Дарья Донцова - Кекс в большом городе
Катя сидела на стуле, поджидая Надю, вдруг в конце коридора показалась каталка, на которой лежала какая-то женщина. Не успела медсестра довезти больную до Кати, как раздался громкий голос:
– Аня, забыла снимок.
– Во черт, – сплюнула девчонка и пошла назад.
– Одеяло поправьте, – прошелестело с передвижной кровати, – холодно очень.
Катя встала, хотела подтянуть повыше застиранную, серую байку и ахнула: перед ней лежала Настя.
– Ты жива? – вырвалось у знахарки.
– Едва, – шепнула Настя, – сил нет. Послушай, помоги мне.
– Но как?
– Телефончик скажу, позвони, попроси Епифанию, передай, Настя Опара умирает.
– Конечно, – кивнула Катя, – говори номер.
Разговор пришлось заказывать на почте, Надя с Катей довольно долго просидели на переговорном пункте, пока их не соединили. Из трубки послышалось:
– Слушаю вас.
– Мне бы Епифанию, – бормотнула Катя.
– Это я.
– Вы Настю Опару знаете?
Послышалось осторожное покашливание:
– Да.
– Она просила сообщить вам, что умирает.
– Где?
– В больнице.
– Адрес продиктуйте, – потребовала Епифания.
Катя поспешно назвала город и улицу.
– Спасибо, – ответила незнакомка и отсоединилась.
Катя растерянно глядела на телефон. Епифания не проявила ни беспокойства, ни элементарного любопытства, не стала вскрикивать, ахать, охать…
Через две недели Катю вызвали в комнату свиданий. Там сидела совершенно незнакомая женщина непонятного возраста, одетая в старомодное платье темного цвета, волосы посетительницы покрывал платок.
– Тут гостинец тебе, – приветливо, словно хорошей знакомой, сказала она, – чай, сахар, конфет немного. Не обессудь за малость.
– Как вас зовут и почему вы передаете мне подарки? – изумилась Катя.
– Епифанией, – ответила женщина, – мы с тобой по телефону говорили, а привет Настя Опара прислала.
– Она жива?
Епифания вздохнула и ушла от прямого ответа.
– Анастасия тебе за все благодарна.
– Так я ничего особенного не сделала.
Епифания улыбнулась.
– Это тебе так кажется!
– Просто позвонила вам по ее просьбе.
– Не всякая на такое согласится.
– Ерунда.
– Нет, – строго оборвала Епифания, – неправильное слово. Кто ж милосердие так называет. Анастасия говорила: ты скоро освобождаешься?
– Если беды не случится, то зимой, – суеверно ответила Катя.
– Куда ж пойдешь?
– Не знаю, – растерялась знахарка, – домой, наверное. Впрочем, никаких вестей из родных мест я не имею, может, уж и бани, где последнее время жила, нет. Ну не выкинут меня на улицу, пристроят небось.
Епифания поправила платок.
– К нам приезжай, примем, адрес запиши. Сначала поездом до Москвы, затем электричкой в Буркино, ну а дальше пешком или на автобусе, как повезет.
– Не чувствую я в себе сил «христовой невестой» стать, – тихо сказала Катя, – не церковный я человек.
– И не надо, – просто ответила Епифания, – я тебя в гости зову. Понравится, живи себе, места много, станешь матушке Одигитрии помогать, она у нас за лекаря. Не по вкусу тишь и глушь окажутся, в другом направлении счастье поищешь. Все равно тебе идти некуда.
Катя послушалась Епифанию и приехала в обитель, там она с огромным удивлением встретилась с Настей, которая опять стала толстой и выглядела совершенно здоровой.
Некоторое время женщины жили при монастыре, потом Епифания, у которой имелись совершенно неограниченные связи, выбила для них комнаты в Буркине, так Опара и Катя очутились в одном доме. Катя, которой суд запретил заниматься знахарством, служила в детском саду нянечкой, Настя мыла полы в местной школе.
Один раз знахарка, давшая сама себе клятву никогда не помогать больным, не удержалась и вправила спину скрюченному болью соседу. Мигом по бараку разнесся слух о костоправе, и к Кате потянулись люди. Пришлось снова браться за старое ремесло, только теперь она была крайне осторожна, никаких подарков, кроме конфет и баночки кофе, не брала, аборты не делала, от бесплодия не лечила. Катя щедро раздавала микстуру от алкоголизма, сироп от кашля, мазь от порезов и ожогов, от больных детей она шарахалась, роды не принимала. Даже тогда, когда в России появилась тьма нелицензированных целителей, знахарка не изменила своим принципам. Одного полученного урока хватило на всю оставшуюся жизнь.
Недавно барак начали расселять, Катя первой получила квартиру, теперь наконец-то, на старости лет обретя отдельное жилье, она ощущает себя королевой: вода, туалет, газ, что еще надо для счастья?
