Дарья Донцова - 13 несчастий Геракла
Апартаменты Клавдии были из таких. Три огромные комнаты, длинные коридоры, кухня имела аж четыре окна.
— Замечательные хоромы, — решил я подольститься к хозяйке.
— Ремонта просят, — вздохнула она, — впрочем, квартирка хорошая, теперь таких не строят, нам завод давал. Мы все, я, Степанида и Михаил, муж ее, в одном цеху работали, вот и получили как ударники. Жилплощадь наша коммунальной считалась, у Степы с Мишкой семья, две девочки, а я вроде посторонняя. Им две комнаты, мне одну. Потом Мишка помер, Степанида уволилась, не нравилось ей между станками бегать, а я осталась, так ткачихой до пенсии и протрубила. Между прочим, кабы не я, квартиру-то и отобрать могли, только учли, что мы сестры. Это благодаря мне они тут все жили. Да уж, сказали потом тетке «спасибо» за заботу Ритка с Анькой, скрасили старость!
— Неужели племянницы к вам не заглядывают?
Клавдия поправила халат.
— Лет двадцать носа не кажут! Может, чуть меньше! Как Анька забеременела, так и поругались.
— Из-за чего же?
Клавдия усмехнулась:
— Коли время есть старуху слушать, расскажу! Только теперь все торопливые, скачком, бегом к телевизору. Я его терпеть не могу.
— И сериалы не смотрите? — Я усиленно старался подольститься к Клавдии. — Моя мама с удовольствием их глядит.
Что, между прочим, чистейшая правда. Николетта обожает «мыло». Правда, и здесь она, как в случае с продуктами, проявляет, по выражению прошлых лет, «низкопоклонство перед Западом». Любая мексиканская ерунда вызывает у маменьки дикий восторг, фильмы, снятые в России, она игнорирует.
— Так ты, наверное, со своей матерью хоть иногда разговариваешь, — протянула Клавдия, — а я кругом одна, сама с собой бормочу, никому до меня дела нет. А от телевизора уже одурела. Может, чайку вздуть? Посидишь у меня?
— Конечно, — быстро кивнул я, — можем немного о прошлом поболтать.
Клавдия загремела чайником, не электрическим, простым, древним, покрытым белой потершейся эмалью.
— Эх, грехи мои тяжкие! Разве думала, что останусь одна-одинешенька? На племяшек рассчитывала, а они вон какие оказались…
Клавдия уставилась на весело пляшущий огонь горелки и принялась рассказывать мне свою жизнь.
Замуж она не вышла, хоть и была красивой, до тридцати лет все выбирала, а потом собралась в дом отдыха. Для получения путевки требовалась санаторная карта, и Клавдия отправилась в больницу, где ее огорошил гинеколог:
— Вам требуется срочная операция.
А уж после оперативного вмешательства по женской части какие женихи? Клава о них и думать забыла, ушла с головой в производство, стала вести общественную работу. Ее хвалили, отмечали, награждали. То премию выпишут, то грамоту дадут, а под один Новый год вручили стиральную машину, вещь по тем временам в домах редкую. Так что на заводе она была начальница смены, орденоноска и маяк для всех. Дома же с ней никто не считался. В квартире бал правила Степанида, она была старше сестры и моментально затыкала той рот при любых спорах. Клава никогда не готовила, не стирала, не убирала. Просто отдавала в общий котел зарплату, хозяйство лежало на крепких плечах Степаниды, которая служила домработницей у соседей.
Клавдия, правда, пыталась наставить сестру на путь истинный и порой говорила:
— Охота тебе за чужими грязь выносить! Возвращайся на завод, иди ко мне в бригаду, возьмем семейный подряд, это сейчас очень приветствуется, рабочая династия будет.
— И думать забудь, — отмахивалась Степанида, — была охота по цеху носиться, да у вас все в пятьдесят уже глухие! Шум какой стоит!
Так и жили, радуясь мелким удачам. Собирали на летний отдых и новую мебель, мечтали о своей дачке на шести сотках, ходили дома в рваных халатах, зато на людях показывались «при полном параде». Двух зарплат в принципе хватало на скромную жизнь, конечно, шуб и золота было не купить, но драповые пальто имелись у всех. Радоваться бы своей счастливой судьбе. Но насладиться жизнью сестрам не давали Рита и Аня.
Ох, не зря в народе говорят: «Маленькие детки спать не дают, от больших сам не заснешь». Девчонки росли своенравные, ты им слово, они тебе десять. По хозяйству помогать не собирались, стирать, готовить и убирать не хотели. Впрочем, Аня была довольно тихой, побаивалась ремня, а Рита вышла ну совсем бесшабашной. Однажды Степанида, решив наказать двенадцатилетнюю Маргариту, двинулась на ту с поясом от платья, приговаривая:
— А ну заголяй задницу, сейчас поймешь, как с матерью разговаривать надо!
