Валентина Мальцева - КГБ в смокинге. Книга 1
— Ну, мне показалось тогда, что ты…
— Что?
— Что ты еще не окончательно утратил способность быть человеком…
— Любопытно! — Витяня снял бутафорские очки, аккуратно протер их платком и вновь водрузил на нос. — С чего это вдруг ты решила взывать к моей человечности?
— Неужели ты не понимаешь, что этот дурацкий допрос с пристрастием меня унижает? Неужели вам мало того, что по вашей милости я превратилась в пародию на личность, в карикатуру, в куклу, не имеющую ничего своего?!
— Только без патетики, Валя! — Мишин брезгливо поморщился и притушил вторую сигарету. — Давай ближе к делу. Времени у нас в обрез, а проблем — куча. На мой взгляд, ты прекрасно справилась с заданием. Настолько хорошо, что в это трудно поверить вот так, с ходу. Мои начальники — люди странные. Они, в большинстве своем, тихо-мирно живут в кооперативных и ведомственных квартирах, каждое утро отправляются на службу в троллейбусе или метро, хотя, пожелай они того, могли бы запросто вызвать для этой цели эскадрилью штурмовой авиации. Они решают очень важные, порой даже глобальные вопросы, но при этом никогда не отдалялись от своих кабинетов с бронированными дверями и сейфами дальше, чем на десять кэмэ. Поэтому с ними происходят порой удивительные вещи: неглупые мужики, умеющие просчитать до секунды полет межконтинентальной ракеты или на память назвать точное число зенитных установок в каком-нибудь Тринидаде, полностью утратили способность разбираться в психологии обыкновенных людей. Таких, к примеру, как ты, Валентина. Они у нас стратеги, мать их еб, а мелочи отрабатывает шушера вроде меня. У тебя может создаться впечатление, что при таком раскладе я многое значу и многое решаю, не так ли? Но это заблуждение, подруга. Да, они дают мне, как цепному псу, команду «фас» и отстегивают поводок. Но если я, не разобравшись в ситуации, прокушу задницу не тому, кому следует, они тут же вызовут врачей, чтобы эту задницу залечить. А меня, как бешеную собаку, пристрелят. И то же самое произойдет, если я подпущу к ним на пушечный выстрел того, кого подпускать, на их взгляд, нельзя… Ты понимаешь меня, подруга?
— Да.
— Ты знаешь, зачем я это тебе говорю?
— Нет.
— И не догадываешься?
— Неужели тебя мучает совесть?
— Не угадала… — Мишин сделал долгий глоток. — У нас с тобой разные представления о совести, ты же умная девочка, должна была понять это давно. Нет, не совесть меня мучает, а твой ебаный снобизм. Ты не видишь себя со стороны, Мальцева. А это минус для разведчика.
— Ну, а если представить себе, что я спала с ним не как разведчица? Означает ли это, что я совершила государственную измену?
— Что он тебе говорил про меня?
— В общих словах все сводилось…
— В общих словах будешь писать рецензии! Конкретно!
— Он сказал, что обязательно доберется до тебя и оторвет тебе яйца. Что ты — чудовище, монстр, волк вне закона. Что расследование обстоятельств бойни на вилле находится под непосредственным контролем директора ЦРУ. Что ты не жилец на этом свете. Что тебя с Андреем ищут все резидентуры США и что к ним подключена также военная разведка НАТО.
— Я вижу, ты не поскупилась на краски, рисуя свою непричастность. Верно?
— Ну, во-первых, я действительно ни при чем, и ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой. А, во-вторых, я в точности выполняла инструкции Габена. Это он сказал, чтобы я все валила на тебя и Андрея.
— Сука! Вот сука! — Витяня закурил новую сигарету. — Я так и знал…
— Поэтому я и была так удивлена, увидев тебя в Париже. Мне казалось, что ты уже давно там, на Лубянке.
— Как же! — Мишин смотрел куда-то мимо меня и сосредоточенно размышлял. — Ты знаешь, что такое моторесурс?
— В общих чертах.
