Людмила Милевская - А я люблю военных…
— Слышала, не в курсе этот болван!
Болван видимо тоже не молчал, потому что Капитолине тут же стало не до меня.
— Да как ты можешь? — закричала она. — Как ты можешь нести такое, когда о нашей чокнутой Соньке идет речь? “О какой, о какой!” — передразнила она. — О Мархалевой, о какой же еще! Нет! Ну ты! Ха! Придумать такое! Сонька стреляла в президента! Да она и мухи не обидит!
— Но задолбу эту муху так, что та сама на меня набросится, — пообещала я.
Капитолина с удовлетворением положила трубку и, победоносно глянув на меня, сказала:
— Сейчас Коля все узнает и позвонит, — и, вздыхая, добавила: — Что бы он без меня делал?
— Умер бы, — сказала я и мысленно уточнила: “От счастья.”
— Да, умер бы, — охотно согласилась Капитолина и, сделав презрительный жест, небрежно бросила: — Что мы все о ерунде, рассказывай! Рассказывай об этом покушении!
И я начала рассказывать. Начала с самого начала, с того момента, как познакомила своего Евгения с Юлькой, подругой детства. Капитолина внимательно слушала, время от времени ахала и кивала.
— Черт возьми! — приговаривала она. — Какая ты дура!
— Да! Да! — исступленно подтверждала я, переходя к несчастливой женской доле Юльки.
Здесь мне было что сказать — информации бесчисленное множество.
— Ей с детства с мужиками не везет, — с фальшивым сочувствием сообщила я. — В детском саду, в старшей группе, эта Юся влюбилась в Артусика, так тот Артусик на нашу Розу запал. Представляешь, везде ей дорогу перешла наша Роза, сначала с Артусиком, потом с этим Ряшкиным. Юлька до одури любит Ряшкина, а Ряшкин до сих пор сохнет по Розе, а там и Розы той всего ничего, но сколько у Юльки от нее неприятностей! — едва ли не искренне загоревала я.
— Про себя, про себя говори, — напомнила Капитолина. — Юлька совсем не сохнет теперь, раз целого твоего Евгения отхватила.
— Да, теперь сохну я. Фортуна от меня отвернулась. А тут еще и покушение приключилось, прямо на новоселии Любы.
И я подробно рассказала о самом новоселье, о накрытом столе, о гостях, не забыла упомянуть и Тамаркино платье — до чего она в нем была смешна! Про Розу, про Пупса ее изложила, про Тосю с ее Тасиком, про их скандал, который Тося закатила Тасику из-за Ларисы прямо на новоселье…
Капитолина слушала, открыв рот.
— Как интересно, как интересно, — приговаривала она.
Мне и самой это рассказывать было интересно. Передать не могу, с каким удовольствием общались, и вдруг ни с того ни с сего прерывает меня какой-то там телефонный звонок. Капитолина, конечно же, с неудовольствием от рассказа моего отрывается, в гневе хватает трубку и сходу выдает яростную речь:
— Ты не придумал ничего лучшего, как от разговора меня отрывать? Ха! Что ты там лепечешь? Сама просила? О чем там я просила тебя? О чем вообще тебя можно просить? Я что, враг самой себе?
И тут она меняется в лице и вопит:
— Что-ооо?! Ты не шутишь?! Сонька?! Наша чокнутая Сонька?! Какой кошмар! На кого, на кого? На самого пре… ?!
Дальше продолжать она уже не могла — захлестнули эмоции: только трубкой трясла да глазами вращала. Я вырвала из ее руки трубку, приложила к уху — короткие гудки.
— Что Коля сказал? — спросила я у Капитолины.
— Чтобы я не отпускала тебя никуда, потому что у тебя крыша поехала, — честно призналась она.
Глава 37
Ха!
Крыша поехала у меня!
У меня крыша поехала!
Что творят мои друзья?! Всю жизнь так считали за моей спиной, а теперь дружно признались мне прямо в глаза. И этот генерал туда же, культурный образованный человек…
— Он что, так и сказал? — спросила я у Капитолины. — Сказал, что у меня крыша поехала?
Она еще и удивилась:
— Нет, конечно, ну как ты можешь? Коля никогда не скажет так коротко. Он долго, пространно и по-научному объяснял, что из гранатомета ты пальнула вследствие некоторых психических расстройств твоего организма. У тебя галлюцинации, мания, ты представляешь себя членом какого-то БАГа…
— ВАГа, — машинально поправила я.
— Пусть ВАГа, это все одно, — ласково согласилась Капитолина. — Сонечка, очень хорошо, что ты ко мне пришла. В этом твое спасение.
— Та-ак, — сквозь зубы процедила я и тут же, стоически не обращая внимания на жалость подруги, продолжила свой рассказ.