Но Рита не испугалась, не заплакала, не стала просить пощады. Она подскочила к матери, вырвала из ее рук ремешок, швырнула его в окно и заявила:
— Только тронь меня пальцем, мигом следом выброшусь! Не будет у тебя дочери!
Степанида испугалась и перестала наказывать Риту, все колотушки доставались с тех пор только Анне, безропотно сносящей «науку».
А потом Рита влюбилась в сына Кузьминского, Сережу. Уж как Степанида уговаривала дочь отвернуться от парня!
— Сумасшедший он, — внушала она ей, — мать его с собой покончила. Да и отец был странный, весь день чего-то писал, писал в тетрадях. Найди себе нормального!
Но Рита закусила удила.
— Мне нужен только он! — твердила она.
Обозленная Степанида отправила непокорную дочку на все лето к бабке в деревню, надеялась, что Маргарита забудет про любовь, хотела сделать лучше, а получилось черт-те что. Рита сообщила Сереже адрес, парень мигом приехал в Тульскую область… Тут-то у них все и случилось, в сарае, на сене.
Вернувшись домой, Рита без стыда заявила матери:
— Нам расписываться надо, я беременная!
Степанида схватилась за голову и понеслась к Кузьминскому. Петр Фадеевич к тому времени уже умер, Сережа жил в квартире один, учился в институте.
Степанида влетела к нему в комнату и заорала:
— Мерзавец! Это называется совращением малолетних, я тебя посажу!
В Уголовном кодексе тех лет была статья, предусматривающая тяжкое наказание для мужчины, который вступил в связь с девушкой, не достигшей восемнадцатилетия.
— Прямо сейчас в милицию пойду, — бесновалась Степанида, — снасильничал девочку!
На вопль прибежала Рита, вдвоем они с Сережей кое-как успокоили бабу.
— Мы любим друг друга, — увещевал будущую тещу Кузьминский, — хотим пожениться!
Пришлось Степаниде, сцепив зубы, идти в райсовет, просить разрешение на брак.
Свадьба вышла тоскливой. Из-за позора никого не позвали, в загсе были лишь жених с невестой, Степанида с Клавой да Анна. На деревенских родственников Степанида разозлилась — не доглядели за девкой, перед московскими родичами было стыдно. Не устраивали и гулянок. Сережа сказал, как отрезал:
— Я водку не пью, и денег на глупости тратить не собираемся. Мы поедем на медовый месяц в Сочи.
Разразился первый скандал, Степанида увязалась за молодыми. Клавдия осталась дома утешать Анну.
— Ну почему он ей достался? — рыдала девочка.
Прошло время, ребенок так и не родился, у Риты на седьмом месяце случился выкидыш. Обрадованная Степанида заявила:
— Ну теперь и развестись можно и поискать другого, не психа.
Но, несмотря на происки бабы, Рита и Сережа жили дружно. Спустя пару лет Степанида умерла, а Клава никогда не вмешивалась в семью племянницы, у них наладились хорошие, родственные отношения. Жили по-прежнему в соседних квартирах. Анна все никак не выходила замуж, сначала выбирала кавалеров, словно придирчивая невеста: у одного нос велик, у другого уши оттопырены, у третьего лысина. Ну а потом выбирать стало не из кого.
Сергей работал в НИИ, получал, как все. Клавдия, жалея, что у них с Ритой нет детей, радовалась тому, что зять не пьет совсем, капли в рот не берет. Ну а затем случилось событие, полностью переломившее их семью.
Под Новый, восьмидесятый год Риту отправили в командировку, а Клавдию первый раз в жизни позвали друзья отметить праздник в ресторане.
— Ступай, — улыбнулась племянница, — мы с Сережей вдвоем посидим, «Голубой огонек» поглядим.
Не думая ни о чем плохом, Клавдия ушла. Вернулась она не как обещала, в семь утра, а в три ночи. В ресторане ей не понравилось: слишком шумно, много пьяных, и еда пересолена.
Клава вернулась домой. Было тихо. Думая, что Сергей и Анна давно разошлись, тетка вошла в большую комнату и онемела: они, обнявшись, спали на диване, голыми! На столе тикал будильник, стрелка звонка стояла на пяти утра.
Вы и не представляете, какой скандал устроила Клава. Проснувшиеся любовники стали оправдываться.
— Да не было ничего, — бубнил Сережа, натягивая брюки, — я совсем не пью, а тут шампанское, три бокала, вот и развезло.
— Ты Рите не рассказывай, — умоляла Анна, — не надо!
Скрепя сердце Клавдия согласилась хранить молчание. Вернувшаяся Маргарита ничего не узнала, Сергей перестал заглядывать к Клавдии.