— Так вот, мой моторесурс до конца еще не отработан. Они там понимают, что за кордон мне дороги больше нет. Вот и хотят использовать меня напоследок по максимуму…
Всем своим нутром я почувствовала, что в нашей беседе наступил перелом. Витяня, по своему обыкновению, многого не договаривал, но я уже сама понимала, что происходит. По жестоким законам его среды обитания, этого Зазеркалья с тайнами, пистолетами, подслушивающей аппаратурой и казнями без суда и следствия, Витяня был обречен. В реальности этого диагноза не было никаких сомнений, если даже я, отупевшая и огрубевшая после всего перенесенного, ощущала мертвящий холод, исходивший от этой несостоявшейся звезды мирового балета. Он все делал по инерции — допрашивал, угрожал, ставил ловушки, выведывал детали… Но голова его в этот момент была занята только одним — лихорадочным перебором вариантов спасения собственной шкуры. Психологически Витяня вел себя в этой ситуации, как капризный и своенравный мальчишка: желая помириться, войти в контакт, он тем не менее угрожал и давил, подчеркивая свою значимость и мою ничтожность. А я… В тот момент я хорошо понимала, что нужна ему, что, возможно, являюсь единственной соломинкой, за которую он может уцепиться и выплыть из той жуткой стремнины, в которую рано или поздно попадают подчиненные, слишком рьяно выполняющие распоряжения начальства. Больше того, я допускала, что появление преображенного Витяни здесь, в Орли, могло вовсе не быть санкционированным: я уже достаточно близко была знакома с авантюристскими повадками этого плейбоя, способного и не на такие импровизации. Его главная беда заключалась в том, что, как и его начальники, он не умел разговаривать с нормальными людьми и тем более просить их о чем-то. Он отвык быть таким, как все. Мишину и в голову не приходило (а может быть, сказывался приобретенный инстинкт тотального недоверия), что в принципе от человека можно получить все что хочешь, не используя при этом страх, неосведомленность, неуверенность… Короче, интуиция подсказывала мне, что надо перехватывать инициативу, иначе этот приговоренный к смерти и потому особенно опасный псих потянет меня за собой.
— Да, Вить, он сказал еще одну странную фразу…
— Что? — Мишин оторвался от своих раздумий.
— Он сказал, что тобою, возможно, будут торговать.
— Уже торгуют, — с неожиданной легкостью принял мою ложь Витяня. — За моей спиной, естественно, но я это чувствую…
— И что ты намерен делать?
— Думаю.
— Может, я могу помочь тебе чем-то?
— Ты?! — по тому, как фальшиво прозвучало его последнее восклицание, я поняла, что именно этого вопроса и ждал мой запутавшийся однокашник. — Ты решила воспитывать меня на примере собственного великодушия?
— Перебьешься! Я просто предлагаю тебе сделку.
— Ты отдаешь себе отчет, чем рискуешь?
— А ты? — я приняла вызов. Впрочем, другого выхода у меня не было: после того как Витяня поделился со мной особенностями своей обуви, я физически ощущала близость его ноги.
— А что я?
— А то, что явившись сюда по собственной инициативе и разыгрывая из себя контролера КГБ, ты рискуешь больше меня, не так ли?
Конечно, я блефовала. Но к тому моменту меня уже захватил азарт. По-видимому, я просто не отдавала себе отчет в том, что ставкой в этой сомнительной игре была моя собственная жизнь.
— Твои бы мозги да в нужное русло…
— Оставь в покое мои мозги! Поговорим лучше о твоей шкуре.
— А что, это даже интересно, — криво усмехнулся Витяня.
— Мишин, в КГБ ведь не учат проигрывать, верно?
— Но вовсе не потому, что исключают возможность проигрыша.
— Тем не менее проигрывать ты не хочешь.
— И не буду!
Он произнес эту фразу таким тоном, что, во-первых, я сразу ему поверила, а во-вторых, испытала жуткое желание резко сорваться с места и бежать куда угодно, только подальше от этого убийцы, внезапно оставшегося в дураках.
Я сделала глубокий вдох.
— Ты можешь собраться и выслушать внимательно мое предложение?
— Валяй.
— Прежде чем я начну, ты должен выполнить две мои просьбы.
— Говори.
— Первая: убери, пожалуйста, свою ногу подальше от моего стула…
— Уже убрал.
— Вторая: ты можешь ответить на несколько моих вопросов? Поверь, это очень важно.
— Попробую.
— Только честно. Или вообще не отвечай.
— Я же сказал, попробую.
— Кто должен был меня встречать?
— Ты не знаешь этого человека.
— Но не ты?
— Не я.
— Где этот человек?
— В сортире.
— Я серьезно.
— Дура, я тоже серьезно! — Витяня вдруг ухмыльнулся. — Не боись, подруга, жив твой встречающий. Очнется минут через сорок, не меньше.
— Ты его?..
— Что я его? Зашел человек к кабинку, сел на унитаз, почувствовал легкое головокружение и слегка прикорнул. Я ему туда закатил маленькую ампулку. Его не потревожат, не дрейфь, здесь, в конце концов, не Курский вокзал, очередей нет…
— Господи, не человек, а какая-то ходячая лаборатория, — пробормотала я, чувствуя легкую слабость в ногах.
