Дарья Донцова - Лягушка Баскервилей
– Сейчас договорюсь, и Рината увезут в Склиф, там работает классный дядька Александр Юльевич Ваза, он из нарубленной лапши здоровую лапу сложит.
– Смешная фамилия, – развеселилась я.
– Ага, – закивала Оксанка, – только не в ней дело. По мне, пусть бы Александра Юльевича хоть горшком звали, лишь бы согласился взять. Он великолепный специалист. Не так давно бабулю, мать Аси Кругловой, после перелома шейки бедра на ноги в прямом и переносном смысле поставил, а уж все думали, конец ей. Но нет, скачет козой, палку берет лишь тогда, когда от домашних внимания хочет.
Врач взялся за лечение Рината.
– Телефончик Вазы у нас теперь в отделе на стене висит, – вещал сейчас Дягилев. – А то мало ли что… Как дела?
– Дегтярев уехал в командировку, – решила я подобраться к проблеме кружным путем.
– Говори сразу, что надо, – приказал Ринат, – я твой должник.
– Вовсе нет, Вазу посоветовала Оксана, и я совсем забыла про твою ногу. К тому же не в моих правилах напоминать людям о том, что помогла им.
– Не сердись, – засмеялся Ринат. – Случилось чего?
– Ты можешь добыть из архива дело?
– Ну… не всегда. Есть такие документы, которые…
– Нет, это не тот случай, – перебила я, – самое обычное убийство: жена отравила мужа, хотела получить наследство.
– Попробую, – без особого энтузиазма произнес Ринат.
– А я сумею на него взглянуть?
– Если придешь в кабинет, то да, – с легким колебанием ответил Дягилев.
– Когда?
– Очень надо?
– Позарез. Вопрос жизни и смерти.
– Приезжай к трем.
– Сделаешь? Так быстро? Да, кстати, все бумаги мне не нужны. Лишь листок с паспортными данными, тот, где указаны родственники и прописка преступницы.
– Имя, фамилия и отчество тетки.
– Лариса Анатольевна Королькова, в девичестве Родионова.
– Понял, – ответил Дягилев и отсоединился. Ровно в пятнадцать ноль-ноль, сжимая в руке пропуск, я вошла в кабинет Рината и протянула приятелю полиэтиленовый пакет.
– Что там? – с детским любопытством спросил Дягилев.
– Сувенирчик, – заулыбалась я.
– Желаешь подкупить лицо, находящееся при исполнении служебных обязанностей? – делано насупился приятель.
– Не столько лицо, сколько желудок, – серьезно ответила я. – Там банка растворимого кофе, чай в пакетиках и печенье с вафлями.
Ринат живо засунул банки и коробки в сейф.
– Подальше положишь – поближе возьмешь, – философски заявил он, – кофе мигом растащат. На, изучай.
Я схватила листок бумаги и впилась глазами в текст.
Лариса Анатольевна Королькова. Год рождения, число, месяц… так. Прописана… Ба, да это адрес Сергея Королькова! Хотя где жить жене, как не с мужем? Впрочем, по-разному случается. Что тут еще? Отец Анатолий Павлович Родионов, связи с бывшей семьей не имеет, мать – Галина Николаевна Родионова, проживает: город Москва, Кутузовский проспект, не работающая. Сестра – Анжелика Анатольевна Родионова, инвалид первой группы. Образование высшее.
– Ну, интересно? – прищурился Ринат. Я кивнула:
– Спасибо.
– Не за что, – отмахнулся Дягилев. – Главное, чтобы тебе, как говорила моя бабушка, на пользу пошло.
К дому на Кутузовском проспекте я подкатила часов в пять. Здание из светлого кирпича даже сегодня смотрится внушительно, представляю, как завидовали окружающие его обитателям в советские годы. Жить на престижной, правительственной трассе считалось невероятной удачей. После того как один раз Леонид Брежнев внезапно велел своему шоферу остановиться возле продуктового магазина, зашел в него, попросил у оторопевшей продавщицы глазированный творожный сырок, услышал еле слышное «у нас их не бывает» в ответ и устроил дикий скандал на заседании Политбюро, все магазины на пути следования кортежа генерального секретаря ЦК КПСС стали снабжаться наилучшим образом. Леонид Ильич более никогда не ходил в народ, но слуги народа переполошились не на шутку и превратили часть Кутузовского проспекта в зону продуктового благоденствия.
– Вы к кому? – бдительно поинтересовалась консьержка.
– К Галине Николаевне Родионовой, – бойко ответила я, – в сорок четвертую квартиру.
Лифтерша нацепила очки.
– К кому? – с изумлением повторила она.
– Родионова тут живет?
– Кем вы ей приходитесь? – не успокаивалась бабулька.
– Племянницей, – лихо соврала я. – Вчера уговорилась с тетушкой о встрече.
