Дарья Донцова - Клетчатая зебра
– Не судите, да не судимы будете, – не поддалась я на провокацию. – В молодости всем свойственно совершать ошибки, у тебя не было матери, с которой ты могла бы посоветоваться.
– Да моя мать сука! – в запале воскликнула Попова. Но мигом опомнилась: – Мы же о Фурыкиной болтаем, я-то здесь с какого бока?
– Конечно, конечно, – закивала я, – значит, ее в ранней юности обманул первый возлюбленный…
– Ага, – согласилась баба. – Он женатый был, вежливый, воспитанный, цветы дарил… слушай, закажи сто граммов для легкого разговора! Больше не попрошу!
Я поманила официантку. Когда та принесла маленький графинчик, Светлана Михайловна быстро опустошила его и стала рассказывать свою историю. Она старательно пыталась изобразить, что не имеет к Фурыкиной никакого отношения, говорила о себе в третьем лице, но иногда забывалась и произносила местоимение «я». Я же делала вид, что не замечаю оговорок и верю «сказочнице»: вроде все происходило не с ней, а с подругой по заключению.
В юности Светочки не было ничего особенного. Да, она росла без отца, с сильно пьющей матерью, которая предпочитала не замечать собственную дочь, но подобное случалось со многими. Света окончила несколько классов и пошла в ФЗУ,[11] получила профессию сборщицы часов и очутилась на заводе. Такую работу многие считали хорошей, сиди себе в светлом зале и ковыряйся пинцетом в механизме. Но Светлана была молодая, подвижная, ей хотелось хорошо одеваться, делать перманент в парикмахерской, веселиться и бегать на танцы, а не корпеть на конвейере. Поэтому она частенько прогуливала, и ее фото регулярно появлялось на доске позора. В конце концов бригадир нажаловалась начальнику цеха, а тот решил уволить девчонку-разгильдяйку. И тут выяснилось, что у юной Светочки есть дочка, рожденная вне брака. Алена жила в деревне, на попечении прабабки. Светлана очень гордилась тем, что не отказалась от девочки в родильном доме, а «воспитывает» ее, даже иногда, раз в полгода, навещает ребенка.
Светлану оставили на заводе, но с конвейера, где требовались аккуратность и внимательность, убрали, перевели в упаковщицы. Девушка потеряла в заработке, но не расстраивалась. Отстояв нудную смену, Попова неслась гулять, у нее было много веселых приятелей. Во время одной из вечеринок Света встретилась с Алексеем Фурыкиным, и ее жизнь кардинально изменилась. Леша был милиционером, он не пил, не курил, учился в институте на вечернем отделении. Почему со всех сторон положительного Фурыкина привлекла бесшабашная Светлана? Любовь, как известно, зла. Кое-кто из общих знакомых попытался открыть парню глаза на его избранницу, но Алексей советов не слушал, женился на Поповой и удочерил Алену.
Замужество самым благотворным образом повлияло на безалаберную девушку. За короткое время она превратилась в идеальную супругу и заботливую мать. Алексей быстро продвигался по службе, Светлана обеспечивала домашний уют, Алена ходила в школу. Спокойная, счастливая жизнь длилась не один год, но потом дочь стала выходить из-под контроля…
Фурыкина облокотилась на стол и понизила голос:
– Девчонка оказалась маньячкой! Она убивала детей, а потом бежала домой и требовала, чтобы родители прятали трупы! Мурашки от такого бегут, правда?
– Да уж, – протянула я. – И отчим с матерью покрывали малолетнюю убийцу?
– Верно мыслишь, – похвалила меня Светлана Михайловна. – Ребенок – это святое, ради кровиночки на все пойдешь. Когда Алена попалась, родители взяли вину на себя.
– Шекспир отдыхает, – пробормотала я.
– Трагедия! – торжественно объявила Светлана. – Драма! Алексея, совсем невиновного, расстреляли. А мать, мою подругу, посадили, и мотала она срок до конца, никто ей условно-досрочного не дал. За свою доченьку страдала! Каждый день в бараке молилась, счастье ребенку выпрашивала!
Мутные глаза Светланы Михайловны наполнились слезами. Едва сдерживая гнев, я сказала:
– Душераздирающая повесть, вот только не пойму, зачем родители взвалили вину на себя. Алене едва исполнилось десять, ей тюрьма не грозила. И ладно Светлана, но Алексей! Выходит, его расстреляли за несовершенные преступления. Думается, человеку не хочется умирать в расцвете сил даже за родную дочь, а здесь приемная.
– Тебе этого не понять, – всхлипнула женщина.
– И жертвы-то были изнасилованы! – гнула я свою линию. – Значит, в преступлении замешан мужчина.
– Нет, – уперлась Попова, – их просто резали, а менты про секс приписали.
– Да зачем? – поразилась я. – Какой смысл?
