Варвара Клюева - Не прячьте ваши денежки
Обзор книги Варвара Клюева - Не прячьте ваши денежки
Варвара КЛЮЕВА
НЕ ПРЯЧЬТЕ ВАШИ ДЕНЕЖКИ
Глава 1
— За что, Господи?! — воззвала я, воздев руки к давно забывшему о побелке потолку. — Да, я погрязла в грехе и неоднократно нарушила все десять заповедей. Возможно, я заслуживаю геенны огненной, но не такой же кары!
— Не все, — уточнил Леша, флегматично наблюдая, как я ломаю руки.
— Ты о чем? — Я оторвала взгляд от желтого пятна над лампой и недоуменно воззрилась на друга юности.
— О заповедях, — пояснил Леша будничным тоном. — Ты сказала, что нарушила все десять. Не знаю, как насчет первых девяти, но за десятую готов ручаться. В том смысле, что ты наверняка не желала ни жены ближнего своего, ни осла его, ни раба, ни рабыни… — Думаешь, убийства, кражи и лжесвидетельства за ней числятся? деловито поинтересовался Прошка, окинув меня оценивающим взглядом, точно плотник, прикидывающий, сколько материала пойдет на гроб клиента. — М-мм… Кражу помню — плавленые сырки, стянутые в петрозаводском универсаме. Лжесвидетельства тоже были — по меньшей мере парочка душегубов по ее милости до сих пор разгуливают на свободе. Но вот убийства — это что-то новенькое… Может, поделишься с друзьями, Варвара, скинешь бремя с измученной совести?
— Обойдетесь. Я вызвала вас не для того, чтобы обсуждать мое уголовное прошлое. Лучше скажите, что мне теперь делать?
— Не вижу смысла. Пока мы с Лешей будем в муках рожать ценный совет, подоспеет Марк и удавит новорожденного, не перерезав пуповины. Во всяком случае, до сих пор он ни разу не принял чужую мудрость с бережностью и благоговением, подобающими богобоязненной повитухе. Нет уж, увольте! Лучше я сам буду критиковать произведенного им недоноска, чем отдам на поругание собственное дите. Короче, совещание мы откроем, когда явятся Марк и Генрих. А пока, Варвара, ты вполне можешь облегчить перед нами душу. Признайся, кого ты там укокошила?
— Целую прорву народа, — хмуро отчиталась я, забравшись с ногами в кресло. — Правда, до физического уничтожения дело не дошло, но, если верить Евангелию, грех, совершенный в душе, приравнивается к греху, так сказать, осязаемому. Иными словами, твоя жертва может мирно окончить земной путь на склоне лет в собственной постели, но если однажды в минуту гнева ты мысленно проломил ей башку, на Страшном Суде тебе все равно впаяют по максимуму, как за предумышленное убийство.
— Ничего себе порядочки! — возмутился Прошка. — Где ж они тогда наберут праведников для своего небесного царства? Кто им будет славить Бога в таких бесчеловечных условиях? Нет, это надо же! Выходит, если я… Какой гипотетический грех собрался совершить Прошка, мы с Лешей так и не узнали. В замке входной двери повернулся ключ, и в мою карликовую прихожую с трудом впихнулись два недостающих участника созванного мной «военного совета»: Генрих и Марк.
Я наблюдала сквозь стеклянную дверь кухни, как они возятся с обувью, и сердце мое наполнялось благодарностью. Сколько лет друзья являются по первому моему зову с резвостью кур, сбегающихся на хозяйское «цып-цып-цып»! Их не останавливает ничто — ни время суток, ни грипп с высокой температурой, ни ремонт квартиры, ни прочие стихийные бедствия. Верно говорят: старая дружба не ржавеет!
Еще немного, и на мои глаза навернулись бы слезы умиления, но в эту минуту в кухню вошел Марк, и мое благостное настроение быстро увяло.
— Привет. — Он кивнул Леше и Прошке и, сведя черные брови к переносице, исподлобья уставился на меня. Как оказалось, наши мысли текли в одном направлении, но их эмоциональная окраска была различной. — Чем мы тебе так досадили, Варвара? По дороге сюда я перебирал в памяти наше общее прошлое и не сумел припомнить ни одного — ни единого! — года, когда бы нам не пришлось вытаскивать тебя из какой-нибудь мерзости. Вероятно, по молодости это еще можно было воспринимать как приятное развлечение, но с тех пор это развлечение давно утратило прелесть новизны. Подумай над этим, пожалуйста, на досуге. Ну, куда тебя угораздило влипнуть на сей раз?
— На сей раз, как и впредь, я намерена выбираться из выгребной ямы самостоятельно, — прошипела я, выбралась из кресла, отпихнула Марка с прохода и выскочила в коридор, где угодила в объятия Генриха.
— Ш-ш, — тихо сказал он, склонившись к моему уху. — Марк выведен из равновесия схваткой с милицией. Они поймали его на выходе из метро и, не удовлетворившись предъявленными документами, собрались учинить личный обыск… — И куда вы дели обезображенные трупы? — не сумела я скрыть любопытства.
— Обезображенные трупы — это по твоей части, — бросил Марк, выглянув из кухни. — Я всего лишь попросил их представиться и показать удостоверения.