На этот раз я сразу перешла к заключительной части новоселья, упомянула про тарелку с салатом, в которой утром нашла себя, про муху — муху и “Муху” — гранатомет, про мужика в фуфайке, про выстрел…
В общем, на удивление лаконична была — часа в два уложилась. Капа слушала, горестно качая головой.
— Поверить, Соня, не могу, что ты стреляла в президента, — заключила она, когда я исчерпалась.
— Да не стреляла я! Не стреляла! — взорвалась я. — Во-первых, чисто физически не могла — на ногах не стояла, а во-вторых, как и ты, люблю своего президента!
Что ж я, дура, истреблять настоящих русских мужиков? Их раз-два и обчелся.
Капитолина все еще с недоверием на меня смотрела и задумчиво спросила:
— Ты уверена, что стреляла не ты? После всего того, о чем ты мне тут рассказала — про Женьку и Юльку — пожалуй крыша поехала бы и у меня. Брр! Если бы с этой Юлькой связался мой Коля! Уж и не знаю в кого бы начала стрелять я!
— Может и я бы начала, но не успела. Мужик в фуфайке меня опередил, — в запале воскликнула я, но тут же одумалась и сплюнула: — Тьфу! Боже мой! До чего вы все меня довели!
— Но если не ты стреляла, то кто? — растерялась Капа, которая (вот она, настоящая подруга!) явно начала склоняться к мысли, что верить все же следует мне, а не каким-то там ФСБ. — Соня, ты же сама утверждала, что на Любином этаже стрелять было некому. Охрана вверху, охрана внизу, злодею уйти невозможно. Если мужик в фуфайке не твоя галлюцинация, тогда кто он? Кто?
— Кто? Это знаю только я! Полковник! Он, полковник, и стрелял!
Капа опешила:
— Какой полковник?
— Полковник ФСБ!
Думаю не стоит упоминать о важности и гордости, с которыми я сей факт сообщила.
Судя по панике на лице Капы, она тут же начала переваривать полученную информацию. Скорей всего прикидывала, как предательство полковника может отразиться на карьере ее Коли — положительно или отрицательно?
— Что за полковник? — наконец спросила она, думаю, зайдя в тупик от дефицита подробностей.
— Ну этот, Любкин сосед, Петр Петрович, — сообщила я, и… Капа рассмеялась.
Очень неожиданно, заметить должна, и неуместно, ведь речь о предателе Родины шла.
— Петя Смирнов? — хохотала Капа. — Ой, не могу! Стрелял в президента? Ой, не могу! Наш Петька Смирнов? Соня, ты точно сошла с ума! — резюмировала она и смеяться перестала.
Теперь Капа на глазах мрачнела, мрачнела задумчиво. Я с интересом наблюдала, чем это закончится. Такие перепады настроения! Интересно у кого из нас эти самые психические расстройства?
Окончательно помрачнев, Капа яростно сжала кулаки и сквозь зубы процедила:
— Сволочь Женька, до чего бабу довел!
Я потеряла последнее терпение, видит Бог, не безгранична в этом смысле и я. Потеряла терпение и завопила:
— Да Женька здесь совсем не при чем! Я даже рада, что он к Юльке свалил! Теперь, когда муж меня бросил, я счастливейшая из женщин!
— Почему? — спросила Капа, и это мое заявление списывая на расстройство ума.
— Да потому, что я новое счастье уже обрела!
Выщипанные брови Капитолины снова на переносице домиком сошлись, а глаза подслеповато прищурились.
— Ну-ка, ну-ка, давай рассказывай, — загораясь любопытством, прошептала она, напрочь забывая о моем безумии.
Я тут же поведала о Сергее, отдельно и очень подробно упомянув и его “Бентли”, и роскошную квартиру, и испанский гарнитур.
— Такой мэн! Такой мэн! — по ходу повествования восхищалась я.
— Это же надо! Это же надо! — вторила Капа, радуясь за меня всею душой и немножечко мне завидуя. — И этот мэн тебя любит? — недоумевала она.
— У нас страшенный роман! Страшенный! — и взглядом и жестами выразила я свои впечатления, стараясь не замечать впечатлений Капы.
— Страшенный роман?! — Капа ахнула и схватилась за голову. — Как я завидую тебе! — уже откровенно призналась она и добавила: — А у меня лишь этот болван Коля. Только в жизни и сумел, что до генерала дослужиться.
— Такие люди тоже нужны, — снисходительно успокоила я подругу.
— Кому нужны? — возмутилась она.
— Людям нужны, — пояснила я. — На таких страна наша держится.
Капа яростно со мной не согласилась.
— На таких, как я, держится наша страна! — с болью стуча в грудь кулаком, закричала она. — Ведь если бы я всю жизнь не терпела своего бестолкового Колю, он бы без женской заботы, без внимания, сник, затосковал, заболел и не смог бы служить Родине. Соня, скажи честно, много найдется дур, способных бесплатно вынести все это безобразие: беспорочность собственного мужа, его честь, ответственность и патриотизм?