– Хотели Алешу с дороги убрать. Он в ментовке многим из-за своей честности поперек горла встал, – каркнула Светлана Михайловна. – Обрадовались возможности убрать его и подставили.
– Однако, вы сильно любили дочь, – отбросив игру в «историю подруги-зэчки», сказала я, – Людмила Николаевна Филиппова рассказывала мне, как жена Фурыкина пришла к ней, принесла кольцо невероятной ценности и попросила, чтобы Вадим Петрович убрал из дела все упоминания об Алене. И еще сказала: «Детей я заманивала». И это похоже на правду, поскольку трудно поверить в то, что десятилетняя девочка способна на неописуемо жестокие действия.
На лице Светланы Михайловны появилось выражение неподдельного удивления.
– Ну-ка, ну-ка, че она натрепала?
– Повторить? Ты заявилась к ней, отдала эксклюзивное украшение и попросила об услуге. Вадим Петрович должен был вычеркнуть из дела все упоминания об Алене, детей к маньяку заманивала не она, а ты, пользуясь тем, что фигурой похожа на подростка, переодевалась и обманывала будущих жертв.
– Вот сука! Дрянь! Эта падла еще жива? Следователь кольцо буквально с руки у меня содрал! – заголосила Светлана Михайловна. Но тут же спохватилась: – То есть не у меня, я к этой истории отношения не имею, про подругу говорю…
Однако она опять не выдержала взятой на себя роли. Сорвалась, зачастила:
– Не ходила я ни к какой бабе. Следователь сам ко мне припер. Хотел денег, обещал из-под вышки вывести. Гад! Я ж тогда не знала, что женщин к расстрелу не присуждают. Поверила ему, жить-то охота. Ну и рассталась с украшением, отдала колечко, сказала: родительское наследство. У Филиппова аж глаза выкатились, так перстенек с брюликом ему понравился. Потом-то услышала, что мне бы все равно «коридор» не светил. Обманул дурищу Вадим Петрович!
– Ну да, – кивнула я, – значит, драгоценность следователь забрал себе?
– Чтоб мне на шконку[12] опять попасть, если вру! – перекрестилась Светлана. – Мамой клянусь! Вадим Петрович ушлый был. И никто потом о кольце не вспомнил, оно ни в какие описи не попало. Странно, как родственники жертвы промолчали. Я бы орать стала, обнаружив потерю.
Я опустила глаза. Да нет, не странно. Аня взяла украшение тайком, после смерти девочки ни ее мать, ни бабка драгоценности не проверяли, не до того им было. Аник же, знавший, что у сестры в тот злополучный день был на руке перстень, молчал. Правда выплыла на свет уже после того, как был вынесен приговор Фурыкиным – Филиппов не знал, кому принадлежит на самом деле кольцо. Вадиму Петровичу просто повезло, а Людмила Николаевна солгала мне, выдумала на ходу оправдывающую мужа историю. Из ее слов выходило, что следователь взял мзду, но ведь за благородное дело – спас оклеветанную девочку, а не потребовал взятку от пособницы маньяка. Людмила Николаевна талантливая лгунья, я ей поверила.
– Щас приду, – буркнула Светлана Михайловна, поднимаясь.
– Ты куда? – бдительно поинтересовалась я. – Мы еще не закончили беседу!
– В туалет, – фыркнула тетка. – Че дергаешься, вернусь. Не веришь, на дверь смотри, мимо нее на улицу не попасть.
Я проводила глазами бывшую зэчку, увидела, как та скрывается за тяжелой темно-бордовой портьерой, отделяющей санузлы от зала, и замерла в ожидании. Но минут через десять заерзала на стуле – Светлана слишком задержалась в сортире. Наверное, надо за ней пойти.
– Оплачивать будете? – прочирикала хорошенькая официантка, подходя к столику.
– Сейчас моя знакомая вернется, и, вероятно, мы закажем еще кофе, – пообещала я.
Девушка хитро улыбнулась и поправила бейджик с именем «Таня».
– Она не вернется.
– Почему? – растерялась я.
Официантка засмеялась.
– Там, за шторой, черный выход. Бабка им всегда пользуется.
– Всегда? – ошарашенно повторила я. – Она сюда часто приходит?
– Прикольная старушонка! – почти с восхищением воскликнула Таня. – Страшная – аж жуть, вечером увидишь – паралич разобьет. С лица бабка, с заду младше моей сестры-осьмиклашки выглядит, одевается чумой. Но мужики на нее клюют. Где она их ловит?! Приводит сюда, поест, попьет и через служебную дверь сматывается.
– Ловко, – протянула я.
– И никто шума не поднимает, – болтала девушка. – Вы, кстати, первая женщина! Обычно она дедушек дурит.
– Вы знаете о хобби мадам и пускаете ее в кафе? – запоздало возмутилась я.
