Варвара Клюева - Уникум
Правильно ли мы угадали? В конце концов, Генрих прав: у нас нет ни единого доказательства, только зыбкое предположение связи между Татьяной и Николаем. А Татьяна совершенно непохожа на женщину, способную закрутить роман за спиной мужа. Тогда что могла увидеть Нинка? Ну, пускай даже обезумевший от любви Николай сгреб Татьяну в жаркие объятия. Если Татьяна никак его не поощряла, нечаянный свидетель в худшем случае мог поставить ее в неловкое положение, и только. Что ей грозило? Объяснение с мужем? В таких обстоятельствах это, конечно, малоприятно, но не смертельно. Славка ведь не Отелло какой-нибудь. А представить себе Татьяну подлой обманщицей я, хоть убей, не могу.
Но и Леша тоже прав. Татьяна идеально соответствует психологическому портрету нашего убийцы: умный, решительный, с сильным характером. Как там говорил Прошка? Убийство чистое и аккуратное, совершивший его способен на мгновенную импровизацию. Или я ничего не понимаю, или это описание профессиональных качеств хорошего хирурга. А в том, что Татьяна — хирург хороший, у меня сомнений нет. Она относится к типу людей, которые блестяще делают все, за что ни берутся.
Белов назвал убийцу «крепким орешком». С одной стороны, Татьяна под это определение очень подходит, а с другой — я уверена — она не умеет изворачиваться. Во всяком случае, я на это надеюсь. Иначе у нас ничего не выйдет — не добьемся мы от нее признания.
Мои мысли переключились на предстоящий разговор с Татьяной. С чего начать, с какой стороны к ней подступиться? Как она себя поведет? Удастся ли вытащить ее сюда одну, или Славка увяжется с нами?
Я вдруг поняла, что идти за Татьяной нужно мне. Леша просто не сможет соврать ей про Генриха, а если я буду врать в его присутствии, он отведет глаза и Славка точно не отпустит Татьяну одну. Да и Марк с Прошкой не смогут вести непринужденную беседу с человеком, которого собираются обвинить в убийстве. А я? Удастся ли мне держаться с Татьяной и Славками естественно, чтобы ни у кого из них не зародилось подозрения?
Задача, которая поначалу представлялась мне достаточно простой, неожиданно оказалась непосильным испытанием. Чтобы расставить точки над "i", требовалось заманить Татьяну сюда, причем без сопровождающих. А для этого, в свою очередь, требовался человек, в совершенстве умеющий притворяться. Такого среди нас не было.
«Нет, я должна это сделать. Иначе никому из нас не будет покоя. Я разыграю свою партию без единой фальшивой ноты, даже если после этого умру от перенапряжения. Но идти за Татьяной мне придется одной».
Рано утром я потихоньку выбралась из палатки и на цыпочках двинулась к тропе, ведущей к морю. Не успела я скрыться за можжевеловыми зарослями, как меня настиг Лешин окрик:
— Варька! Ты куда это?
Я обернулась, приложила палец к губам и махнула в сторону моря, надеясь, что Леша отвяжется. Но моя надежда не оправдалась.
— Подожди, я с тобой!
Что мне оставалось делать? Затеять свару? Тогда на шум сбежались бы все и мы препирались бы до вечера. Я решила спуститься с Лешей на берег и объясниться там.
— Леша, я должна пойти в «Бирюзу» одна, — объявила я, когда мы отошли достаточно далеко от палаток. — Ни ты, ни Марк, ни Прошка не сумеете убедительно обставить вызов Татьяны к больному Генриху.
— А ты сумеешь? Тоже мне гений лицедейства! Нет, одну я тебя не отпущу. Это может оказаться опасным.
— Что за ерунда?
— Ничего не ерунда. Тебе придется идти с Татьяной бок о бок на протяжении часа. Что бы ты ни думала о своих актерских способностях, я в них не верю ни на грош. Она догадается, что у тебя на уме.
— Ну, допустим. Опасность-то в чем? Ты думаешь, Татьяна бросится меня душить? Какой в этом смысл? От моей смерти она ничего не выиграет, а проиграет все.
— Кто знает, как может повести себя убийца, загнанный в угол? Если Татьяна потеряет голову…
— Леша, ты сам говорил: Татьяна хладнокровная женщина с трезвым умом и сильным характером. Она не потеряет головы, пока не убедится, что у нас есть неопровержимые доказательства ее виновности. А поскольку у нас их нет, то ей проще повернуться и уйти, не отвечая на наши вопросы, чем подставлять себя под удар, снова пытаясь кого-нибудь убить. У меня одна надежда — на ее страх за свои отношения со Славкой. Пока Славке просто на ум не приходит подозревать жену — да и с чего бы? Татьяне не приходится лгать и изворачиваться. Но если мы зароним в его душе сомнение, для Татьяны начнется сущий ад. Она не больший гений лицедейства, чем я. А обманывать любимого мужа, с которым живешь постоянно, непросто даже для завзятой лицемерки. Она должна будет пойти на риск и рассказать нам все при условии, что Славка ни о чем не узнает. Но для этого нам нужно поговорить с ней без свидетелей. А как только Татьяна увидит твои бегающие глазки, она сразу сообразит, куда ветер дует, и изыщет какой-нибудь предлог, чтобы с нами не ходить. Нет, я должна пойти туда сама и сделать все возможное, чтобы у нее не зародилось подозрений, пока она не окажется у нас в лагере.
— Одну я тебя не пущу! — уперся Леша. — Я согласен, риск нового убийства невелик, но он есть. И потом, почему ты думаешь, что Татьяна изыщет предлог не ходить с нами, если у нее возникнут подозрения? Ведь тогда мы можем рассказать о своей догадке Славкам. По твоим же собственным словам, она должна бояться этого хуже смерти.
— Она рискнет. Ведь посвятив Славок в свои измышления, мы ничего не выиграем. Татьяна проиграет — да; но если она решит отмалчиваться, сомнения у нас все равно останутся. И она это понимает. Понадеявшись на то, что среди нас нет людей, способных сделать человеку гадость просто так, без всякой пользы для себя и других, Татьяна попросту начнет избегать всякой возможности остаться с нами наедине. Это совсем нетрудно. Ведь не сегодня-завтра они уедут, а в Москве мы со Славками и до этой истории почти не пересекались. Леша, прошу тебя, не упрямься. Если мы сейчас Татьяну упустим, нам всю жизнь придется мучиться сомнениями.
Мольба в моем голосе тронула Лешу, и он заколебался.
— Давай так, — предложил он, подумав. — Я пойду с тобой и посижу где-нибудь в укромном месте. Когда вы с Татьяной пройдете, я пропущу вас подальше — метров на триста — и пойду следом. Но вы должны быть у меня на виду.
— Но она может тебя заметить! Там, у пансионата, — еще ладно, там полно народу, а здесь, за мысом, — никого. Разве что нудисты. Ты ведь откажешься изображать нудиста?
— Еще чего! Конечно откажусь.
— Ну вот видишь…
— Ничего я не вижу! Или ты соглашаешься на мое предложение, или я пойду с вами рядом.
Поняв, что большего мне не добиться, я тяжело вздохнула и уступила.
— Ладно, иди уж следом. Только постарайся на глаза не попадаться. Не топай, как слон, и не сворачивай на своем пути скалы.
Перед дверью триста седьмого номера я простояла минуты три. Все никак не могла собраться с духом. Теперь я и сама ни на грош не верила в свои актерские способности. Но отступать было некуда. «В конце концов, почему я должна вести себя непринужденно? — мысленно подбадривала я себя. — Я волнуюсь за Генриха, а кроме того, оскорблена подозрениями, высказанными вчера Славками в мой адрес. Правда, меня при этом не было, но ребята могли мне все передать. В таких обстоятельствах скованность и нервозность естественны». И, подавив желание удрать, я храбро постучала в дверь.
— Да? — произнесли одновременно два голоса — мужской и женский. Испытав острое разочарование (в глубине души я надеялась застать Татьяну одну), я толкнула дверь.
Они сидели за столом и пили чай — Славка ко мне боком, Татьяна — спиной. Когда я вошла, и он, и она повернулись лицом к двери. При виде меня в глазах Славки мелькнуло удивление и настороженность; Татьяна же восприняла мое появление совершенно спокойно — только посмотрела вопросительно. «Если судить по их физиономиям, то убийца скорее Славка, чем Татьяна, — подумала я. — Хотя, если он считает убийцей меня, отсутствие признаков бурной радости на его лице вполне понятно».
— Привет, — сказала я хмуро. — У нас опять ЧП. Генрих занедужил.
— Здравствуй, Варвара, — сдержанно поприветствовал меня Славка. — Мне очень жаль. Можем мы чем-нибудь вам помочь?
— Ты — нет. Разве что Татьяна… Мы думаем, он просто сильно обгорел, но хотелось бы на всякий случай показать его врачу. А сюда он не дойдет — ноги сбиты и высокая температура.
— Но Таня — хирург, — напомнил Славка.
— Конечно, я схожу, — сказала одновременно с ним Татьяна, вставая.
— Тогда я с тобой, — быстро решил Славка и тоже встал.
— Э-э… тебе не стоит идти, Славка, — промямлила я и стала лихорадочно соображать, почему не стоит. — Ты… видишь ли, ты расстроил вчера Генриха, и мы боимся, что твое появление ухудшит его состояние. — (Боже, какую чушь я несу!) — То есть… у Генриха совсем упадет настроение, а при болезни это ни к чему. Лучше пусть Татьяна одна со мной пойдет. Мы потом ее проводим.
