, что она отправила «Хельгу» на помойку!
– Отправила, точно! – кивнула тетя Катя. – Только мы с Жориком в окошко видели, как биндюжники наш милый шкафчик на мусорку волокут, и побежали следом. Двести рублей водителю собачьей перевозки заплатили, чтобы он «Хельгу» к нам на дачу перевез! Верка-то не знает, она сюда, в Бурково, уже лет десять носу не кажет, ей этот медвежий угол неинтересен, по заграницам отдыхает наша цаца.
Тетя Катя вздохнула, а потом мечтательно добавила:
– Эта «Хельга» – подруга нашей юности, свадебный подарок! Как можно ее выбрасывать?
– А вот подарить можно! – из кресла-качалки подал голос дядя Жора, которого я поначалу не заметила, потому что в коричневой байковой рубашке он сливался с пледом. – Варя и Боря отдали нам ее просто так, бесплатно.
– Бессребреники! – растроганно произнес Зяма, поднимаясь с колен.
Я не поняла, кого он имел в виду – добрых Грушкиных или наших собственных родителей, задарма раздающих ценные немецкие шкафы.
– Только у этой «Хельги», вы видите, дверцы нет, – смущенно сказала тетя Катя. – Красивая была дверца, с лошадкой!
– Я из нее журнальный столик сделал, – пыхнув сигаретным дымом, сообщил клетчатый дядя Жора.
– Столик тоже красивый! – поторопилась заявить тетя Катя – вероятно, опасаясь, что порывистый Зяма начнет молить ее об обратном превращении столешницы в мебельную дверцу.
– Это пустяки! – великодушно ответила я. – Как раз дверца-то у нас есть, к ней только шкафа не хватало!
В город мы вернулись усталые, голодные и невероятно счастливые. Горин высадил нас с Зямой у подъезда, но отказался заходить в дом. Кажется, он предвидел, что папуля будет нами недоволен, и опасался угодить под раздачу. Мы с Зямой тоже ждали не самого ласкового приема: наш милый добрый папочка в гневе бывает неприятно похож на разбуженного медведя.
Однако все оказалось не так страшно. Папуля действительно встретил нас в прихожей с высоко закатанными рукавами и в мясницком клеенчатом фартуке, но разделывать под орех собственных непослушных деток он не собирался, просто до нашего прихода лепил в кухне пельмени. Это блюдо папуля готовит редко, но в больших количествах, запасая полуфабрикат на случай отсутствия у него кулинарного вдохновения. У папули, как у всякого настоящего художника, тоже случаются творческие простои, и тогда наше семейство добывает себе пропитание в морозильной камере.
– Ну и видок у вас! – с неподдельным интересом оглядев нас с Зямой, сказал папа вместо приветствия.
– Мы были за городом, – сообщил Зяма, как будто оранжевые трусы, похожие на надутый ветром парашют-спарку, являлись типичной одеждой для отдыха на природе!
– Да-да, я знаю вашу легенду: катались на лошадях, – папа кивнул и перевел острый взгляд на меня.
– Я лично и вправду каталась! – не дрогнула я.
– Тебе верить – себя не уважать, – фыркнул папуля.
– Ты имеешь в виду мою клятву не вставать с кресельной подушки до десяти часов вечера? – догадалась я. – Так я свое обещание выполнила и даже перевыполнила! Смотри, на часах уже почти одиннадцать, а моя задница и эта самая подушка по-прежнему неразлучны!
Я повернулась и отклячила зад, демонстрируя его необычную форму. Возможно, подушка не украсила мою попу, но она здорово пригодилась во время легендарного загородного катания на лошадях.
– М-да, хороши! – папуля скупо отпустил нам с Зямой один комплимент на двоих. – Виктор, посмотри!
Выясняя, кого это призывает папуля, я вытянула шею и поверх плеча родителя бросила взгляд в кухню. Обеденный стол был закрыт большой доской, которая обычно хранится на антресолях в специальном расчете на широкомасштабную лепку пельменей. Не знаю, как она попала к нам в дом, но я помню эту доску с детства. Она большущая, необычайно толстая и очень прочная. Тридцать лет папуля раскатывает и режет на ней тесто, а доске хоть бы хны! Наверное, ее суперпрочности немало способствуют металлические скобы по углам.
Сейчас гигантская разделочная доска была немного сдвинута, и за свободным от пельменей кусочком стола уютно устроился маленький кругленький дядечка, лысый и розовый, как румяный колобок.
– Здрасьте! – я благовоспитанно поприветствовала незнакомого человека и даже сделала чинный книксен.
