Юлия Чернова - Павильон Зеленого Солнца
— Это предательство, — перевел Эндо последнюю фразу.
Элен побледнела.
— Как… Неужели Тои еще и…
— Я не о том, — сказал Эндо. — Продавать реликвии своей страны — предательство. Думать только о себе — предательство.
— Да, клад вполне мог уйти за границу, — согласилась Элен. — Веселая судьба для исторического открытия. Кстати, я слышала, ожидается и второе открытие. Археологи надеются обнаружить место упокоения госпожи Ота.
— Хорошо, что это остров, — заметил Ямура. — Его труднее продать.
— Продавались даже целые княжества… — возразил Эндо.
— Почему вы упомянули Тю-Шана? — настойчиво спросила Элен.
Эндо ответил не сразу.
— Даже один предатель страшен. Тю-Шан был, к сожалению, не единственным. Просто первым.
И снова Элен повторила про себя слова, пришедшие на ум после визита к профессору Шеню: «Они решают, как скоро страна, полгода назад отстоявшая свою независимость, будет предана чужеземцам». Она возразила:
— Нынче одержана победа, а будущее зависит от людей. Каковы люди — такова жизнь. А люди у вас все-таки замечательные.
Тайанцы сразу заулыбались и слегка поклонились в ответ. Теперь их внимание сосредоточилось на Элен.
— Вы невредимы? — спросил инспектор.
Спросил подозрительно жестко, так что Элен сразу угадала скрытое волнение.
— Невредима? Как бы не так, я страшно ушибла палец. — И она продемонстрировала целехонький мизинец.
Мужчины облегченно рассмеялись.
— Вы подоспели вовремя, — отметила Элен. — Я и не ждала, думала, выуживаете бедного Комито.
— Этим занялась Синь-эй. — Ямура коротко пояснил, как было дело.
Элен одобрительно кивнула.
— И для Синь-эй нашлась работа, недаром вертелась под ногами. А где Патриция?
— Дожидается внизу, в домике.
— По-моему, вы ошибаетесь, — возразила Элен, — Вон она бежит.
Мужчины обернулись. Патриция мчалась со всех ног. Увидев, что муж, подруга и инспектор невредимы, чуть сбавила шаг. Подойдя, воскликнула:
— Какое счастье, вы целы! Я услышала выстрелы и побежала. Ужасное чувство: торопишься изо всех сил, а кажется — не двигаешься с места.
У нее даже губы задрожали.
— Все позади, — мягко проговорил Эндо.
Патриция ткнулась лицом ему в плечо. Взяла Элен за руку, притянула ближе. Сказала после паузы:
— Я видела Тои. Его провели по тропинке мимо меня. Как все это отвратительно!
Ей было нестерпимо горько оттого, что человек одаренный, многими любимый так глупо разменял свою жизнь. Пожертвовал удивительной, неповторимой работой; возможностью проникать в тайны прошлого и, следовательно, прозревать будущее. Отбросил, как ненужный хлам, уважение друзей, любовь учителя и тот особенный дух братской привязанности, связывавший всех тайанцев. Ради чего? Чтобы сменить поношенные брюки на щегольской костюм? Воздвигнуть дворец — непременно среди лачуг? Попытаться унизить других людей, бесстыдно выставив напоказ собственное богатство? И в этом думал найти радость и смысл бытия?
— Как все это отвратительно…
— Радуйтесь, что Комито невиновен, — посоветовал Эндо.
Но Патриция не могла отрешиться от мыслей о Тои.
— Знаете, сейчас стали вспоминаться десятки мелочей, на которые прежде я закрывала глаза. Думала, случайность. Эндо, помните, на раскопках были плохо упакованы две вазы — одна разбилась, вторая треснула? За работу отвечал Тои, но свалил вину на Комито. И тот смолчал, пожалел приятеля. Тои ему сказал — тебя профессор Шень ценит, а меня безжалостно выгонит. Комито мне потом поведал эту историю. Я решила, Тои сам, наверное, сильнее всех переживает. Или когда он отпросился на день в город и пропал на трое суток. Половина группы бросила работу, искали. Не помню, что он тогда соврал. Кажется, что внезапно заболел. Потом Комито признался по секрету, что нашел его в купальне «Пена у края воды». А как подвел Комито в истории с лодкой…
Патриция замолчала. Вероятно, вспомнила, как сама подвела Комито, и тоже в истории с лодкой.
— Теперь работу, о которой он мечтал, поручат другим!
Прижалась к Эндо.
— Пусть из вашего ведомства позвонят и объяснят, что случилось.
— И на весь Тайан объявят, кто я и чем занимаюсь.
— Ну, тогда пусть позвонят из полиции.
— Я чувствовал, что нам не хватало начальника, — заметил Ямура.
Патриция несколько смутилась, однако мысли похлопотать за Комито не оставила. Решила дождаться подходящей минуты, а пока принялась оглядываться по сторонам.
— Расскажите же, что здесь произошло. Элен, как тебе удалось задержать Тои?
Она нисколько не сомневалась, что поимка преступника — дело рук Элен.
— Говори скорее.
Элен вняла призыву и поведала обо всем, начиная от своего пробуждения и до появления на горе Эндо с инспектором. Патриция, заново переживая происшедшее, порывисто хватала за руки то подругу, то мужа.
— Осталось отыскать клад, — заключила Элен.
Патриция посмотрела на валун.
— Попробуем откатить? Кстати, вы не догадались отнять у Тои крышечку?
— Зачем? — удивилась Элен — И так уже все известно.
Ямура сунул руку в карман и вытащил маленькую фарфоровую крышечку. Патриция внимательно изучила иероглифы, затем подняла голову и оглядела место раскопок. Потом снова посмотрела на крышечку и неудержимо расхохоталась.
— Нет, это восхитительно. Инспектор, вы знаете старотайанский?
— Нет.
— Нужно, чтобы для курсантов спецслужб ввели старотайанский язык как обязательный предмет. Тои тоже хорош! Он мог искать клад целую вечность.
Она постучала пальцем по крышечке.
— Иероглиф «гун» имеет два значения. Одно действительно «отсчитывать шаги». А другое — «постигать учение». Иначе говоря, это призыв к мудрости. Что касается иероглифов «чой» и «чон», то в сочетании с иероглифом «гун» они читаются не как «север» и «запад», а как качества души — «жар сердца» и «хладнокровие». Тои, конечно, думал, что путь к сокровищам отмеряется шагами. На самом деле здесь только одно указание: «цу» — «вниз».
Все обернулись и посмотрели в сторону Павильона. Затем подошли к ступеням. Ямура подобрал брошенный Тои топор. Патриция еще раз прочитала строчки из поэмы:
На ступенях веранды стоя,
Слушаю стрекот цикад.
Ямура наклонился и сбил доску, образующую верхнюю ступеньку. Открылся темный проем. Элен с Патрицией переглянулись и невольно схватились за руки. Ямура снял вторую доску и вместе с Эндо склонился над отверстием. Элен с Патрицией вытянули шеи, стараясь заглянуть через плечи мужчин. У обеих пересохло в горле. Мужчины одновременно опустили руки в проем и с усилием вытащили позеленевший от времени бронзовый ларец. Поставили на землю. Сложный узор рельефов покрывал крышку. По углам возвышались фигурки четырех львов. В центре был изображен цветок лотоса и колокольчик.
— Герб Южного княжества, — пояснила Патриция, обращаясь к подруге. — Таким он был во времена госпожи Ота.
— Здесь ключ в замке, — сказала Элен. — Как удобно.
Ямура повернулся к ней:
— Пусть одна из вас повернет ключ, а другая поднимет крышку.
— Нет, — сказала Патриция. — Это должны сделать тайанцы.
Ямура отпер замок, и Эндо открыл ларец. Патриция тихо ахнула.
Им открылся Фарфоровый город. Здесь было все: Павильон Зеленого Солнца, дворец «Времена года» и даже подобия крестьянских хижин, в каких госпоже Ота случалось провести ночь. Фарфоровые деревья росли за фарфоровыми оградами. Фарфоровые мосты перекинулись через фарфоровые ручьи. Крохотные фарфоровые фигурки заполняли улицы и площади города: стражники несли караул, лавочники торговали, ремесленники сидели у станков, художники писали картины, поэты разворачивали свитки стихов. А на ступенях Павильона Зеленого Солнца стояли рука об руку госпожа Ота и поэт Сю-Тей, равно прекрасные и равно бессмертные.
— Фарфоровый город восстал из праха, — тихо сказала Патриция.
— Мы могли лишиться его вторично, попади ларец в руки к Тои, — сквозь зубы процедил Эндо.
— Он никогда не попал бы в руки Тои, — сказала Патриция. — Потому что был спрятан на Лисьей горе. А лисицы не любят алчных.
И она указала на двух огненно-алых лисиц, сидевших возле веранды.
Вниз спускались не спеша, гуськом. Мужчины бережно несли за ручки ларец. Патриция так беспокоилась, что они споткнутся, так суетливо предупреждала о каждом повороте тропинки, каждом камне и каждом корне, что в конце концов ее попросили не путаться под ногами. Убедившись, что ее заботу отвергли, Патриция заторопилась вниз. И на очередном повороте остановилась как вкопанная. Между бронзовых стволов сосен, как в раме, открывался берег. Солнечная дорожка бежала по волнам прямо к домику на сваях. У берега темнели две лодки. И, уныло глядя на эти лодки, пригорюнившись, сидел на мостках Комито. Синь-эй вместе со своим маленьким приятелем болтали без умолку, стараясь его развлечь. Комито понуро свесил голову и ничего не отвечал. Внезапно Синь-эй тронула его за плечо и указала на спускавшуюся с горы процессию. Комито несказанно оживился. Вскочил на ноги, замахал руками и кинулся навстречу. Его стремительное приближение не предвещало ничего доброго. Патриция торопливо развернулась и принялась карабкаться вверх по тропе. Ямура с Эндо остановились, опустили на землю ларец. Патриция юркнула за спину мужа. Комито рванулся в одну сторону, в другую, но Эндо неизменно оказывался между ним и Патрицией. Тогда Комито крепко сцепил ладони, потряс ими в воздухе, изображая горячее рукопожатие, и закричал:
