Людмила Милевская - А я люблю военных…
Пришлось признать, что таких дур немного.
— Вот то-то и оно, — удовлетворившись, успокоилась Капа. — А я все это выношу и, порой, горжусь этим дармоедом. Твой бизнесмен, если вдруг припечет, сядет в “Бентли” и укатит. Они же все эгоисты, бизнесмены эти, своя шкура им всего дороже. Всех продадут: и детей и жен. А мой Коля не такой. Он человек слова, у него есть честь, у него есть я. Ради меня Коля жизни своей не пожалеет, случись в этом надобность. Жаль, вот, все не случается.
Слышать такое мне было обидно.
— Ты, Капа, очень неправа, — возразила я. — Хоть и бизнесмен мой Сережа, но жизнью своей и он не боится рисковать ради меня. Знаешь как не хотел отпускать сюда меня одну?
— Нет.
— А я знаю, — успокаиваясь, сообщила я и с преувеличенными подробностями рассказала какой смельчак мой Сережа.
Капа выслушала меня с огромным вниманием и сделала абсурдное заключение:
— Тогда он тоже из ФСБ.
Пока я смеялась, она вернулась к полковнику. С жаром начала меня убеждать, что не мог стрелять в президента Петька Смирнов.
— Уж кого-кого, а Петьку я знаю и вдоль и поперек, — заверила она. — Смалку с Колькой они дружили. Петька Смирной, Сашка Смелов да мой Колька с самого детства не разлей вода.
— Это ни о чем не говорит, — вставила я, но Капа меня не слушала.
— Вместе школу закончили, — продолжила она, — в один университет поступили. Всегда друг за другом тянулись. Коля мой, правда, их обскакал, но это все потому, что у Николасика есть я. У Петьки так себе жена, ни рыба ни мясо. У Сашки чуть лучше, но тоже плохо мужем руководит, поэтому они дальше полковников и не дослужились. В остальном же, если не брать их жен, в государственном смысле, Соня, слышишь, они идеалы. Вот только глянь, как прошла их жизнь…
Капитолина уже полезла в свой доисторический сервант, извлекла с посудной полки семейный альбом и начала с интересом его перелистывать, с нежностью комментируя:
— Вот это мой Колька с Петькой на соревнованиях по стрельбе. Глянь на Петьку, вишь какой был худой, с детства патриот такой, только диву даешься. В общем, предатель из него никакой. Вишь глазки какие правдивые, честные.
Глазки у Петьки действительно были как у Павла Корчагина. Я хмыкнула и хотела свои на этот счет аргументы привести, но Капитолина уже так сильно была воспоминаниями увлечена, так увлечена, что и слушать меня не хотела.
— Вишь, Колька мой, орел. А это он с Сашкой, а вот они втроем: Колька, Сашка и Петька. А это Сашка Смелов один, ох и красавец он был, да и теперь еще ничего. Колька меня иногда к нему даже ревнует, — с блаженной улыбкой сообщила Капитолина.
Я смотрела и глазам своим верила, надо же, какие бывают чудеса!
— Капа, — закричала я, — да откуда же у тебя здесь мой Сережа?
— Где? Где? Где Сережа твой? — забеспокоилась Капа.
— Ты, оказывается, с моим Сережей знакома! — прозрела я.
— Да где? Где твой Сережа? — уже рассердилась Капитолина.
— Да вот он, — я ткнула пальцем в фотографию. — Это Сережа мой!
Капитолина бестолково посмотрела на меня, потом на фотографию моего Сережи и заупрямилась:
— Да нет здесь его. Колька мой есть, Петька есть, Сашик, вон, Смелов, а Сережи…
— Какой Сашик? — вознегодовала я. — Это не Сашик, а мой Сережа. Да, отчество у него действительно Александрович, значит Сашиком был отец, а сам он Сережа, обладатель роскошной квартиры, “Бентли” и испанского гарнитура!
Капитолина секунд на двадцать дар речи потеряла, а потом возмущенно меня просветила:
— Да не Сережа это, а Саша наш! Сан Саныч Смелов.
Глава 38
“Сан Саныч Смелов?”
Поверить такому я не могла, а потому рассмеялась:
— Ты ошибаешься, Капитолина.
— Ха! Ошибаюсь? Знаю его с младых ногтей, и голову на отсечение дать могу, что нет у Сашки Смелого никаких “Бентлей” и роскошных квартир с испанскими гарнитурами.
— Как это нет, — возмутилась я, — когда своими глазами гарнитур видела и даже на нем спала? Не морочь меня! Сережа бизнесмен!
Передать не могу, как я разозлилась.
Но и Капитолина уже не на шутку разошлась, видимо представить бизнесменом Сашку Смелова ей было слишком противно.
