Дарья Донцова - Кекс в большом городе
Баба Катя хмыкнула.
– Не были мы подругами.
– Но…
– Не нокай, – оборвала меня бабка, – хочешь совет? Езжай домой, Опара умерла, а с ней и все остальное погибло.
– Откуда вы знаете про кончину Насти? – решила я уличить старуху. – Вроде не общались после вашего переезда на новую квартиру.
Баба Катя включила чайник.
– Экая ты настырная. Сюда, в новый дом, из нашего барака шесть семей перебралось, постепенно переезжали, уж и не помню кто, то ли Нинка Ряжкина, то ли Семен Павлюк и сказали: «Слышь, баба Катя, померла Квашня-то, не дождалась отдельной жилплощади». Вот так я и узнала. Лежит себе Настя в могилке, розовые цветочки из нее растут. Господь милостив, он всех утешит, даже Опару.
Потеряв всяческое самообладание, я налетела на бабу Катю и схватила старуху за плечи:
– Кто же на погосте цветы посадил, если родственников нет, а? И откуда вам известно, что они розовые?
Знахарка вздрогнула, потом тихо ответила:
– Я позаботилась, ухаживаю за могилой.
– Зачем? Утверждаете, что не дружили, просто рядом существовали.
Колдунья вывернулась из моих рук и неожиданно нервно сказала:
– Сядь. Виновата я перед ней сильно, вот и решила за могилкой приглядывать. Ничего я больше тебе не скажу, ступай с богом, не моя это тайна.
– А чья? – Я решила во что бы то ни стало добиться цели. – Чья? И какая тайна?
– Божья, – вымолвила баба Катя и отвернулась.
Глава 26
Наступила такая тяжелая, душная тишина, что ее захотелось разорвать руками. Я внезапно поняла, баба Катя и впрямь ничего не расскажет. Забыв попрощаться, я повернулась и пошла к двери.
– Слышь, Виола, – вдруг сказала старуха, – спина у тебя болит?
Я остановилась и кивнула.
– Верно. А что, так плохо дело, что со стороны видно?
– Мне понятно, – хмыкнула баба Катя, – ходишь ты так, крюком! Одно плечо выше другого, хочешь поправлю?
– И ныть перестанет?
– Ну… да. Ложись сюда.
– Прямо на пол?
– На твердом надо, мягкая подстилка не подойдет.
Я остановилась. Постоянная боль между лопатками стала мучить меня год назад. Сначала я решила, что простудилась, потом начала винить матрас на кровати, полагала, что сплю неправильно, – ну сами посудите, ложусь здоровой, встаю больной, – но и смена кровати не помогла.
– Да не бойся ты, – хмыкнула знахарка, – у меня с твоей проблемой по два человека в день заявляются, всего-то разок шлепнуть надо. Впрочем, если охота маяться, уходи.
Я легла на пол, старуха что-то прошептала и со всей дури треснула меня чуть пониже шеи, по телу прошла такая боль, что потемнело в глазах.
– Вставай, – велела знахарка, – все.
Я машинально повиновалась, искренне удивляясь тому, что могу шевелиться.
– Ну? – улыбнулась баба Катя. – Лучше? Или еще беспокоит?
Я пошевелила лопатками и пришла в изумление – никакой боли.
– Позвонок на место встал, – пояснила знахарка.
– Вот здорово! А то я уже тонну анальгина выпила.
– Глупость это, болеутоляющие глотать, – хмыкнула бабка, – они ж не лечат, вроде как гнилой стол скатертью накрыть: с виду хорош, а под красотой дерьмо.
– И больше он не выпадет? – радовалась я.
– Пока нет. Только тебе обязательно надо гимнастику делать, мышцы слабые, вот позвонок и съезжает, станешь заниматься – забудешь про хворобу, на авось оставишь – скрючит всю, я уже не помогу. Все от тебя зависит, от твоего выбора.
– Надо же! Так просто, одна секунда – и спина здоровая, – ликовала я.
– Ага, – кивнула знахарка, – если знать, куда стукнуть. Вот и Настя Опара знала, что дать и куда спрятать!
Я заморгала, а баба Катя вдруг очень тихо сказала:
– Знаешь, отчего я тут так долго трепала всякие истории? Мне тебя почувствовать было надо, сразу понять не могу, с первой минуты. Иногда придет человек – и милый, и хороший, и ласковый, и конфет дорогих принесет, и я ему отлично помогу, расстаемся друзьями. Все славно, только после него впору в баню идти, столько грязи в комнате остается. А другой с виду сморчок, да душа светлая. Ты же упорная, все равно своего добьешься, или я ошибаюсь?
– У меня характер терьера, – так же тихо ответила я, – если вцеплюсь в проблему, буду трясти ее, пока не разрешится.
Знахарка села на стул.
– Думаешь, тебя Господь зря сюда привел? Нет, ты мое наказание, вот я и мучилась, говорить или нет. Ладно. Опара отпустила людей из лепрозория, ясное дело, за деньги. Больных потом в монастырь привезли. Епифания им документы достала и в добрый путь, пошли они по новой жить.
– Прокаженные?
– Да, только с виду-то они нормальные, от здоровых не отличишь. И не все там болели.
– И в лепрозории шум не поднимали, когда несчастные исчезли?
– Нет.
– Почему?
– Не стану объяснять, поверь, шито-крыто все было. Епифания с Опарой крепко-накрепко веревочкой связаны, почему – не скажу. Что матушка с этого имела, тоже не знаю. Вообще-то она святой человек, доброты немереной, думаю, полагала, несчастным помогает, в лепрозории ведь и здоровые есть. А вот Опара денег хотела, и куда потом их дела, не знаю, у нее самой практически ничего не осталось, нищей ушла. Если померла, конечно.
– Это как?
Баба Катя мрачно усмехнулась.
– Знаешь, как она из тюремной больницы освободилась?
– Я слышала, что безнадежно больных заключенных отпускают.
– Может, и так, только Опара «умерла», похоронила ее Епифания в Мордовии, на местном кладбище.
– Ничего не понимаю.
– Ясно объяснила же, померла Опара, потом ожила.
– ОЖИЛА?!
– Да, Епифания ее в монастырь увезла, несколько лет она там жила, потом в барак перебралась. Тихо очень денечки тащила, потом… Ну не знаю!
– Что? Что? Что потом?!
Знахарка тяжело вздохнула.
– Очень уж она злой к концу стала, прямо ядом прыскала и все причитала: денег нет, денег нет, нищета горькая, раздели меня, отняли накопленное.
– Кто?
Баба Катя развела руками.
– Не знаю, только убивалась она страшно, пару раз обронила со злобой: «Ну я их заставлю раскошелиться». А потом, гляжу, довольная ходит.
Удивленная переменами в настроении старухи, баба Катя решила заглянуть к соседке на огонек, но та не пустила знахарку к себе.
– Не убрано у меня, – проворчала Опара, – и вообще, я узлы собираю, съезжаю скоро, документы на квартирку готовлю.
– Вот я и подумала, – закончила баба Катя, – взялась Настя за нехорошие дела снова. Уж чем занималась перед смертью-то, мне неведомо. Может, шантажировала тех, кто с ее помощью из лепрозория вышел? Оговорилась она мне еще на зоне, что их несколько человек было. Вдруг списочек Настя хранила? Может, Еремина, та, которую язва убила, за ним охотилась? Потому тебя от комнаты увела? Думала тайничок найти, а в нем бумажку. Да зря, Настя с листочком небось смылась.
– Она же умерла! – тупо повторила я. – Если на тот свет ушла, назад не вернутся.
Баба Катя подперла кулаком щеку.
– Ну ладно, до конца расскажу. У Епифании лекарство имелось, в монастырях такие вещи творятся, большие умельцы есть. А при обители Одигитрия жила, она любую микстурку сделать могла, великой знахаркой считалась.
В общем, договорившись с прокаженными, Опара начала действовать. Побег готовили задолго и очень тщательно. Человек начинал пить снадобье и заболевал, ему делалось откровенно плохо, поднималась температура, ломало суставы, резко падал вес. Никакие лекарства, применяемые современной медициной, не действовали. Для того чтобы остановить процесс, следовало не просто прекратить прием варева, но и использовать противоядие. Очевидно, прокаженные страстно желали выбраться из лепрозория и верили Анастасии, раз решились на подобную авантюру.
Еще надо было обладать большой силой воли, чтобы продолжать телесные страдания, потому что человеку с каждой неделей делалось все хуже и хуже, в конце концов он умирал.
– Как умирал? – подскочила я. – Конечно, того, кто закончил жизненный путь, вынесут из лепрозория, но навряд ли задумавшие побег планировали подобный исход. Маловероятно, что люди хотели использовать гроб в качестве трамвая к остановке «Свобода».
– Именно смерть и была их целью, – пояснила баба Катя, – люди-то погибали не по-настоящему, просто внешне очень походили на трупы. Лежат, не дышат, не шевелятся…
– И что, сотрудники морга не понимали, что человек в коме?
– Охо-хонюшки! Какой особый в лепрозории морг! Опара сама смерть констатировала, тело на местном кладбище хоронили. Устраивали нечто вроде торжественной процедуры: гроб, в нем тело. Больные плачут, потом домовину увозили и закапывали.
– В землю?
– Ясное дело, затем поминки скромные, монашки приходили, они в лепрозории частые гости, обитель рядом, сестры убогим помогают, и, пока больные угощаются, им в день похорон обязательно водочки нальют, «труп» из могилы выкапывают, в монастырь переносят! Там человека в себя приводят, ну и дальше неинтересно.
