Иоанна Хмелевская - По ту сторону барьера
В соответствии с приглашением, нотариус Юркевич явился к обеду. Мончевская не подвела, обед нотариусу явно понравился, ел он с большим аппетитом да похваливал. К делам мы приступили уже в малой гостиной, за кофе и ликерами. Обсудили уже привычное, и тут я высказала пожелание написать завещание.
— Мысль сама по себе благоразумная, — сдержанно похвалил пан Юркевич мою идею. — Пани графиня уже может мне представить свои предложения в письменном виде?
— Нет, — ответила я и засомневалась — рассказать ли о своих матримониальных планах? Во всяком случае, намекнуть можно. — Полагаю, это завещание не будет моим окончательным словом, надеюсь, в будущем оно может измениться. Ведь я надеюсь дожить не только до завтрашнего дня...
— До завтрашнего, до завтрашнего, — разворчался старый нотариус. — Дитя мое... Ох, простите, шановная графиня, но я знаю пани с детства, так что не сочтите эти слова фамильярностью... Но хотя бы можете мне назвать лицо, которому намерены завещать состояние? Ведь близких родственников у вас нет.
— Вот именно, поэтому и считаю вопрос с завещанием весьма деликатным. Оставляю все Зосе Яблонской.
Нотариус даже задохнулся от волнения.
— Так ведь она еще ребенок, панна Яблонская!
— Ну так что?
— Как же, ее опекуны... Молодой граф Бужицкий... Как бы тут...
Холера! Ну как же я позабыла о молодом Бужицком? Дядя и тетка Зоей сами по себе были людьми достойными, на этих опекунов можно положиться, потому попечительский совет и назначил Бужицких опекунами бедной сиротки. Однако за прошедшие годы подрос их единственный сынок, драгоценный Янушек, на которого любящие родителя не надышатся, особенно матушка. А он один способен растранжирить десять приданых подопечной сиротки. И даже если всем ясно — незаконно, что из того? Пусть в тюрьму его упекут, нет такой силы, которая выжала бы из него прокученные деньги. Умри я — все мое состояние перейдет в руки Бужицких, и Зосеньке шиш достанется.
— Неужели ничего нельзя сделать? — задумалась я. — Привлечь опекунский совет, как-то подстраховаться...
Нотариус резонно возразил:
— Даже если удастся наложить ограничения на недвижимость и банковские суммы, на получение доходов с недвижимости практически нет ограничений. И кто бы ими пользовался, пани графиня догадывается?
Конечно, пани графиня догадывалась — пользовался бы немалыми доходами с моих поместий молодой повеса Янушек. Но тогда что же делать?
Я молчала, не зная, что сказать, тупо глядя на поверенного. Тот задал наконец главный вопрос:
— А зачем, собственно, такая спешка с завещанием? К тому же если заранее известно — оно будет лишь временным.
Ну что ему ответить? Рассказать всю правду о покушениях на мою жизнь, об Армане Гийоме?
Эх, не могу позвонить ни пану Дэсплену в Париж, ни пани Ленской в Трувиль, ведь это они посоветовали мне побыстрее написать завещание, чтобы Арману уже не было смысла меня убивать. Да, но я могла позвонить Роману, ведь он здесь, не остался в будущем веке!
И я позвонила. На звонок явился Винсент, велела ему немедленно позвать кучера Романа. А тот, умница, как чувствовал, что понадобится мне, через минуту уже явился. Не обращая внимания на ошарашенность нотариуса, я без церемоний обратилась к Роману:
— Вам известно о моем намерении написать завещание, помните, и месье Дэсплен советовал, и пани Лен... и пани Патриция. Что бы такое придумать, чтобы Янушек Бужицкий не лишил Зосю Яблонскую приданого?
Судя по ответу, Роман уже давно об этом думал, потому что ответил без запинки:
— Если пани графиня соизволит выслушать мое мнение, то я бы советовал панне Яблонской отписать лишь часть состояния, а все завещать церкви. И широко оповестить всех соседей об этом. А если возникнет необходимость — и изменить завещание или внести изменения в прежнее.
Не привыкший обсуждать свои дела со слугами, нотариус надулся и чуть ли не собирался отказаться вообще работать над моим завещанием, однако разумный совет Романа заставил его поневоле взять дело в свои руки, выясняя неясное.
— А спешка такая по какой причине? — спросил он, обращаясь уже не ко мне, а к Роману.
— А по той причине, — не моргнув глазом пояснил Роман, — чтобы кое-какие нежелательные персоны расстались с напрасными надеждами. Вы, пан советник, лучше меня знаете, какой лакомый кусочек представляет молодая богатая женщина, к тому же сирота, знаете, сколько крутится вокруг нее искателей богатого приданого, И это бы еще ничего, однако случается и так, что на самую жизнь богатой невесты покушаются, не приведи Господь...
Пан Юркевич даже вздрогнул, услышав такие страшные слова. Внимательно поглядел на Романа, потом перевел взгляд на меня. Вспомнил, видно, что Роман, человек уже немолодой, в нашем доме провел всю жизнь, перестал дуться и в глазах его вроде бы мелькнуло понимание. Ведь и он сам только что назвал меня, оговорившись «дитя мое».
— Ну, раз пани графиня так желает, сделаем по ее воле. Что же касается интересов Зоси Яблонской... найдем достойного поручителя, которому можно довериться. Он и о доходах, в случае чего, позаботится. Тогда мне обязательно понадобятся сведения и о французской недвижимости. Надеюсь, они имеются?
— Телеграмму месье Дэсплену мы отправили, но полагаю, если все свое состояние я оставляю костелу, можно сформулировать мою волю в самых общих чертах.
— А конкретные суммы для прислуги? Тут уж нужно упомянуть как конкретную сумму, так и конкретную особу. Без этого не обойдешься.
Я и не собиралась обходиться, ясное дело, в завещании упомяну всю свою дворню, но вот, черт побери, откуда мне знать, кто конкретно в данное время обслуживает мой дворец в Монтийи? Это мне гораздо сподручнее было бы обсудить с Романом, а не со своим официальным поверенным, но для соблюдения остатков приличий мне пришлось Романа отослать. И все равно пан Юркевич не замедлил поинтересоваться, с чего это у меня столь доверительные отношения с простым кучером и такое к нему уважение.
— Роман не просто кучер, — сухо пояснила я. — Во Франции он оказал мне просто неоценимую услугу. Французским языком Роман владеет прекрасно, и, пользуясь своими знакомствами среди тамошней прислуги, он сумел получить такие сведения, благодаря которым буквально спас и меня, и мое имущество. Так что о моем состоянии он осведомлен гораздо лучше меня самой, и уже сколько раз мне приходилось обращаться к нему за практическими советами.
Объяснение вполне удовлетворило юриста, и он принялся за составление завещания. И тут просто надивиться не мог, что почти ни на один из его вопросов я не могла дать точного ответа. Как могло получиться, что, поехавши во Францию специально для решения имущественных проблем, я так мало знаю о своем французском имуществе? Ведь вроде бы я женщина неглупая, вон как умно распоряжалась делами здесь по кончине мужа, и соображала, и сама ему, старому нотариусу, многое подсказала. А теперь ни одного путного вопроса решить не могу. И так он меня стыдил, старый зануда, что довел до крайности. Ах, ты так, ну погоди же...
— Ладно, так и быть, признаюсь пану, — потупив глаза покаянно заговорила я. — Но, умоляю, никому ни слова. Видите ли, во Францию приехавши, я накинулась на устрицы, уж очень я их люблю. Короче, питалась одними устрицами, запивая их шампанским и белым вином, и потому постоянно была пьяна.
Несчастный нотариус так и застыл раскрыв рот от изумления.
— Что это? Как это? Госпожа графиня шутить изволит?
— Да нет, какие уж тут шутки, так оно и было. Чистая правда.
— Да как же такое возможно? — в панике выкрикнул шепотом бедный старик, соблюдая профессиональную тайну даже в состоянии ошеломленности. — И советник Дэсплен ничего не заметил?!
— Заметил, разумеется, как такое не заметить? Именно поэтому он перестал говорить со мной о делах и общался только с Романом.
— О, Езус-Мария!
— «И бочонок рома»! — восклицали в таких случаях французы, — услужливо подсказала я. — Жизнь — тяжелая штука.
Вот так, хвативши обухом старика нотариуса, я обрела наконец покой, он присмирел и перестал придираться. Правда, соображать и заниматься делом тоже перестал, пришлось мне же его отпаивать коньяком, благо столик с напитками был заранее накрыт в кабинете. Собственноручно наполнив рюмку, я поднесла ее поверенному, и тот послушно хватил, не отдавая себе отчета в том, что он пьет и кто ему подносит.
Воспрянув с помощью коньяка, нотариус потребовал к себе Романа. Бесценный Роман прекрасно знал состав обслуживающего персонала моего поместья, и они на пару с нотариусом выделили каждому из прислуги завещанную мною сумму. В том числе и прислуге дворца в Монтийи последующего века. Вдобавок, поскольку я-то сейчас была трезва как стеклышко и ничем не занималась, а только внимательно слушала беседу мужчин, узнала массу нового. Оказывается, в моем распоряжении находилось еще одно большое поместье под Лионом, доставшееся мне от прадеда, которое к двадцатому веку куда-то подевалось, ибо месье Дэсплен о нем не упоминал. Да еще очень доходные товарные склады в Гавре, тоже за сто лет безвозвратно утерянные. Надо же, холера, слишком уж расточительны были мои французские предки!