Колобок кивнул, встал из-за стола и прокатился в прихожую, на ходу вытирая замасленные руки о штаны маскировочной окраски, так что лишние пятна ничего уже не могли к ним добавить. Судя по штанам, дядечка по имени Виктор имел какое-то отношение к вооруженным силам. Я вопросительно посмотрела на папулю, но он сделал каменное лицо и отступил в сторону, пропуская военизированного колобка к нам с Зямой.
Ростом Виктор был с тумбочку для телевизора, но при этом производил впечатление весомой фигуры. Я покосилась на Зяму и увидела, что мой разгильдяй-братец вытянулся во фрунт, как новобранец перед генералом. Впрочем, нельзя было исключать вероятности того, что грозный колобок и в самом деле имеет генеральское звание. Наш папа-полковник явно готов был уступить ему лидерство.
Разговорчивостью Виктор не отличался. Встав напротив меня, он молча поднял белесые бровки и закачался на носках, заложив руки за спину. Последнее действие далось ему с трудом, потому что спина была широкая, а ручки короткие. Взгляд у Виктора был цепкий, как рыболовный крючок. Он буквально выдернул из меня бравые слова:
– Индия Кузнецова, сэр!
Уголки папулиного рта загнулись полукружьями. Я поняла, что выгляжу комично, и нахмурилась.
– Молодец! – неожиданно гаркнул Виктор.
Он отступил на шаг, обласкал взглядом нас с Зямой, стоящих плечом к плечу, и, обернувшись к папуле, одобрительно произнес:
– А? Бойцы! Четверку спецназа вдвоем положили!
– Значит, это был спецназ, – прошептала я Зяме.
– Это которая четверка? Первая или вторая? – наморщил лоб несообразительный братец.
– Первая, конечно! Та, что на великах прикатила! – ответила я. – Вторая четверка – это были бандиты.
– А лишний дядька? Ну, тот толстяк в штатском?
Мы заспорили, забыв о папуле и его друге, которые с интересом прислушивались к нашему разговору.
– Лишний толстяк в штатском – это неизвестная величина, – согласилась я. – Мистер Икс!
Тут в прихожей затрезвонил телефон.
– Кто это звонит в такое время? Двадцать три ноль пять! – я посмотрела на часы и потянулась к телефону.
– О, мне пора! – засобирался Виктор.
Он пожал папуле руку и сказал:
– Боря, рад был увидеться!
Потом надел защитного цвета кепочку и козырнул нам с Зямой:
– Молодцы, ребята! Надумаете послужить родине – добро пожаловать! Возьму без разговоров!
– Спасибочки, – ответил брат за нас обоих.
То ли отказался, то ли просто поблагодарил за приглашение – я не поняла. Я уже слушала голос любимого мужчины.
– Ты где пропадаешь?! – орал он. – Чем занимаешься?! Почему у тебя сотовый вырублен?!
– Сколько вопросов разом! – вздохнула я.
– Это снова Денис? – шепотом спросил папуля.
По формулировке вопроса я догадалась, что мой кавалер звонит не в первый раз.
– Зови его ужинать, – сказал папа.
Я закрыла глаза, показывая, что услышала и поняла сказанное, и нарочито спокойно произнесла в трубку:
– Отвечаю по порядку, буквально по пунктам. Первое. Пропадала я за городом, на нашей даче в Буркове.
– Только не ври, будто ты каталась там на лошадях! – взвился Денис.
Я укоризненно посмотрела на папу. Ну, разве нельзя было придумать какое-нибудь другое объяснение моего отсутствия? Сказал бы, что я ночую у подруги – и все дела!
– Веришь ты мне или нет, но на лошади я действительно каталась! И именно за городом, по Ростовскому шоссе. А еще я каталась по тому же самому шоссе на спортивном велосипеде и на «семерке» Ваньки Горина.
– Эта «семерка» фиолетовая? – быстро спросил Денис вполне нормальным тоном.
– Цвета баклажан, – подтвердила я.
– Так-так, – сказал он и надолго замолчал.
– Еще вопросы есть? – не выдержав, спросила я.
– Есть, и даже не один… – В трубке вновь повисла тишина, прерываемая только негромким сосредоточенным сопением.
– Так ты спрашивай, может, я и отвечу! – предложила я.
– Еще раз сначала. Ты на даче в Буркове была?
– С Зямой и Гориным.
– А… Еще кто там был? Я имею в виду, этим вечером?
– Ой, да кто только там сегодня не был! Несколько комплектов граждан, загибай пальцы! – Я всплеснула свободной от телефонной трубки рукой. – Мы с Зямой и Ванькой – это раз. Четверо дружественных спецназовцев, которых мы приняли за врагов, потому что они нам не представились и слишком хорошо замаскировались под велосипедистов, – это два.