– Договорилась? – эхом отозвалась старушка. – Ну и ну! Как вам такое удалось?
– Очень просто, по телефону. Консьержка тряхнула головой:
– Да уж! Что же новый адрес не спросили?
– Галина Николаевна переехала? – с горьким сожалением воскликнула я.
Лифтерша закивала.
– А куда? – заулыбалась я. – Сделайте одолжение, подскажите!
– Вы ей снова звякните, – не скрывая ехидства, предложила бабулька, – она и растолкует.
Я почувствовала себя не в своей тарелке.
– Не стойте тут, племянница, – с явной неприязнью продолжала консьержка, – жильцы возмутятся, что посторонние в подъезде.
Внезапно из желудка к горлу подкатил липко-сладкий ком. Я попыталась проглотить его, не сумела и стала хватать воздух ртом, ноги задрожали, руки затряслись, из глаз сами собой полились слезы, уши заложило. Консьержка вскочила и унеслась за лифт, потом вновь появилась в поле моего зрения, держа стакан с водой. Я сделала небольшой глоток и с огромным облегчением поняла, что тошнота отступила.
– Беременная? – деловито осведомилась старуха. – Садись скорей, передохни.
Я помотала головой:
– Не жду ребенка, просто здесь душно.
– Из десятой квартиры Оля тоже так говорила, – вдруг усмехнулась бабушка, – а теперь сразу двоих в колясочке возит.
– У меня не тот возраст, – поддержала я разговор.
– Сейчас и в семьдесят родить можно, – махнула рукой лифтерша, – только кто младенца воспитывать станет? Ладно молодые безголовые, те ни о чем не думают, но взрослым бабам неплохо ум иметь. Зачем тебе Галина? Не ври больше про родство, никаких племянниц у Родионовой не имелось.
Оттягивая ответ, я открыла сумочку и стала искать упаковку бумажных носовых платков. Под руку, как назло, попадались ненужные в данный момент мелочи: ключи, пудреница, расческа, потом я увидела фотографию со свадьбы Розалии. Сначала я удивилась, как здесь оказался снимок, а затем сообразила: в тот день, когда мы с дочерью Зинаиды, Алиной, заходили в квартиру Майковых, у меня был с собой именно этот ридикюльчик, он изумительно подходит к бело-синим мокасинам, а те, в свою очередь, отлично сочетаются с голубой кофтой с вышитыми собачками. Сегодня я обулась в симпатичные туфельки и машинально прихватила нужную сумочку.
– Откуда фотография? – резко спросила лифтерша.
– На ней мои родственники, – соврала я. Ну не рассказывать же незнакомой и, очевидно, плохо воспитанной, бесцеремонно любопытной старухе о всех перипетиях.
– Здравствуй, внученька, давно ты к любимой бабуле не заглядывала, – вдруг звонко рассмеялась собеседница.
Я с недоумением воззрилась на консьержку:
– Извините…
– Не тушуйся, – продолжала веселиться лифтерша. – Если на снимке твоя родня, то кем я тебе прихожусь? А? Не узнала разве?
Изуродованный артритом палец показал на тетку в нелепом бордовом платье.
– Это я, – голосом ведьмы из мультфильма пояснила старуха.
– Не может быть!
– Посмотри внимательно, – закивала консьержка. – Я в тот день прическу сделала, накрутилась, начесалась, перья распустила, клюв помадой намазала.
– И правда, – боясь снова впасть в полуобморочное состояние, прошептала я. – Так вы знакомы с Розалией? Очень прошу, помогите. Мне необходимо встретиться с Галиной Николаевной, нужно отыскать Ларису. Похоже, она попала в ужасное положение, может…
– Галина умерла, – после небольшой паузы ответила лифтерша. – Тебя как зовут?
– Даша. Васильева.
– А я, – по-птичьи склонила голову набок старуха, – Берта Густавовна, но все зовут меня просто Берта, отчество сложное, спотыкаться не хотят. И Лариса умерла.
– Она жива, – пошла я ва-банк, – убежала с зоны, раздобыла документы на имя Розалии Ломоносовой, вышла замуж за Павла Майкова. Вы единственный человек из прошлого, которого Лара позвала на свадьбу. Почему она не пригласила прежних друзей, понятно. Но отчего не сообщила матери о своем ммм… оживлении? Вас-то пригласила на бракосочетание… Берта скривилась:
– Я как раз и была ее матерью, по сути, а Галина… Сколько она зла девочке причинила! Откуда ты узнала правду?
– Сейчас расскажу, – закивала я. – Отвечу на все ваши вопросы, а вы потом на мои, хорошо? Я не сотрудник милиции…
Около двух часов я провела в крохотной каморке консьержки, подробно рассказывая о своем расследовании. Когда повествование подходило к концу, в дверцу впихнулся здоровяк в черном форменном комбинезоне, и почтительно сказал: