Дарья Донцова - Бассейн с крокодилами
– И не подумаю, – злился приятель, – а ты, ненормальная, безголовая идиотка, изволь сидеть дома, а то изменю меру пресечения, будешь знать, как по заграницам кататься, дура безмозглая!
Из трубки стали доноситься противные гудки. Я, онемев, глядела на «Эрикссон». Безголовая идиотка? Безмозглая дура? Ненормальная? А я еще хотела ехать завтра к этому солдафону и подарить ему имя убийцы! Нет уж, пусть сам ищет. Пусть даже арестует меня, теперь ничего не боюсь, потому что знаю, кто преступник, и сразу расскажу следователю правду, а пока подожду, погляжу, как Александр Михайлович завязнет в топком болоте расследования, то-то я над ним тогда посмеюсь…
– Мусечка, – шепнула Маня, – а ты кричала «блин».
Ее голубые глаза хитро глядели на меня, маленький аккуратный носик сморщился. Ребенок едва сдерживал смех. Я на самом деле терпеть не могу данное слово, по мне так лучше, если душа просит, выругаться русским устным, а не употреблять заменителей.
– Извини, детка, – искренне раскаялась я, – сама не знаю, как вышло, просто вылетело, и все.
– Когда у меня вылетело, – обиженно засопела Маня, – ты страшно рассердилась…
– Можешь тоже на меня рассердиться, – милостиво разрешила я.
Машка открыла было рот, но, услышав, что в холл входит врач, моментально заткнулась. Молодой парень с грохотом поставил на пол железный чемодан и оглядел помещение. Повсюду осколки, перевернутые вешалки, мокрый пол, закатанные в рулоны ковры и стонущий Семен Андреевич.
– Разбирались, кто в семье главный? – хмыкнул парень, подходя к мастеру. – Чем мужа били?
– Глупости, – вспылила Зайка, – этот человек делает у нас ремонт…
– Что, так плохо обои поклеил? – продолжал интересоваться медик, ощупывая Семена Андреевича.
– Нет, – спокойно ответил Кеша. – Я вчера поругался с господином Лужковым, а тот велел метеорологам подогнать к нашему домику тучи и устроить тайфун «Анна».
Врач ухмыльнулся и загремел чемоданом.
…Завтрак мы проспали. Вылезли только к обеду, на который обалдевшая Катерина подала несъедобный суп и отварную курицу.
Поковыряв брезгливо кусок белого мяса, привередливый Кеша заявил:
– Думаю, мой биологический отец и твой первый муж Костик был бы крайне доволен, узнав, что наделал его подарок. Наверное, он и дарил этот жуткий сосуд в надежде на такой случай.
Я благоразумно промолчала. На самом деле милая металлическая вещица нанесла не так уж много ущерба. Разбила стеклянный журнальный столик, опрокинула пару вешалок и слегка ушибла Семена Андреевича. Доктор не нашел у него вчера ничего серьезного. Намного хуже сказалось на доме наводнение. Отопление, правда, работало, и от мокрых полов поднимались влажные испарения – ощущение было такое, словно находишься в джунглях Амазонки после тропического ливня: мокро, душно и парит.
– Где собаки? – удивленно спросила Нюся. – На столе курица, а Хучик даже ни разу не завыл.
– Дениска утром забрал всех животных к себе. Говорит, на пару дней, пока не просохнет, им вредно жить в такой атмосфере, – пояснила Манюня.
Представляю, что творится в тридцатиметровой квартире Оксаны! Три ее собаки и морская свинка с ужом плюс пять наших вкупе с двумя кошками… Да там небось ступить негде, весь ковер покрыт животными. Хотя скорее всего псы оккупировали диван и кресло, а на полу оказалась Ксюта!
– Интересно, – пробормотала Зайка, – телик работает?
Она щелкнула пультом. На экране возникло лицо журналиста.
– Еще одно убийство в центре Москвы, – донеслось до меня. – Вчера поздно вечером у подъезда дома номер 12 на Верхней Алабьевской улице был смертельно ранен выстрелом из револьвера 57-летний Григорий Яковлевич Сруль. Покойный работал нотариусом и являлся владельцем небольшой конторы. Дознаватели сейчас активно проверяют связи убитого, но похоже, что убийца не был профессионалом. Револьвер, из которого вылетела пуля, он унес с собой, а не бросил возле тела, как обычно поступают в подобных случаях…
– Просто Чикаго, а не Москва, – резюмировал Кеша, – скоро надо будет бронированные автомобили покупать…
В моей голове зашевелились смутные воспоминания. Где и от кого слышала я более чем неблагозвучную фамилию несчастного Григория Яковлевича? Кто-то совсем недавно упоминал ее… Но после вчерашнего происшествия память отшибло начисто.
Поднявшись в спальню, я услышала, что из сумки раздается деликатное попискивание мобильного.
