Сергей Нуриев - Идолов не кантовать
— А он согласится? — усомнился Тамасген.
— Должен, — без колебаний заявил Потап. Бесспорно, Брэйтэр — игрок. Просто так, он ничего не отдаст. Что ж, придется с ним сыграть.
— В покер?
— К сожалению, нет. Игра будет называться "в корову". Он будет коровой, а я его буду доить. Цапа сделаем посыльным, Куксов будет козлом отпущения, Коняка — корумпированным членом жюри, мы с тобой взвалим на себя общее руководство. Ну, кажется, никого не забыл. С крановщиком я уже договорился. Грузоподъемность четырнадцать тонн, нам хватит. Гена, тебе хватит четырнадцать тонн золота?
— Когда будет конкурс? — озабоченно спросил подмастерье.
— Через две недели, в субботу. Недолго осталось. Потерпи.
Глава 11. Критический день
Рабочий день начался тяжело. Директор базара, на которого Потап возложил финансирование конкурса, не проявлял в этом вопросе должной инициативы. Чекист взывал к его партийной сознательности вот уже полтора часа.
— Я хочу иметь с вами конструктивный диалог, говорил он утомленным голосом. — Но вы его со мной почему-то иметь не желаете.
— Желаю-м, — твердил Брэйтэр, глядя на председателя достаточно честными глазами. — Но денег все равно нет.
— Совести у вас нет, а не денег. Что скажет товарищ Степан? Что скажут в Центре? А что скажу им я? Я им скажу, что политическая акция срывается из-за того, что один из наших товарищей потерял совесть? Так я им скажу?
— Ну-м… Скажите, что у товарища, который потерял совесть, просто нет денег-м.
— У товарищей без совести деньги всегда есть, тем более — такие ничтожные.
— Ничего себе ничтожные!
— Ничтожные, ничтожные, для вас это вообще пустяк. Ознакомьтесь с директивой и подпишитесь, — сказал председатель, придвинув к Брэйтэру клочок бумаги.
Директива, спущенная сверху и утвержденная лично товарищем Степаном, требовала от Льва Ароновича оплатить следующие расходы:
1. Корона металлическая под золото — 1 шт.
2. Путевка заграницу — 1 шт.
3. Шуба натуральная — 1 шт.
4. Непредвиденные расходы — 10 000 000 крб.
— Ну-м, — пожевал магнат губами, — ну-м, под коронами я, пожалуй, подпишусь. Если партия скажет "надо", то я всегда готов. Сниму со счета все свои сбережения, сбережения жены и — оплачу. Но путевки! Нельзя ли как-нибудь обойтись без них?
— Нельзя, — жестко произнес Потап, — со всех нормальных конкурсов победительниц принято посылать за границу. Такова традиция.
— А шуба! Натуральная! Ведь она же стоит кучу денег!
— Да уж подороже искусственной будет. Но без нее — никак. Это генеральный приз.
— Но а это что за расходы? Десять миллионов!
— Непредвиденные.
— Какие же они непредвиденные, если вы уже определили сумму!
— Ничего, если этого не хватит, — добавите еще.
— Как же я добавлю! — продолжал отбиваться директор базара. — Товарищ! Мне второй месяц получку не дают. Банк задерживает выплату. Торговля не идет.
— Перестаньте, — поморщился Мамай, — или я сейчас зареву от жалости.
— Вы можете хоть реветь, можете хоть не реветь, но я без средств.
Потап встал и нетерпеливо прошелся по директорскому кабинету.
— А на какие шиши, позвольте узнать, вы тогда дачу строите? — спросил он, задержавшись у окна.
— Откуда вы знаете? — удивился Брэйтэр, возводивший третью дачу совершенно тайно.
Председатель обернулся и высокомерно посмотрел на соратника.
— Вы меня обижаете как ясновидца. Впрочем, об этом можно догадаться, бросив лишь беглый взгляд на территорию вверенного вам хозяйства.
— А что? — привстал магнат.
— А то. Я смотрю в окно и вижу улицу.
Магнат снисходительно улыбнулся:
— Что же, по-вашему, там должно быть-м?
— Забор. Три дня назад перед этим окном стоял прекрасный каменный забор. Где он?
— Он? Мы его это… разобрали… Но я буду строить, новый!
— Верю. Но в то, что новый забор будет строиться из старого шлакоблока, — не верю. Вы спишете его как строительный мусор и вывезете на свой дачный участок. Судя по длине забора, дача у вас будет в два этажа?
— В три-м.
— Ах, простите. Как ясновидцу мне должно быть стыдно, я недоглядел один этаж. И мне действительно стыдно. За вас.
Потап присел и протянул озябшие руки к электрокамину.
(Забегая вперед, следует сказать, что ясновидец ошибся: новый забор вокруг рынка был выстроен все же из старого шлакоблока, а предназначенный для этого новый кирпич был списан как строительный мусор.)
Лев Аронович расстегнул воротник рубашки ему стало жарко.
— Наговариваете вы на меня, — неуверенно пожаловался он. — Вы можете на меня хоть наговаривать, хоть не наговаривать, но я еле-еле свожу концы с концами. С этим заданием мне не справиться.
— Ну что ж, — не сразу произнес председатель, — придется вам помочь.
— Справиться с заданием?
— Свести ваши концы.
Уловив в его интонации угрозу, Брэйтэр насупился.
— Значит, выговор будете объявлять?
— Что ж мы — изверги, что ли, — свободно сказал Мамай.
— Тогда, может, из партии турнете? — обнадежился директор базара.
— Это не мне решать. Приговор выносит суд.
— Какой еще суд?
— Подпольно-революционный. Наподобие тех, что действовали при Иосифе Виссарионовиче. Помните: полчаса судебного разбирательства, потом — решение, потом — шлеп! Только эти разбираются еще быстрее — времени нет, сами понимаете.
— То есть как это?..
— Да вы не волнуйтесь, за последние два года я лично не припомню, чтоб после суда из партии исключали…
Магнат быстро перевел дух.
— …В основном, — продолжал Потап, в основном — в расход пускают.
— Ка-ак?!
— Да по-разному: кому инфаркт делают, кому миокард, а кого просто под паровоз толкают. Разные способы, разные. Товарищ Степан, к примеру, знает их двести четырнадцать. Но его любимый отравление грибами.
— Ядовитыми? — млея, подал голос Лев Аронович.
— Зачем же? Всякими. Здесь дело не в качестве, а в количестве. Если в клиента натолкать килограммов пять шампиньонов, то они пойдут ему только во вред. И пойдут, хочу заметить, очень быстро. Заключение судмедэкспертов: обыкновенное обжорство, никакого насилия. Удобный способ устранения ненадежных товарищей. Овцы сыты, а волки целы. Ну, мне пора, заболтался я с вами.
Потап озабоченно взглянул на часы, свернул трубочкой список призов и шагнул к выходу.
— Подождите! — забеспокоился магнат, в котором внезапно пробудилась партийная сознательность. — Куда же вы с директивой? Вы меня неправильно поняли!
Председатель нехотя вернул бумажку.
— А нельзя ли… — вновь начал блеять Брэйтэр, — нельзя ли м-м… несколько сократить непредвиденные расходы?
— Можно, — легко согласился председатель, на миллион. Потратим его лучше на расходы предвиденные.
С тяжелым вздохом Лев Аронович поставил свою подпись.
Выйдя из конторы Брэйтэра, Мамай направился было к Дому творчества, но по дороге обнаружил, что ключи от кабинета оставил дома. Пришлось повернуть в другую сторону.
Полчаса он скучал на остановке в ожидании автобуса. В небе торжествовало солнце. Снег быстро таял, превращаясь в желтую жижу. В ямах стояла вода. Глупые воробьи, принявшие временную оттепель за начало весны, безумствовали на нагревшихся крышах.
Но до весны было еще далеко.
Автобус все не появлялся. От нетернения Потап стал притопывать ногами, затем — мерить шагами цементные плиты.
Неподалеку, опершись о клюку, стояла бабушка. Такие бабушки нередко встречаются на конечных остановках и глухих перронах. То ли в общественном транспорте не находится бабушке места, то ли сама бабушка забывает со временем, зачем, собственно, она там стоит, но стоит она там долго. Может, час, может, месяц, а может, и год, — точно никто не знает. И стоит себе такая окаменевшая бабушка в дождь и снег, жару и стужу, как немой укор транспортному кризису.
Мамай обошел старушку вокруг и миролюбиво спросил:
— Бабуля, автобуса давно ждете?
Призыв его остался без ответа. Вечная бабушка даже не шелохнулась и продолжала вглядываться куда-то вдаль незрячими глазами.
— Понял, — мрачно произнес он, предчувствуя, что автобуса сегодня не дождаться.
Денег на такси не было. Впрочем, такси тоже нигде не было. Чертыхаясь, Мамай отправился пешком, стараясь пошире ставить ноги, чтобы не забрызгаться.
Едва он свернул на улицу П.Морозова, как путь ему преградила черная кошка. Или кот. Животное грациозно переходило дорогу, выбирая места посуше.
— Брысь! Брысь! — гаркнул Потап, надеясь спугнуть коварную тварь. — Пшла вон!
Кошка остановилась, удивленно-холодно посмотрела на человека и, видя, что тот чем-то недоволен, бросилась вперед, в три прыжка достигнув противопoлoжнoй стороны улицы.