– А где Опара? – в нетерпении спросила я.
– Не знаю.
– Она к вам не приходит?
– Зачем?
– Ну… вы же дружили.
– Вовсе нет, просто жизнь столкнула. Я Насте помогла, она меня отблагодарила, с Епифанией познакомила. Если каждый человек хоть одному себе подобному поможет, тут-то и настанет божье царство, – спокойно ответила знахарка. – Закон всемирного добра.
– И где сейчас Опара?
– Я не знаю.
– А кто такая Лера?
– Лера?
– Валерия Опара.
– Понятия не имею!
Меня охватило раздражение.
– Но как же так! Ведь в самом начале нашего разговора вы сказали…
– Что? – улыбнулась баба Катя.
– Что знаете Опару.
– Ясное дело, жили рядом долго.
– Леру!
– Ты меня неправильно поняла, – нахмурилась бабка.
– Но зачем тогда столь долго и подробно живописали свою жизнь?
Знахарка поправила кофту.
– Старость ум изводит, тоскую тут в одиночестве, вот и решила поболтать.
– И еще я не поняла: при чем в вашей истории проказа?
Баба Катя хмыкнула.
– Настя Опара в лепрозории работала, врачом. А в том учреждении порядки почище, чем на зоне. Сейчас много чего в газеты повыплескивалось, информации всякой, а о лепрозориях молчок, словно нету их. Так ведь неправда, работают себе люди, и лепра существует. Только писаки туда не едут, боятся. Прокаженных-то вылечить не могут, ну чуть-чуть жизнь им скрасят, но радикального средства нет. Сожрет лепра заживо, долго мучиться станешь. Лепрозорий хуже тюрьмы, нет надежды из него выйти по-честному, ну чтоб отпустили, м-да… А так, конечно, всякое случалось, вот, например… кха… кха…
Знахарка старательно стала кашлять.
– Что «например»? – насторожилась я. – Баба Катя, вы же что-то знаете, ну скажите!
– Например, – мирно продолжила колдунья, – врачи тоже боятся, не всякий в лепрозорий работать пойдет, заразиться-то легко, и бывает такое. С медсестрами беда, ой беда… Платят мало, работы полно!
– Баба Катя! – закричала я. – Где Лера Опара? Как она связана с Еремиными? Почему Наташа мне наврала, сказав, что девушка ей сестра, причем старшая? С какой стати увела меня спешно из барака, из комнаты Насти, а? В чем там дело? Умоляю, скажите! По моим сведениям, Лера, девочка лет пятнадцати-шестнадцати, была продана некой сутенершей педофилу Абдулле. Ну я же вам все рассказала! Вы точно что-то знаете! Поймите, дело плохо, Еремины умерли, оба супруга, Луизу тоже пытались убить, я совершенно в этом уверена. Правда, пока не понимаю, каким образом киллер вызывает у людей язву, но ведь он это делает! Лера Опара собиралась поехать к бабушке Анастасии! Минуточку! Постойте!
Я задохнулась от крика, потом, забыв спросить разрешения у хозяйки, схватила со стола кружку, подбежала к мойке, налила себе воды и принялась жадно пить. Баба Катя молча наблюдала за мною, в ее лице не дрогнула ни одна мышца.
– Постойте, – прохрипела я, нахлебавшись по горло противной теплой жидкости, – вы же сказали, что барак расселили год назад?
– Верно, – кивнула знахарка, – где-то так, точное число не назову. Я первая выезжала.
– Но Лере-то не шесть месяцев! Внучка Опары подросток, девушка уже, неужели вы ее не видели?
– Никогда.
– Как же так?
– Просто. Небось она с родителями жила.
– Так у Опары были дети?
– Понятия не имею.
– Только ж что сказали: «у родителей жила»! – завопила я.
Баба Катя прищурилась.
– Ты сама о внучке заговорила, вот я и предположила, что девочка с отцом и матерью обреталась.
– И вы не слышали ничего о детях Насти?
– Нет.
– Они не появлялись в монастыре?
– Нет.
– И в бараке?
– Нет.
– Может, их и в природе не существует?
– Вероятно.
– Откуда ж внучка?
– Это ты про нее речь вела, не я, – напомнила знахарка.
Из меня ушла вся энергия, собрав в комок остаток сил, я продолжила разговор, превратившийся в допрос.
– Извините, я не верю вам.
– Я никогда не лгу.
– Может, и так, но сейчас вы изменили правилам.
– В чем же я сфальшивила?
– Ни за что не поверю, что, продружив всю жизнь с человеком, вы ничегошеньки не знали о его детях?
Баба Катя хмыкнула.
– Не были мы подругами.
– Но…
– Не нокай, – оборвала меня бабка, – хочешь совет? Езжай домой, Опара умерла, а с ней и все остальное погибло.