– Где пропадаешь? Не могу дозвониться, – раздался приятный баритон Виталия Орлова.
– Да в Вермь ездила на пару деньков, – необдуманно ляпнула я и тут же пожалела о сказанном.
– В Вермь? – изумился Виталий. – Зачем? Это где-то в Сибири? Небось день лету.
– Всего четыре часа, – возразила я и добавила: – У меня там родственница живет, Афанасия Воротникова, хотела навестить ее, давно не встречались.
– Родственные чувства – прекрасная вещь, – ухмыльнулся Орлов, – а я соскучился, давай встретимся. Хочешь, зайдем в твой любимый «Макдоналдс»?
– Конечно, – обрадовалась я.
– Вот и чудно, – отозвался Орлов, – жду через час у входа.
В зале было полно народа, но мы уютно устроились в самом углу и принялись болтать о пустяках. Виталий начал расспрашивать о родственниках, и я рассказала ему про бабушку, Стюру и ее дочь художницу Афанасию. О Люке говорить не хотелось, что-то удержало от сообщения про безумно похожую на меня «сестрицу».
Около пяти кавалер глянул на часы и вздохнул:
– Увы, я существо подневольное, обязан бежать на редколлегию. Хочешь еще томатного соку?
– Давай по глоточку, – согласилась я.
Виталий отошел к кассе и вернулся, держа в руках поднос с большими картонными стаканами. Возле самого столика он запнулся о мою сумку, руки у него дрогнули, сок выплеснулся на пол, часть попала на мои брюки и свитер.
– Боже, как неприятно! – расстроился Виталий, рассматривая красные пятна. – Беги скорей в туалет и замой, свежий сок сразу отойдет.
Делать нечего, пришлось идти на второй этаж. Кое-как смыв основную красноту, я вернулась вниз.
– Извини, пожалуйста, – угрызался кавалер, – давай поедем завтра куда скажешь и купим тебе новый свитер.
Я оглядела испорченный наряд от Готье. Знал бы ты, дружок, сколько такой стоит, никогда бы не предложил возместить брючки с пуловером…
– Ну что ты, право, ерунда какая, – забормотала я, – сама виновата, бросила сумку на пол, надо на стул класть. Придется домой ехать, холодно в мокром.
– Конечно, конечно, – засуетился Орлов, – не прощу себе, если заболеешь, пойдем скорей.
Он посадил меня в «Вольво» и пошел к «Жигулям». Я включила печку и поехала по Тверской. Теплый ветерок наполнил салон, свитер и брюки в момент высохли, правда, на светлой ткани остались блекло-розовые разводы, но мне плевать на них. Сейчас вернусь в Ложкино, и день пойдет псу под хвост. Сразу налетят домашние со своими проблемами, заставят что-нибудь делать… Я развернулась и порулила в проезд Сомова.
В холле красивого многоэтажного дома из светлого кирпича восседала лифтерша – довольно молодая прилично одетая женщина, за ее спиной ветвились искусственные фикусы.
– Вы к кому? – спросила она серьезно, но вежливо.
Скрывать не имело смысла.
– К Иветте Воротниковой.
– К кому? – изумилась дама.
– К Воротниковой, в двенадцатую квартиру.
– Вы ошиблись, – протянула лифтерша, – там живут другие люди.
Тут с визгом раздвинулись двери лифта, и из него вышел довольно полный мужчина с лысой болонкой.
– Здравствуйте, Леночка, – царственно кивнул он дежурной, потом увидел меня, дернул плечом и процедил: – Добрый день, Люка.
– Подождите, – попросила я.
Мужик, не обратив на меня внимания, двинулся на улицу.
– Кто это? – поинтересовалась я.
Леночка в изумлении уставилась на меня.
– В кино не ходите?
Я отрицательно покачала головой. Некогда, целыми днями занята, а вечером лучше детектив почитать.
– Петр Михайлович Пронин, – с придыханием сообщила Леночка, – очень, очень, очень известный актер, настоящий…
Но я, недослушав, выскочила наружу и закричала:
– Петр Михайлович!
Артист соблаговолил повернуть голову.
– Что угодно?
– Я не Люка.
Пронин вздернул брови, вытащил из кармана куртки очки и принялся внимательно изучать мое лицо, потом спокойно признал:
– Верно, удивительное сходство.
– Хорошо знаете Люку?
– Любезнейшая, – пробасил Петр Михайлович, – по какой причине я обязан удовлетворять ваше любопытство?
Я ткнула пальцем в облезлую, дрожащую собачку.
– Не жаль псинку? Молодая совсем, а облысела.
– Да уж лечил, – отмахнулся Пронин. – Говорят, аллергия такая, вроде в Москве воздух ядовитый.
Я хмыкнула. Последнее время у врачей стало модно валить все на плохую экологию, скрывая тем самым собственную необразованность и глупость.
