Людмила Милевская - Кикимора болотная
Шарахается от всех, говорит, что меня не достойна, несет всякую ерунду.
— Какую ерунду? — испугалась я.
— Не знаю, я ее не понимаю, — признался он, — говорит, что я в ней ошибся.
«Совсем сдурела? — возмущенно подумала я. — Точно хочет все испортить!»
— Где она?
Миша пожал плечами.
— Не знаю. В тот-то и дело. Она пришла ко мне в офис, плакала, хотела серьезно поговорить. Я посадил ее в автомобиль и повез домой. По дороге мы поругались, она выскочила из машины и убежала.
— Как это «выскочила»? На ходу, что ли?
— Почему «на ходу»? Я остановился, она и выскочила. Вот, приехал к вам, с полчаса шлепал по лужам, даже курил, не решаясь войти, а ее и здесь нет. Не знаю, где искать.
Мне стало легче. Если дело только в этом, не беда. Жанну мы приведем в чувство, лишь бы он к ней нормально относился.
— Миша, ответь мне на один вопрос: ты ее любишь?
Он явно не ожидал такого поворота и очень удивился.
— Конечно, люблю.
— Тогда можно, я буду с тобой откровенна?
— Да, конечно.
— То, что Жанна нервничает, это нормально в ее положении, но, думаю, есть причина, которая и лишает ее покоя. Я восхищаюсь Елизаветой Павловной, да что там восхищаюсь, я ее боготворю! — воскликнула я, с удовлетворением отмечая кислое выражение лица Михаила.
Было ясно: он тоже ее боготворит и порой считает, что такому ангелу место на небе.
— Не может не восхищать доброе сердце твоей матери, — с пафосом продолжила я. — Сердце, способное обогреть всех, кого оно любит. Иногда тем, кого она любит, становится даже жарко. А бывают моменты, когда жар ее сердца просто сжигает дотла. Боюсь, это и происходит с Жанной.
Михаил смотрел на меня как на ясновидящую.
— Вы думаете, она из-за мамы?
«Конечно, из-за мамы, дурак! Из-за твоей мамы и паралич может хватить, не у всех же такое крепкое здоровье, как у тебя», — подумала я, но вслух сказала другое.
— Нет, что вы! Ваша, Миша, мать здесь ни при чем, — участливо пожимая его руку, воскликнула я. — Кстати, Жанна обожает ее и во всем хочет ей подражать.
— Не надо, не надо! — испуганно закричал Михаил. — Вот подражать не надо. Жанна — яркая индивидуальность. Любое подражание испортит ее.
Я энергично кивнула головой:
— Абсолютно согласна, но Жанна-то так не считает. Она мучается от того, что не такая, как ваша мать. Поэтому она вбила себе в голову, что вас не достойна.
— Только поэтому? — изумлению его не было предела. — Как вы меня успокоили. Софья Адамовна, но что же делать? Я не хочу, чтобы она была похожа на мою мать. Мне Жанна нравится такая, как она есть. Но где же она сейчас?! — хватаясь за голову, горестно .воскликнул он. — В такой ливень!
— Давно вы расстались? Он взглянул на часы.
— Чуть меньше часа назад.
— В таком случае она в метро и вот-вот будет у меня. Думаю, тебе лучше уйти. Мы должны поговорить с ней с глазу на глаз. После беседы все станет на свои места. Обещаю тебе.
Михаил вскочил с дивана и заметался по комнате с криками «мне лучше уйти».
— Да, — сказала я и глазами показала, где дверь.
Он мгновенно шмыгнул в нее и, схватив пальто и на ходу надевая его, буквально вылетел из моей квартиры и побежал по ступенькам вниз.
— Чтобы не встретиться с Жанной в лифте! — уже с восьмого этажа крикнул он мне.
Я стояла на лестничной площадке, махала ему вслед рукой и, умиляясь, думала: «Он любит ее. Любит».
— Чтой-то двери все пораспахнули, — возмутилась за моей спиной баба Рая. — И зонтов мокрых понакидали, и чумаданов.
Ах, Миша!
Я выскочила на балкон и, потрясая зонтом и кейсом, закричала со своего девятого этажа:
— Миша! Миша! Забыл!
Он уже садился в автомобиль и только махнул рукой:
— Не страшно! Потом!
Его «Мерседес» рванул в сторону проспекта, а на аллее показалась фигурка Жанны. Она бежала вдоль злополучных кустов, согнувшись под струями ливня. Я тоже промокла вмиг и вернулась в комнату.
— Спрячь это все пока, чтобы Жанна не увидела, — сказала я бабе Рае, отдавая ей зонт и кейс. — Не хочу, чтобы она знала, что ее Миша был здесь.
Баба Рая, ворча и вздыхая, выполнила просьбу и отправилась укладывать Саньку спать, а я пошла встречать Жанну.
Она была в отчаянии. Плакала и причитала:
— Я так больше не могу. Я устала! Устала!
— Это все потому, дорогая, что в тебе ребенок не от Миши. Избавишься от него, и будет все хорошо, — успокоила я ее.
Однако у нее началась истерика.
— Какой он чужой?! — закричала она. — Какой он чужой, раз во мне?! Это мой, мой ребенок! Мой!
Я не поверила своим ушам. Что это она говорит? «Мой ребенок»?
— Да! Мой! — с новой силой закричала она, прочитав опровержение своих слов на моем лице. — Пять месяцев! У него уже ручки и ножки! И сердечко! И попка! Он маленький! Беспомощный! И совсем ни в чем не виноват! Он маленький и беззащитный! Его каждый может убить! И только я могу его защитить!
Мне оставалось хвататься за сердце и причитать «боже, боже».
— Ты хочешь его рожать? — с трудом шевеля онемевшими губами, спросила я и подумала:
«Что-то мне очень нехорошо. Я, видимо, сейчас упаду».
— Да, рожать, — отрезала Жанна и поплыла куда-то, поплыла…
И комната поплыла, и стол, и люстра, и баба Рая… Стоп! Откуда она здесь взялась? Кто ее приглашал? Я мигом пришла в себя и огласила комнату громким криком:
— Баба Рая! Что надо?
— Ничего, — ответила старая проныра, обидчиво поджимая губы.
Просто удивительно, как губами она передает все оттенки своих чувств.
— Дьявол! — вспомнила я. — Нет сигарет! Баба Рая, Санька спит?
— Спал, голуба, пока ты не разбудила его своим визгом.
— Так пойди и купи мне сигарет, а себе песочного печенья.
Она обожала печенье и отправилась за ним даже в дождь.
— А Михаил? — воскликнула я, едва за ней закрылась дверь.
— Уйду от него, — решительно ответила Жанна. Да, она собралась меня убить!
— А о нем ты подумала? — выдвинула я глупейший аргумент.
Она горестно усмехнулась.
— А что о нем думать? Видела сегодня: он окружен девицами. Просто в цветнике работает.
— И красивые девицы? — встрепенулась я.
— Похожи друг на друга, как участницы конкурса красоты, — презрительно отвесила губку Жанна. — Да мне что за дело? Все равно я не могу больше жить во лжи. Уйду. Уже ушла.
Я рысью пробежалась по комнате и в живописной позе, подперев руками бока и выставив вперед ногу, остановилась перед ней.
— Та-ак, — протянула я, — оч-чень хорошо. Уйдешь!
— Уйду!
— И куда ты уйдешь? На шею своей бедной матери? Пополнишь ряды своих братьев и сестер еще одной нищей крошкой? И подашь хороший пример младшим?
Завтра они все, как одна, принесут в подоле!
Жанна вспыхнула, но плакать не стала. Она молча смотрела на меня и страдала. Я решила продолжить натиск до победного конца.
— Поверь моему опыту! — закричала я. — Ведь для чего-то же я жила? Всю дальнейшую жизнь ты будешь жалеть о том, что ушла! Будешь кусать локти! Будешь проклинать меня!
— А тебя-то за что? — удивилась она.
— За то, что я тебя вовремя не остановила.
— Ребенка я в обиду не дам, — на всякий случай напомнила она.
Я махнула рукой и со вздохом сказала:
— Да бог с ним, с твоим ребенком, если дело только в нем. Хочешь — рожай, но уходить-то от мужа зачем? Разве ребенку от этого станет лучше?
— А разве будет лучше, если Миша узнает, что это не его ребенок? — крикнула Жанна и разрыдалась.
Я явила ей новую истину.
— Да миллионы мужчин воспитывают чужих детей и понятия не имеют об этом! — воскликнула я, наслаждаясь своей речью. — Я даже не уверена, мой ли отец тот человек, который дал мне свою фамилию и воспитывал меня до тех пор, пока не умер. Что-то я на него совсем не похожа. А Маруся! Да ее же отец был пигмеем, настоящим пигмеем, но от кого-то же она взяла свой гренадерский рост.
Мать ее, умная женщина, до сих пор обходит молчанием эту тему. Так почему же тебе неймется обо всем рассказать своему Михаилу?
— Потому, что когда-нибудь он узнает об этом сам. Мама всегда говорила: сколько веревочке ни виться, а кончик все равно найдется.
Как это меня вдохновило! Уж здесь-то мне было, что возразить.
— Глупости! — крикнула я и рассмеялась для убедительности. — Глупостям учила тебя мама! Знала бы ты, сколько лет вьются некоторые мои .веревочки. И это не предел. Есть на свете и такие веревочки, которые и своих хозяек переживут, и их мужей, а кончиков так никто и не увидит. Надо только подойти к делу с умом, а уж ум-то проявить есть ради чего. Ради блага будущего ребенка.
Пусть у него будет отец Миша, раз так богу угодно. И уж если быть до конца откровенной, то лучше богатый отец, чем никакого.
Жанна наконец засомневалась.
— Думаешь? — спросила она.
— Ха! «Думаю». Уверена! Здесь нет альтернативы. Если ты действительно любишь своего маленького с его ручками, ножками, сердечком и попкой, — я любовно похлопала Жанну по животу, — то должна уже сейчас позаботиться о его будущем. Согласись, что для этого лучшего мужа, чем Михаил, трудно найти. К тому же ты его любишь. И он тебя. Зачем же делать плохо всем?