— Они попробовали было качать права, — подхватил Генрих, — но нас окружили сочувствующие граждане, и слуги закона, предпочтя сохранить инкогнито, обратились в бегство — под свист и улюлюканье толпы. Первые пятьдесят метров мы преследовали их, громко выражая желание познакомиться, но они пугливо, будто девушки, спасающиеся от навязчивых кавалеров, нырнули в метро и были таковы. Пробудившийся в нас воинственный дух не нашел выхода, так что, пожалуйста, будь к нам снисходительна.
Я хотела было сказать, что срывать зло на безвинных — последнее дело, но, поразмыслив, отказалась от своего намерения. Присутствующие могли счесть (совершенно несправедливо, разумеется), что подобное заявление в моих устах звучит недостаточно убедительно. В общем, я сменила гнев на милость.
— Ладно, живите! Но раз уж вы вытащили меня из кресла, пойдемте в гостиную — там просторнее. Леша, Прошка, захватите чайник и чашки.
На случай, если моя любопытная соседка приникла к стене ухом, я вставила в магнитофон кассету, включила музыку. Подождала, пока все рассядутся, и мрачно объявила:
— Ночью позвонила Вероника. Из Цюриха. Не могла потерпеть до утра со своим радостным известием. Оказывается, она — мультимиллионерша.
* * *Вероника, как и положено неприятностям, свалилась на мою голову совершенно неожиданно. За три месяца до описываемых событий из Канады позвонил мой отец, сообщил о смерти своего двоюродного брата, сказал, что единственное чадо Виктора собирается вернуться на родину, и попросил меня позаботиться о бедной девочке. Круг своего общения я предпочитаю выбирать самостоятельно, поэтому просьба восторга у меня не вызвала, но, с другой стороны, и оснований для паники вроде бы не давала. «Бедной девочке», как мне удалось вытянуть из папы, недавно стукнуло двадцать шесть, стало быть, в няньке она не нуждается. На всякий случай я уточнила у родителя, не страдает ли его двоюродная племянница психическим или каким-либо другим недугом, требующим постоянного присутствия сиделки. Папа недуг отрицал, а о небольшой заминке, предварившей его ответ, я вспомнила только после знакомства с Вероникой.
Она объявилась примерно через неделю. Я по обыкновению не спешила подойти к телефону, но, когда включился автоответчик и нежный девичий голосок с едва заметным акцентом произнес: «Здравствуйте, Варвара. Это ваша троюродная сестра Вероника», — сочла себя обязанной ответить лично. Разумеется, я не собиралась окружать новообретенную кузину неусыпными заботами и вниманием, но человеку, не ступавшему десять лет на родную русскую землю, на первых порах, безусловно, требовался гид. «Ничего, — подбадривала я себя, протягивая руку к трубке, — неделю-другую убью на ознакомление барышни с российскими реалиями, от меня не убудет. А потом — да здравствует свобода!» Знала бы заранее, как все обернется, ни в жизнь бы не ответила.
Нехорошее предчувствие зародилось во мне с первой же секунды нашей встречи. Вероника, приняв мое приглашение, взяла от гостиницы такси и спустя полчаса (от «Космоса», где она остановилась, до моего дома могла бы добраться за те же полчаса пешком) позвонила в дверь моей квартиры. Едва взглянув на ее золотистые кудряшки, слегка вздернутый носик и невинные васильковые глаза, я подумала, что сроки ознакомления барышни с российскими реалиями придется пересмотреть. За две и уж тем более за одну неделю этакому ангелочку особенностей национального быта не постичь. Хорошо, если за месяц управимся.
«Боже, хватит на сегодня неожиданностей!» — взмолилась я про себя, впуская гостью в прихожую. Но вечер сюрпризов только начинался.
* * *Здесь я вынуждена сделать новое отступление, чтобы сообщить кое-какие факты из семейной истории моей героини. Надо сказать, до той знаменательной даты, 6 февраля 1999 года, о существовании Вероники я имела довольно смутное представление. Зато была весьма наслышана о ее отце — своем двоюродном дядюшке. Я даже видела его несколько раз, правда, в детстве. Виктор был в нашей семье легендарной фигурой — художник, бунтарь, диссидент, изгой, запойный пьяница, человек, имя которого на моей памяти всегда было связано со скандалами. Мама, стремившаяся защитить домашний очаг от его отрицательного влияния, прилагала колоссальные усилия, чтобы отвадить неудобного родственника от папы и от нашего дома. Ее пугал пристальный интерес, проявляемый к Виктору со стороны КГБ, пугали многонедельные запои опального художника, его часто весьма сомнительные любовные связи, его глубокое отвращение к штатным должностям и регулярной зарплате, его затяжные скитания по бескрайним просторам родины, тяга к рискованным знакомствам и беспредельная внутренняя свобода, граничащая с анархией. Виктор не признавал авторитетов, общечеловеческих ценностей и, помимо вышеупомянутой свободы, вообще не ценил ничего. В частые периоды полного безденежья он не гнушался наниматься на самую черную работу и допивать опивки из чужих кружек в забегаловках. Он мог занести в наше чинное семейство вшей, а то и заразу похлеще. Одним словом, мама не выносила Виктора. Папа, единственной страстью которого всегда была ихтиология, относился к кузену довольно безразлично. А я питала к удивительному дядюшке симпатию, смешанную с благожелательным любопытством, но мое мнение никого не интересовало, и контакты с дядей Виктором были безжалостно пресечены. Иногда до меня доходили кое-какие слухи о нем, но, поскольку они явно не были предназначены для нежных девичьих ушей, то доходили нерегулярно и в урезанном виде.