— Ха! Испанский гарнитур! — с презрением воскликнула она. — Не способен наш Смелов на это. Лишения терпеть — да! Жизнью своей рисковать — пожалуйста! За гроши как каторжанин пахать — сколько хочешь! Но чтобы “Бентли” и испанский гарнитур? Уважать его перестану! — вынесла очень странный приговор Капитолина.
Мне снова стало смешно.
— Хочешь уважай, хочешь не уважай, но мне его квартирка пришлась по душе, — заявила я.
Однако Капа стояла на своем:
— Из коммуналки недавно выбрался Сашка, да и то с большим трудом, потому что настоящий полковник! Полковник ФСБ! Он Родине служит, а не ворует! — с пафосом заключила она, имея ввиду и своего Колю.
— Что? — возмутилась я. — Родине служит? Уж накормила Родина своих сыновей, а этот в ресторанах обедает да шляется по салонам не хуже меня.
— Если и шляется, только по службе и с глубоким отвращение, потому что идеалист и всю жизнь без остатка Родине отдает, а не ворует, как некоторые, — снова повторила она, будто я ворую.
Тоже, между прочим, время от времени Родине служу и уж тогда всю себя отдаю. Без остатка.
Естественно, без промедления мыслью этой с Капитолиной и поделилась.
Она возражать не стала:
— Тогда, Соня, вы с Сашей друг друга нашли, вот жаль, только, что он жене своей не изменяет.
Я поверить ей не могла:
— Быть этого не может!
Женой она окончательно добила меня. Что я могла возразить против таких веских аргументов? А тут еще вспомнила, как Сергей ласково смотрел на меня, как собирался рисковать собой ради моей бездарной особы, еще раз на фотографию глянула и сказала:
— Капитолина, ты права, это не мой Сережа. Это просто очень похожий на него Сашка Смелов.
И тут же возник вопрос: чем в этой истории мне полезна Капитолина, если никак не могу убедить ее в предательстве Петьки Смирнова? Совершенно очевидно: в то, что ее Петька Смирнов, то есть полковник Петр Петрович в президента стрелял Капитолина не поверит и под страхом собственной смерти. Она скорей поверит, что из гранатомета жахнула я, на почве психического расстройства.
“Что за навязчивая идея у всех моих друзей? — в который уже раз изумилась я. — Просто спасу нет, как хочется им считать меня сумасшедшей. Будто сами все разом чокнулись. Правда есть и другое объяснение: они завидуют моему аналитическому уму.”
Нет, я ни коим образом не осуждала Капитолину. Это прекрасно, что Капа с жаром защищает своих друзей, но, выходит, не всегда этот жар полезен. Петька Смирнов, со своими честными глазками, взял да из гранатомета в президента и пальнул, а я теперь это доказывай, будто нет у меня других дел.
И что у Капы за аргументы? Что она приводит в пользу этого Петьки? Его чистые глазки? Да на кой ляд нужны террористам эфэсбэшники с грязными глазками? За такими небось следят и следят. Врагам непорочные службисты нужны. Как раз таких и вербуют, с чистыми глазками. Чистые глазки без денег мутнеют и в конце концов пачкаются — уж Родина, мать их, должна бы знать это.
Короче, чистые глазки, решила я, первейшая улика против Петьки Смирнова.
Да, все это так, но кто мне поверит?
Кто поверит мне, если мне не верит даже моя Капитолина? — это, кстати, уже второй вопрос. На первый я быстро ответ нашла: раз Капитолина на Петю молится и ничем мне не поможет, так и незачем у нее сидеть, дожидаться пока приедет Коля и определит меня в дурдом, ведь это единственное, что он, пользуясь своими генеральскими возможностями, готов для близкой подруги сделать.
“И к чему в итоге пришла? — горестно подумала я. — Опять к тому же: рассчитывать только на своего Сережу могу да еще на этого умалишенного Харакири. Вот уж по ком точно плачет дурдом!”
Я отбросила в сторону семейный альбом, часть которого Капа расположила и на моих коленях (так он был велик), решительно поднялась с дивана (именно там происходил наш разговор), и сказала:
— Мне пора.
Капа испугалась:
— Как — пора?
— Самым натуральным образом, — заявила я, предвидя с ее стороны сопротивление.
Не сопротивления боялась я (Капа слишком мала), а того, что могу ненароком обидеть любимую подругу, которая (в этом я не сомневалась) желает мне только добра, в ее, конечно, понимании.
Я с пониманием Капы согласна не была, а потому действительно могла подругу обидеть. К этому, кстати, все и шло: Капа тоже вскочила с дивана, выпятив грудь встала на моем пути и изрекла:
— Не пущу тебя!
— Увы, придется, — сказала я, легко отодвигая Капитолину в сторону и направляясь к двери.
— Соня! Соня! — вцепилась она в меня. — Умоляю, не делай глупостей!
Я легонько ее оттолкнула и крикнула:
— Уходим, Харакири! — и мой славный ронин мгновенно вырос на пороге.
